Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн Страница 50

Через полтора часа машина Раттлера въезжает в Нортонхилл. Дорога здесь настолько разбита, что генерал решает запарковать авто и идти дальше пешком. Он останавливается у заваленного мусором тротуара, трясет Брендона за плечо:

— Приехали. Брендон, проснись.

Парень с трудом выныривает из сна, растерянно озирается, трет глаза.

«Мы где, сэр Уильям?»

— Нортонхилл. Вылезай, тут недалеко.

Брендон кивает, поправляет перчатки и шарф, выходит из авто. Раттлер забирает с заднего сиденья его тетрадь и сверток с вещами для Элизабет и идет с Брендоном вдоль длинной каменной стены к виднеющимся вдалеке воротам. Сразу за воротами их окружает компания бандитского вида молодчиков.

— Господа, не хотите ли поделиться мелочишкой с честными рабочими? — спрашивает один из них, поигрывая ножом-бабочкой.

Раттлер молча достает из кармана документы, разворачивает и показывает, не отдавая в руки. Вся компания тут же вытягивается по стойке «смирно».

— Виноват, господин верховный главнокомандующий! — чеканит верзила с «бабочкой». — Приказ есть приказ.

— Стивенс здесь? — холодно интересуется генерал.

— Сегодня не приезжал, сэр. Простите за вопрос, но кто с вами, сэр?

— Брендон Фланнаган, перерожденный. Бумага от Его Императорского Величества с разрешением на свидание — у полковника Стивенса.

— Я вас провожу, господин Раттлер. Еще раз прошу прощения за суровый прием.

Генерал одобрительно кивает, и они с Брендоном идут за парнем в глубь фабричной территории. Брендон озирается по сторонам, пытаясь почувствовать, угадать, где держат Элизабет. Он сильно взволнован, и пар в горле начинает тихо свистеть. Раттлер косится на него, хмурится. Брендон старается отвлечься, расслабиться, считает про себя шаги. Хрустит под ногами битое стекло, скрипит под тяжестью крупной птицы висящая на одной петле рама. Брендон вспоминает свою работу с перерожденными, уроки амслена, Абби.

«Все в прошлом. Больше этому не повториться никогда», — думает он, стиснув зубы.

Следы маленьких ног на снегу. Хочется встать на колени и накрыть след ладонью. Взгляд Брендона мечется по окнам унылого кирпичного здания, ищет — и не находит.

— Господа, прошу сюда. Только осторожно — у двери собаки привязаны, — зовет с крыльца охранник.

Лестницы. Скрипучие доски пола. Стены с облупленной штукатуркой. Гуляющий по коридорам сквозняк. Тусклый свет засиженных мухами лампочек под потолком. Обшарпанные двери. «Где же ты, родная?» — с тоской думает Брендон.

Пока охранник отпирает дверь, Брендон с трудом держит себя в руках. «Скорее. Пожалуйста, скорее. Сэр Уильям, поторопите же его…»

— Благодарю. Я прошу оставить нас с мисс наедине, — сдержанно просит Раттлер.

Охранник с пониманием кивает.

— Вам хватит двух часов, господин главнокомандующий?

— Мы дождемся здесь полковника Стивенса. Можете запереть нас, ничего страшного. Мистер Фланнаган, проходите, не стойте.

В маленькой комнате тепло, пляшет на стене солнечный заяц, отраженный стеклянным шаром на столе. Брендон подходит к койке у стены, садится на корточки, обнимает спрятавшуюся под шерстяным одеялом фигурку. Край одеяла приподнимается, Элизабет робко выглядывает. Вскрикивает, обхватывает Брендона за шею, целует.

— Ты… ты…

Плачет. Тонкие пальцы скользят по лицу Брендона, разбитые губы целуют уголки серых глаз. Раттлер снимает пальто, подходит, смотрит на Элизабет с ужасом. Молчит.

— Брендон, родной… Как ты, хороший мой?

Она садится на койке, расстегивает на перерожденном пальто, разматывает шарф. И только тут замечает генерала.

— Здравствуйте, сэр Уильям! Извините, что я разревелась… Просто соскучилась.

Раттлер сглатывает ком в горле, присаживается у стола на тяжелый стул.

— Ничего, девочка. Видишь, мы здесь. Расскажи, что у тебя тут творится.

Элизабет обнимает Брендона, прячет лицо на его плече.

— Я так посижу немножко, можно?.. Говорить не хочется.

«Родная, как ребенок?» — беспокоится Брендон.

— Шевелится потихоньку. Мне кажется, она боится.

Бегут минуты, Брендон тихонько поглаживает девушку по щеке, баюкает. Раттлер заинтересованно пододвигает к себе стопку книг, лежащих на краю стола. В основном — труды по анатомии в рисунках и схемах.

— Элизабет, что это за книги?

— Анатомия, — нехотя отзывается она. — Сэр Уильям, я не могу это учить. Мне гадко. А Стивенс говорит, что если не выучу за две недели…

Девушка вздыхает и умолкает. Брендон осторожно отстраняется, садится перед ней на корточки.

«Элси. Расскажи, что здесь происходит. Пожалуйста», — просит он.

— Меня посмотрел доктор. Сказал, что все хорошо, но я попросила, чтобы он сказал, что все плохо. Стивенсу на слова доктора наплевать, — монотонно повествует Элизабет, не выпуская руки Брендона. — Ну… мы с ним деремся, видишь вот. А позавчера меня познакомили с сенатором Баллантайном. Брендон, можно я дальше не буду рассказывать, пожалуйста?

Он мрачно кивает, привлекает ее к себе. Элизабет шепчет:

— Я его боюсь. Он… чудовищный.

Брендон смотрит на генерала прямо и зло. «Вы слышите? — говорит его взгляд. — Чем вы, второй человек в империи, можете повлиять на ситуацию?» Раттлер молчит, думает.

— Родной, расскажи, как ты. У тебя очень усталый вид, — просит Элизабет.

«Элси, я работаю над транслятором. День и ночь, надеясь… глупо, конечно, но я верю, что, если сделаю заказ в срок, император будет снисходителен к тебе. Во мне живет надежда, что наш самодержец откажется от планов на тебя. Поймет, что нельзя…»

— Брендон. Не обманывай себя и ее, — негромко говорит Раттлер. — Император — это государство. Это система. С ней не торгуются, она глуха к мольбам маленьких шестеренок.

— Но вы же… — начинает Элизабет и тут же умолкает.

— Я делаю все, что могу, девочка. Но я не всесилен, — покаянно разводит руками сэр Уильям.

Девушка понимающе вздыхает, подтягивает шерстяной носок.

— Брендон… Мы играем в игру, в которой нам не выиграть, да?

Перерожденный грустно кивает.

— Есть только один способ это остановить. Игра прервется, если один из игроков выйдет из нее. Верно?

«Да», — отвечает он, помедлив.

— Любимый, дописывай свою программу спокойно. От меня покорности они не дождутся.

— Что за мысли, Элизабет?! Подумай о ребенке!

Элизабет Баллантайн улыбается разбитыми губами.

— Мы с малышкой все равно умрем. Если не от темного знания, так нас убьют по приказу императора. А я ада боюсь, сэр Уильям. Больше, чем виселицы.

«Нет никакого ада! — отчаянно жестикулирует Брендон. — Был бы — я бы знал!»

— Ад — это не место. Это последствие поступка, который я не хочу совершать. Простите. Я свой выбор сделала.

— Стивенс, я требую ответа. Кто дал вам право поднимать на девочку руку?

Раттлер в ярости. Эхо его зычного баса мечется в коридорах, заставляя всех присутствующих в здании озираться и тревожно прислушиваться.

— Какого дьявола вы позволяете себе распускать руки, позорите честь мундира? Это поступки мужчины?

Полковник расправляет плечи и невозмутимо отвечает:

— Я выполняю приказ. В приказе значилось: «заставить любой ценой».

— Если этой ценой окажется жизнь Элизабет или ее ребенка, я расстреляю вас собственноручно! Или вы настолько тупы, что не понимаете, что от ее состояния зависит конечный итог вашей работы? Угрозы, побои — какими методами еще вы готовы воспользоваться?

— Господин главнокомандующий, вы то бледнеете, то краснеете. Нервы вредят вашему здоровью, мой генерал. Позвольте предложить вам коньяку?

Стивенс подходит к окну, берет с подоконника бутылку дорогого коньяка и два бокала. Раттлер стоит, опершись ладонями на стол, старается выровнять дыхание.

— Сердце пошаливает? — участливо интересуется полковник. — Сэр, в вашем возрасте надо беречь себя от потрясений. На вас и так слишком много обрушилось за последнее время. Угощайтесь, сэр Уильям. Прекрасный коньяк, мне привезли из…

Он умолкает, щелкает пальцами, припоминая.

— А, не важно. Это действительно хороший коньяк. Хотите видеть мои методы работы? Très bien. Я предлагаю вам через неделю подъехать и поприсутствовать при обучении вашей подопечной. Девица отвратительно воспитана, глупа и постоянно закатывает истерики. Пришлось разок ударить ее, чтобы привести в чувство. Не рассчитал силы, виноват. Но такого больше не повторится, — примирительно добавляет он.

Раттлер брезгливо морщится.

— Идите к дьяволу со своим коньяком.

— Как изволите, сэр.

Взгляд генерала останавливается на листе бумаги, лежащем на столе Стивенса. Он берет его в руки, еще раз пробегает взглядом по строчкам.