Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле Страница 50

– Ты – чудовище, а вовсе не Внук Бога!

– Я в большей степени Бог, чем, например, Хелоу. А еще я – армия. Никому, правда, теперь не нужная.

– Я не могу быть твоей женой, – Наан била мелкая дрожь, и чувство, которое она испытывала, было сродни брезгливости. – Я не возлягу с тобою на брачное ложе. Я не могу принадлежать сразу тысячам самцов!

– Множество тел, но одна личность. И сейчас рядом с тобою – одно тело и одна личность. Это ли не норма?

– Но ведь у тебя тысячи жен. Выходит, ты спишь с тысячью самками одновременно?! Это ты называешь «нормой»?!! – Наан потерла виски и произнесла на тон ниже:

– Оставь меня, возлюбленный жених мой, Внук Бога, умеющий быть везде… Если ты не лгал, то ты ценишь во мне то, что я говорю с тобой искренне и без страха… Прошу тебя, уйди! – Она вновь сорвалась на крик. – Меня тошнит от одной мысли о близости с тобой. Мне кажется, я становлюсь грязной только от того, что ты рядом…

Она замолчала, уже не в первый раз испугавшись, что перешагнула черту дозволенного. Но вновь Лабастьер оказался выше ее ожиданий.

– Не спеши судить меня, – сказал он с явственно различимой горечью в голосе и поднялся. – Побудь в одиночестве и хорошенько подумай обо всем, что я поведал тебе… И если пожелаешь, я продолжу свой рассказ. Возможно, ты так возбуждена от выпитой дозы «напитка бескрылых». Поспи и успокойся. Пока же я займусь делами; я и так отвлекся от них слишком надолго.

И он вышел из спальни своей насмерть перепуганной невесты.

5

Сорванный ветром падает плод,

Падает наземь он.

Плод умирает, и плод гниет,

Чтобы, спустя сезон,

Семя взрастало… Бутон цветет…

Плод будет вновь рожден.

Мысль о побеге пришла в голову Наан сразу после того, как Лабастьер Первый покинул ее обитель. Идея эта была всепоглощающей. Она как будто бы сожгла все иные думы и стремления и прочно заняла их место… Наан чувствовала, что просто физически не может больше оставаться тут. Она как будто бы даже привязалась к императору. Но ведь она не знала… Она не может отдать себя этому многоликому существу, лишь внешне напоминающему бабочку!

А до обряда их бракосочетания осталось меньше месяца.

Чисто технически побег был не таким уж сложным делом. Ее жилище имело не только внутренние коммуникации, но и внешний, выводящий на крышу, выход. Она могла летать куда захочет и удаляться от цитадели императора на любое расстояние…

Препятствием служила лишь добросердечная Дипт-Реиль, везде и всюду следовавшая за ней. Но Наан, оценив свои способности к лицемерию, пришла к выводу, что легко сможет перехитрить ее.

Однако простой идея побега казалась только на самый поверхностный взгляд. Потому что существовал не только вопрос «КАК?», но и вопрос «КУДА?»

До того, как император забрал Наан к себе, она ни разу не вылетала с территории Храма Невест без присмотра евнухов-репетиторов, и за его пределами у нее не было ни единого друга или даже просто знакомого.

Возможность скрыться в лесу Наан отвергла сразу: судя по тому, что рассказал Лабастьер, дикарских поселений ураний на свете больше не существует, а в одиночку ей не справиться с опасностями, подстерегающими там. Она жаждала свободы и в то же время панически боялась её.

Бежавшую от императора невесту могли бы приютить его враги… Но если правдой было всё то, что о современном мире рассказывали воспитанницам предметные репетиторы и мать-настоятельница, выходило, что поголовно все граждане Объединенной Империи действительно чтят своего правителя и преклоняются перед ним, как перед божеством – и махаоны, и маака, и горстка так и оставшихся малочисленными ураний.

Возможно, это и не так. Любая религия порождает еретиков, любое правительство бабочек во все века имело скрытую или легальную оппозицию, Наан помнила это из уроков истории. Но она все равно не знает, где их искать. Когда-то в обществе махаон эту социальную функцию выполняли бессрочники, но теперь нет и их.

С обескураживающей ясностью она осознала, как беззащитна и одинока она в этом мире. Родственники? Возможно, они и помогли бы ей скрыться… Хотя лояльность к законному правительству – традиция в обществе махаон, пожалуй, даже более сильная, чем святость семейных уз. Да к тому же она просто-напросто не знает своих родственников!

Говорить о семье в Храме было не принято, но нет-нет, да проскальзывали в болтовне Невест какие-нибудь намеки о родне. Наан же всегда казалось, что тайну ее происхождения хранят как-то особенно ревностно. И как раз это было одной из причин никогда не затевать разговоров на данную тему.

Но однажды мать-настоятельница допустила оплошность. Она заглянула на занятия по макияжу и, оглядев возбужденных напомаженных и разукрашенных воспитанниц, пришла в умиление. Настолько сильное, что позволила себе вольность. Указав на Наан, она бросила одному из репетиторов-кастратов: «Кто бы мог подумать, а? Похоже, поговорка «ядовитое семя не приносит съедобных плодов», вовсе не всегда бывает верной…»

Говорила она тихо, так, чтобы ее услышал только репетитор, но именно в тот момент случилось так, что «невесты» на миг перестали щебетать, и в тишине слова Дипт-Шаим прозвучали отчетливо и ясно. И почему-то они заставили Наан смутиться, а сердце ее тревожно и сладко забилось в груди…

Конечно, Дипт-Шаим могла выразиться и чисто фигурально, не имея в виду ничего конкретного… Но что-то подсказывало Наан, что это не так, что настоятельница знакома с ее родословной. В первый и в последний раз услышала она тогда хотя бы косвенное упоминание о своих родителях, и эпизод этот ярко запомнился ей. Сотни раз прокручивала она душными ночами эту сцену в памяти, пытаясь вникнуть в ее тайный смысл, но единственное, к чему пришла в итоге, это к мысли, что ее родители имеют дурную репутацию.

Хотя… Что-то о её семье Дипт-Шаим говорила и Лабастьеру Первому, в день, когда император выбрал ее… Но Наан в тот момент была так взволнована, что теперь из намеков матери-настоятельницы не могла припомнить ни слова.

Ей пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы обуздать желание податься в бега немедленно. Утром следующего дня, после почти бессонной ночи, она придумала, как выведать что-либо о своих родственниках и сообщила Дипт-Реиль, что хочет посетить Храм Невест. Та была удивлена и даже недовольна:

– Поверь, ты найдешь там только зависть своих бывших подруг, и это омрачит твои воспоминания о прошлом, – сказала та, сервируя завтрак. (Невесты питались редко и более чем скромно, чтобы сохранить фигуры тонкими и стройными, здесь же Наан баловали лакомствами почти каждый день.) – К тому же, скоро ты в любом случае побываешь там, ведь обряд бракосочетания будет проходить именно в Храме.

Инстинктивно Наан чувствовала, что лучший способ лгать, не вызывая подозрений – говорить почти правду. Правду, но не всю. Чуть-чуть не договаривать. И она продолжала настаивать:

– Дело вовсе не в подругах. Честно сказать, у меня их никогда и не было. Но мне очень хочется повидать мать-настоятельницу еще до этого знаменательного дня; она всегда была добра ко мне, и пока что у меня нет никого ближе нее…

Дипт-Реиль понимающе покивала головой, и выражение ее лица смягчилось:

– Я понимаю тебя, милая. Когда-то и я почитала и любила свою настоятельницу, как самое близкое мне существо. Но эту проблему значительно легче решить по-другому. Я передам твое желание Лабастьеру, и твою старшую подругу доставят сюда.

– Но мне хотелось бы увидеть ее сегодня. (Наан было трудно представить, как она выдержит тут еще хотя бы несколько дней. А знания о семье приближали побег.)

– Сегодня? – Дипт-Реиль остановилась и испытующе посмотрела на нее. – Что ж, возможно, так и случится. Но не будь, однако, капризной…

Позавтракав с Наан и поболтав о маловажных предметах, Дипт-Реиль покинула ее. Но примерно через час она вновь появилась в опочивальне и выглядела теперь слегка раздосадованной:

– Что-то не припомню я, чтобы император был раньше так внимателен к чьим-нибудь прихотям, – бросила она.

Наан насторожилась:

– Что тебя рассердило, любезная Дипт-Реиль?

– Ради меня и моих капризов Лабастьер Первый никогда не оставил бы дела. Да я никогда и не позволяла себе подобного… Только что он лично отправился за твоей настоятельницей в Храм.

Наан тронула руку Дипт-Реиль:

– Не сердись, – она действительно испытывала некоторое смущение. – Я ведь не просила его об этом… И зачем ему было лететь самому?

– Вот и я сказала ему то же самое. Но он ответил, что доставить мать-настоятельницу на антиграве будет значительно быстрее, чем заставлять ее лететь сюда самостоятельно.

– Но ведь это так.

– Так-то оно так. Но антигравы есть не только у императора. И все-таки он пожелал сделать это сам.