Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете… Страница 51

— Послушайте, Пабло, — сказал Тропинин, — у меня возникла необходимость поговорить с Великим математиком. Могу я рассчитывать на аудиенцию?

— Безусловно. Шеф сам хотел встретиться с вами, расспросить, как он сказал, о ваших впечатлениях от поездки в Верону. Догадываюсь, на уме у него кое-что другое. Без четверти три я за вами заеду. А на четыре назначен прием в вашу честь.

— Прием? — удивился Тропинин. — В такой… гм… скажем, непростой обстановке?

Мендесона пожал плечами.

— Это нам с вами она представляется непростой. У властей предержащих другая мерка. Вид сверху вообще отличается безмятежностью.

Бородач уже вовсе отделил себя от верхов. Скоро он запишется в революционеры!

Вернувшись в резиденцию, Тропинин занялся разборкой своих записей. Подробный отчет он напишет в космосе. Когда, кстати, в обратный путь? Земля не лимитировала его пребывания на Гермесе: столько, сколько надо, чтобы понять характер местной цивилизации. В принципе следовало бы побыть здесь еще пару недель, посмотреть, как развернутся события. Но нельзя упускать выгодное для полета расположение космических миров. А кроме того, не может же он ждать, чем кончится борьба клановых патриотов с универами и просто вольнодумцами, которым претит тотальный профессионализм. Подобные социальные катаклизмы тянутся иной раз десятилетия.

В дверь постучали, на пороге появился Уланфу. Тропинин проникся симпатией к своему сопровождающему и сердечно его приветствовал.

— Как ваш глаз, мой друг?

— Заживает, синьор легат, все это пустяки по сравнению с тем, что у нас творится.

— А что именно?

— Вы, наверное, видели по дороге следы вчерашнего побоища. Посмотрев по телекому передачу из Вероны, столичные фанатики восприняли митинг у дома Чейза как сигнал к выступлению. По тому, как быстро, буквально в считанные часы, они собрали своих сторонников, стало ясно, что готовились давно. Мне довелось стать свидетелем сборища у того самого заведения химов, где мы с вами пережили неприятные минуты. Помните того важного типа — вы еще назвали его почему-то свадебным генералом? Так вот, он верховодил. Причем на этот раз разглагольствовал уже не о приниженном положении своего клана, а о необходимости сплочения всех истинных защитников кланизма. Пусть к нам приходят и роботы, заявил «генерал», мы и их примем в свои ряды.

— Вот как?

— Он даже демонстративно обнял бармена и велел ему приступить к формированию роботолегиона. Потом они пошли громить дома универов — не знаю уж, как их вынюхивали. Видимо, заранее были известны адреса.

— Проскрипционные списки.

— Что это такое?

— Как раз то, о чем вы говорите, Уланфу. В Древнем Риме по таким спискам расправлялись с неугодными.

— Я, вы знаете, не силен в истории. Полиция не вмешивалась, а кое-где даже помогала погромщикам.

— Чем же закончилась эта Варфоломеевская ночь?

— Варфоломеевская? Ладно, не буду досаждать вам своей любознательностью, синьор легат. Все равно истом я не стану. Госпитали переполнены избитыми людьми, есть раненые и, говорят, даже убитые.

— А как вы сами относитесь ко всему этому, Уланфу? Вы ведь по убеждениям, насколько я в состоянии был понять, тоже сторонник профессионального кланизма.

— Да, я кланист, но не идиот.

— Не обижайтесь. Во всяком случае, у вас не возникло желания поехать со мной на Землю?

— О, нет, легат. Конечно, я был бы рад когда-нибудь совершить экскурсию на нашу прародину, но не теперь.

Нормальная реакция порядочного человека. Тропинин одобрительно похлопал гермесита по плечу.

Через несколько часов он входил в знакомый кабинет Великого математика. У Эйлера, как и в прошлый раз, был вид уверенного в себе верховного правителя, он весело шутил, словно ничего не случилось и все идет как надо. Умело притворяется или действительно не чует опасности?

Тропинин сразу взял быка за рога. Повторив свою сакраментальную фразу о невмешательстве во внутренние дела, он попросил Великого математика вмешаться, чтобы не допустить расправы над юной четой Монтекки. Конечно, он понимает, что дело это деликатное, поскольку брачные связи между людьми разных кланов идут вразрез с господствующими на Гермесе нравами и принципами общественного устройства. Однако, зная широту взглядов синьора Эйлера, осмеливается в сугубо личном плане просить его употребить свое влияние, чтобы Рома и Улу оставили в покое. Кроме того, преследования обрушились на их наставника, синьора Сторти. Нельзя ли сделать что-нибудь и для этого достойного человека?

Великий математик посерьезнел.

— Я ценю ваше гуманное заступничество, легат, и меньше всего склонен обращать внимание на то, что оно исходит от инопланетянина. Центральные власти, заверяю вас, постараются сделать все возможное, чтобы предотвратить насилие. Но прошу принять во внимание, что дело это вписывается в широкий политический контекст происходящих у нас событий.

— Я понимаю. Как вы оцениваете обстановку?

— Особых причин для беспокойства пока нет. Чейз и его братия — стопроцентные авантюристы, пытающиеся использовать межклановые противоречия, чтобы прорваться к власти. Этот выскочка — стыдно признать, что он принадлежит к матам, — не отдает себе отчета в том, что его дешевые лозунги могут подорвать устои профессионального кланизма, а не укрепить его. Думаю, однако, у большинства людей моего клана, да и других тоже, достанет рассудка не поддаться демагогии чейзаристов. Это здоровое большинство, поверьте мне, еще скажет свое веское слово.

— Не будет ли слишком поздно, синьор? Ваши противники действуют молниеносно. Пока лениво дремлющий здравый смысл проснется…

— Мы забьем в колокола, чтобы его пробудить. Скажу по секрету, что Мендесона готовит сейчас правительственное заявление, которое все поставит на свои места. У бородача превосходный стиль.

Не исключено, что он будет дописывать свое заявление в космолете, подумал Тропинин.

— Честно говоря, — продолжал Великий математик, — и вы могли бы нам помочь. Если б мы с вами заключили соглашение о сотрудничестве Земли с Гермесом, это существенно укрепило бы авторитет власти и воодушевило ее сторонников.

— К сожалению, вы знаете, я не уполномочен подписать такой документ. Мне поручили собрать необходимую информацию, на основе которой наши верховные органы вынесут свой вердикт. По уставу Великого кольца они обязаны еще проконсультироваться с союзными планетами. Словом, вся эта процедура даже при положительном решении займет немало времени.

— Я понимаю, — с сожалением сказал Эйлер. — Но, может быть, вы сочтете возможным сделать предварительное заявление, на худой конец — дать интервью газетчикам, намекнув на вероятность установления договорных земно-гермеситских отношений? И это сошло бы. Я не тороплю вас, подумайте.

Тебя втягивают в авантюру, будь осторожен, сказал себе Тропинин и ограничился кивком.

Эйлер взглянул на часы.

— А теперь я хочу пригласить вас на прием, где будут все сливки гермеситского общества.

— Благодарю. Это большая честь для меня. Но не позволите ли занять еще несколько минут вашего драгоценного времени? Надеюсь, это не будет слишком бестактно.

— Ерунда, подождут. Я вас слушаю, легат.

— Помните наш первый разговор? Вы тогда убедительно говорили о преимуществах профессионального кланизма.

— Помню. Я и сейчас стою на этом. К сожалению, случилось так, что ваш приезд совпал с некоторыми недоразумениями. Но это лишь мелкий эпизод в нашей истории. Через неделю все придет в норму.

— Охотно верю. Я не об этом. Вы понимаете, синьор Эйлер, что в течение всего времени моего пребывания на Гермесе я пристально всматривался в существующие здесь порядки.

— Естественно, таков смысл вашей миссии. И, кажется, мы вам не очень мешали.

— Не могу пожаловаться, отношение ко мне было самым корректным. Итак, мой вопрос состоит в следующем: считаете ли вы, что передовая техническая цивилизация может обойтись без тотального профессионализма?

— Убежден, что нет.

— Однако на Земле его не существует, и мы прекрасно себя чувствуем.

— Позвольте мне сказать так: нет ничего хуже человека, плохо делающего свое дело.

— Согласен. А с тем же основанием можно сказать: нет ничего хуже человека, мир которого ограничен его профессией.

— Признаю, легат, ваша точка зрения имеет свои резоны. К сожалению, совмещать глубокую специализацию с универсальностью практически невозможно. Приходится делать выбор — либо экономическая эффективность, либо развитие человека.

— Мне кажется, именно здесь коренится ошибка. Вполне возможно, что на первых порах предельная специализация дает кое-какие дивиденды. Но в исторической перспективе она неизбежно тормозит подъем творческой силы человека. Не обижайтесь, синьор Эйлер, но другие миры далеко опережают Гермес не только в культуре, которой у вас вовсе нет, а и в технике.