Михаил Попов - Плерома Страница 52

— Да вот уже сейчас, чуть осталось.

— А я так считаю — все это болтовня. Богов человек придумывал, потому что от стихий природы ссал, как щенок. Мы теперь сами все можем, сами чудеса вытворяем, вон Любочку воскресили. Если один человек смог воскресить, почему другой человек не сможет охмурить, а?

— Да.

— Ты, наверно, думаешь, что я вру про плащаницу, так ты у Валерика спроси, его-то ведь в настоящие надзиратели взяли, в эфебы, кучу лет оттрубил, побольше моего знает.

— Спрошу, спрошу.

— Ну, пошли?

— Пошли.

Проулок медленно изгибался. В саду справа играла музыка, из сада слева пахло шашлыком.

Вадим нервно крутил головой, как бы подыскивая путь к побегу.

Палисадники кончаются. Тропинка к мосту. На мосту фигура. Вадим на мгновение замер, потом прошептал:

— Мама!

В это же самое время Петр Сурин и Валерик пробирались огородами к бане Бажина. Причина такого странного поведения конвоира была явно непонятна преступнику. Всего полчаса назад они спокойно снижались над участком, который занимало помывочное предприятие хронического самоубийцы. Оставалось только найти подходящее место для приземления, и можно вваливаться со стандартными извинениями. Но внук знаменитого филолога вдруг присвистнул, пробормотал «не фига себе» и резко повел геликоптер в сторону. Такое было впечатление, что он очень боится, что его увидят. Вместо грамотного, солидного приземления хряпнулись на капустные грядки где-то в сотне шагов от бани. Пришлось выдержать неприятный разговор с прибежавшим, распричитавшимся хозяином огорода. Он гордился своим урожаем не меньше какого-нибудь Диоклетиана. Не помогли ни документы, предъявленные Суриным, ни заверения, что властями гарантируется полная компенсация на молекулярном уровне. Качан за качан. Крик крепчал. Сурин явно нервничал, поглядывал в сторону бани, прячущейся за сиреневыми кустами и тремя шеренгами штакеткника. Был только один способ успокоить капустника — немедленно убраться с участка. Отлетели еще метров на двести, низенько, низенько, чтобы не быть случайно увиденными со стороны бани. Валерик уже понял, что сопровождающий заметил там какую-то большую для себя, а может быть, и для всей планеты опасность. Ему было смешно, но он старался сдерживаться. Баня, черт знает что! С каких это пор бани стали врагами режима!

Сурин велел ему держаться сзади, не высовываться и помалкивать. И стал подкрадываться к заведению Бажина. Подошли не с фронта, а со стороны заднего двора, попетляв между грядками и парниками. В том месте, где два куста жасмина дружили через забор. Стоило перелезть и затаиться, как, страстно шурша листвою, приползла знакомиться здоровенная овчарка. Облизала физиономии, села между гостями и стала вертеть головой, как бы спрашивая — ну, что будем делать? Сурин медленно погладил ее по голове, она сладко зевнула и улеглась почивать на время операции.

Поползли вдоль забора, хоронясь за всякой мелкой растительностью. Наконец добрались до места, рассмотренного с высоты птичьего полета.

— Вот она! — страстно прошептал Сурин.

Перед ними была довольно глубокая яма, накрытая провисшим полотнищем из непонятного материала. Полиэтилен — не полиэтилен. Сквозь него что-то смутно просматривалось. Сурин отогнул край и заглянул под.

— Так и знал! — тихо взвизгнул он и стал быстро нашептывать в лацкан куртки срочный вызов подкрепления: — Она! Она! Она!

Валерик тоже заглянул под полиэтилен. И увидел четыре серебристых цилиндра толщиной с ведро, соединены общим обручем. Из середины этой кучки торчит короткий штырь.

— Что это? — спросил Валерик.

Сурин, блаженно улыбаясь, пробормотал:

— Кто бы мог подумать, выехать по такому плевому делу, а напасть на «точку».

— Какую «точку»?

— Ну ваш Бажин и га-ад!

— Да объясните, наконец, что происходит?

— Слава Богу, ничего еще не происходит. Когда начнет происходить, будет поздно.

— Ничего не понимаю.

— Да, я и сам понимаю немного, но я ее нашел, я нашел ее! Через двадцать, — он посмотрел на хронометр, (обычная электронная дешевка), — минут здесь будет бригада, и все. Мы это дело прихлопнем!

— Послушайте, если вы мне… то я сейчас пойду к Бажину… он мой друг!

— Ни за что! — дернулся Сурин. — Дело планетарной важности! Хорошо, расскажу.

Из сбивчивого рассказа конвоира Валерик понял, что перед ними незаконный прибор, построенный представителями запретной науки. Это люди, которым не нравится закон о закрытии всех и всяческих экспериментов с глубинами вещества, и они тайком от Совета придумали гигантский опыт, для которого разбросали по всей планете такие вот оснащенные точки. В определенный момент они все сработают, и что тогда будет, не знает никто.

Ах, Бажин, Бажин, Валерик лег лицом на прохладную травку. Да, это масштабно, шикарное самоубийство, суперсамоубийство! Если лопнет планета, то уж нет никакой опасности воскреснуть!

— Они очень хитрые. Для виду у них обычная оппозиция в совете, дискуссии, а на практике тайные заводы и агенты по всему миру. Ваш Бажин — это не просто Бажин, это…

— Да-а, — протянул старик.

— Нас предупреждали о прекрасной маскировке, а тут одна простыня сверху. Что это значит?

— Что?

— Это значит, что уже скоро! Прибор уже на изготовке.

Валерик приподнял голову. От того места, где они лежали, было отлично видно заднее крыльцо главного здания банного предприятия. И в тот момент, когда Валерик смотрел на это крыльцо, на него, из глубины деревянного здания выбежала девушка. В сарафане, с распущенными волосами. Она уперлась лбом в колонну, поддерживающую крылечный навес, и разрыдалась.

— Люба, — прошептал Валерик и хихикнул.

Алевтина Сергеевна стояла посреди мостика и смотрела в их сторону. Стояла неподвижно, и в этом стоянии заключалось несомненное значение. Десантник даже спросил:

— Чего это она!

Вадим тоже на секунду опешил. Сказалась вся сложность его отношений с молодой матерью, смутно-эдиповы шевеления в душе, что донимали его временами. Особенно мучительные оттого, что он не знал, что это такое. Он страшился и избегал объятий и ласк этой свежей женщины с хорошо выраженной фигурой и даже не смел пуститься в рассуждения с самим собой на тему — почему он так себя ведет? Молодая мать горевала и недоумевала по этому поводу. Глубже забираться в путаницу ее чувств к внезапно обретенному после воскресения взрослому сыну, нет уже времени.

Увидев молодых людей, Алевтина Сергеевна кинулась им навстречу. И Вадим сообразил, что происходит. Молодец батя, хорошо придумал! Даже десантнику трудно будет спорить с матерью. И когда красавица с испуганными глазами бросилась ему на грудь с криком «не пущу!», он впервые за время их отношений в Новом Свете, почувствовал себя не носителем проблемы пола, а всего лишь спасаемым и обласкиваемым сыном.

Десантник молчал с обалдевшим видом, Вадим смущенно улыбался ему, запутавшись в сильных маминых руках.

— Ничего не понимаю, — сказал Жора.

— Я тоже, — радостно соврал Вадим.

Алевтина Сергеевна размазывала слезы по щекам. А потом начала быстро говорить.

Она рассказала не только известное — что убийство Вадимом Любы произошло как раз на этом месте, как именно это происходило, и кое-что сверх этого.

— Ты догнал ее и схватил сзади в темноте за шею, видимо, просто ничего не было видно. И вы ушли по инерции с моста вниз. Перила были дряхлые. Она ударилась лбом в край бревна, что лежало перед родником, твои руки были все еще у нее здесь, на шее, и она под твоим весом сломала основание черепа.

Вадим и Жора молча кивали.

— Она успела крикнуть еще до того, как ты догнал ее, «что вам надо!» и когда вы лежали там внизу, как раз подбежал ее отец, Матвей Иванович…

Алевтина Сергеевна начала задыхаться.

— У него в руках была железная палка, арматура, он говорит, что тогда первый раз взял ее на встречу с дочерью, с Любой. Он часто ходил ее встречать. Когда… когда он увидел, у него был фонарик, когда он увидел, как у нее вывернута голова, и увидел, что она совершенно не шевелится, он сразу понял, что она мертвая. Ты лежал сверху, повернул лицо на свет, и он говорит, что ему по казалось, что ты улыбаешься, и тогда он ударил железной палкой, арматурой тебя по лицу. Попал в височную кость.

Алевтина Сергеевна остановилась, перебарывая задыхание. Умерла она в свое время от грудной жабы, и даже теперь, в ситуациях сильного волнения, болезнь давала о себе знать.

Вадим и Жора переглянулись.

— Я не пущу тебя к нему!

Парни переглянулись снова. Вадим выглядел более потрясенным, чем его спутник. И был таким на самом деле. Да, папа помог, но это тот случай, когда действительно из пушки по воробьям.

— Я тебя туда не пущу Вадик, ни за что!

— Да, я и сам туда теперь н-не хочу.

Десантник не знал, что сказать, поэтому сказал глупость.

— Как ты, ну сейчас себя чувствуешь? — и показал на висок Вадима.