Андрей Ерпылев - Второй шанс Страница 6

Вряд ли нашлось бы что-нибудь такое, что вывело бы его из того состояния полупомешательства, в которое он был повергнут с того момента, когда вместо родного города открылась зияющая пустота. Даже небывалая удача ничуть не развеяла нависшего над ним мóрока.

Да, удача, хотя в том положении, в котором оказался Константин, это можно было назвать насмешкой судьбы.

Пересекая вброд одну из безымянных речушек, не обозначенную на карте (а может быть, и вообще не существовавшую в недосягаемом теперь мире), путник не удержался на скользкой глыбе посреди потока и с придушенным воплем полетел в воду. Стремительный поток подхватил его и, немилосердно колотя о камни, потащил на глубину. Ослабшие руки только бесполезно пытались уцепиться за что-нибудь. Глубина была слишком мала, чтобы плыть, но течение никак не позволяло не только встать на ноги, но и затормозить движение. Еще хуже стало, когда его вынесло на стремнину и болезненные голыши под локтями и коленями исчезли. Набрякшая водой одежда, рюкзак и оружие тянули вниз, и после десятка минут бесполезной возни нахлебавшийся сверх всякой меры ледяной воды Лазарев почувствовал, что тонет. Еще мгновение назад немилая жизнь показалась такой прекрасной, что он заработал руками и ногами с интенсивностью гребного винта и, кажется, к собственному стыду, даже орал что-то нечленораздельное.

То ли отчаянные усилия удержаться на плаву помогли, то ли прихотливое течение отвернуло в сторону, но вскоре Костя зацепил ногой дно и последним усилием с рычанием бросил тело вперед…

Он лежал по пояс в воде посреди реки на длинной галечной отмели и хохотал, булькая и захлебываясь. Он выжил! Он снова выжил, несмотря ни на что!

Словно желая подбодрить его, тучи, постоянно заволакивающие небо все время его похода «туда и обратно», на миг разошлись, пропустив яркий луч осеннего солнца и в каких-то пятидесяти сантиметрах перед Костиным лицом что-то тускло блеснуло.

«Жестянка, что ли? – против своей воли заинтересовался спасенный. – Или пуговица от солдатского бушлата… Хотя откуда…»

Луч погас, но он уже точно приметил место, где только что сиял непонятный блик.

Недолгие поиски, и на ладони лежит странно тяжелый, тускло-желтый, даже какой-то зеленоватый камушек, неровный и изъязвленный, абсолютно неправильный, но почему-то притягивающий взгляд.

«Неужели…»

Самородок больше всего напоминал сердечко, каким его изображают в своих тетрадях девчонки. Асимметричное, но, несомненно, сердечко… Тяжеленькое такое, граммов пятьдесят-шестьдесят…

Золото. Предел мечтаний большинства двуногих тварей, населяющих Землю. Мерило всего на свете – благосостояния, счастья, здоровья, любви, самой жизни, наконец…

Константина пронзила вспышка злобы.

«Зачем оно мне теперь? Унести с собой в могилу? Любоваться, повесив на веревочку, долгими вечерами до самой старости?..»

Инженер широко размахнулся, чтобы запулить дорогую находку подальше, но на полпути остановил руку и тщательно спрятал золотое сердечко во внутренний карман. Туда, где под клапаном, застегнутым для верности, помимо пуговицы, на здоровенную английскую булавку, хранились в плотном целлофановом пакете документы: паспорт, водительские права и охотничий билет.

Видимо, неосознанное действие было верным, поскольку солнышко еще раз улыбнулось ему через прореху в тучах.

Именно в этот момент путник понял, что не погибнет, не затеряется в этом мире, таком знакомом и одновременно таком чужом, а найдет дорогу назад. Найдет, если даже придется пересечь всю бескрайнюю тайгу и океан в придачу…

За время Костиного отсутствия в его «стойбище» мало что изменилось. Разве что бревна балка оказались изодранными чьими-то мощными когтями, да бурундуки явно прилагали титанические усилия, но хранилище оказалось им не по зубам.

Единственное решение головоломки, о которой путник не забывал ни днем, ни ночью, пришло само собой незадолго до предпоследней ночевки.

Чтобы добраться до полянки, более-менее удобной для ночлега, ему пришлось пробираться по обширной низине по колено в воде. Кругом стоял подтопленный лес, вернее, мертвые стволы деревьев с кое-где сохранившимися ветками. Многие уже повалились под собственным весом, некоторые еще держались из последних сил, а большинство замерло в причудливых позах, не давая упасть друг другу.

Продираясь через узкую щель между черными осклизлыми великанами, Константин вдруг вспомнил «шкуродер» и едва не рухнул в вонючую застоявшуюся воду от пронзившей его догадки.

Конечно! Как же это сразу не пришло в голову! В Парадиз он попал именно через проклятый проход, и пока ходил взад-вперед через него – все было в порядке. А когда нашел другой, более удобный…

Остаток пути он пролетел, как на крыльях, даже не отвлекаясь на поиски еды, спал и то часов по пять, не более.

Но вот теперь, когда долгая дорога осталась позади, а прямо перед собой Лазарев увидел вход в заветный «шкуродер», у него внезапно пропало желание тут же бежать вперед, чтобы проверить… Что проверить? А вдруг там все по-прежнему, а все гипотезы насчет межпространственного перехода… Тьфу, ты! Опять какая-то фантастика!.. Вдруг никакой лазейки обратно в привычный мир нет? Вдруг его занесло в этот опостылевший Парадиз навсегда?..

Костя сидел, опустив голову, на притащенной некогда издалека огромной причудливой коряге, удивительно удобной, будто диван, перед холодным кострищем и бессмысленно гонял длинной травинкой бешеным бульдогом бросающегося на нее муравья.

Прямо перед ним прохладный осенний ветер небрежно морщил цинковую гладь озера под свинцово-серым низким небом. За минувшие недели березы практически полностью сменили летний зеленый шелк на осеннее золото, и теперь пейзаж навевал мысли о старинном темном зеркале в ажурной золотой раме, обильно украшенной изумрудами вечнозеленых сосен и рубинами осин. Но Константина эта красота не волновала. Он был погружен в свои мысли.

Муравей, потеряв остатки терпения, вцепился в травинку мертвой хваткой и повис на ней, дав тем самым понять, что больше терпеть выходки живой горы не намерен. Костя пожал плечами и уступил свою игрушку, которую обрадованное насекомое тут же потащило куда-то. Должно быть, как раз этой вещи ему позарез не хватало в муравейнике.

Странно, но хотя ветер дул с озера, холодило почему-то затылок и шею. Причем не по-осеннему, а скорее по-зимнему…

Лазарев обернулся и вскочил на ноги: из ненавистного «шкуродера» струилось что-то, напоминающее белый дым, закручиваемый встречным ветром в зыбкие спирали. Не веря собственным глазам, отшельник взбежал по откосу и подставил руку.

На ладонь легло несколько снежинок…

В следующий момент Константин уже проталкивался по извилистому коридору, жмуря глаза от бьющего в лицо ледяного ветра пополам с колючей снежной крупой. Ему было не до таких мелочей, а заодно и не до детских страхов…

Остановился он, только выскочив на волю.

Здесь стоял настоящий зимний холод и вовсю бушевала метель, но главным было не это.

Внизу, на том же месте, где и была оставлена, смиренно врастала в снежный сугроб верная «нива»…

4

– Ты откуда, чертяка? Мы ж тебя уже похоронили!..

Такими словами приветствовал ввалившегося к нему Константина его давний и лучший друг, товарищ по детским играм, одноклассник и одногруппник по институту Павел Петрович Безлатников, по-простому – Пашка.

Главный конструктор ОАО «Рифей» (а по-старому, более привычно, Кедровогорского механического завода, производящего, помимо разной конверсионной мелочи, много такого, о чем принято говорить полушепотом) тоже принадлежал к суровому рыболовно-охотничьему братству. Но главной его «болезнью» было сочинение всякого рода ездящих, ползающих, плавающих и даже летающих штуковин, в которых он был докой на все руки и голову заодно.

– Где ты пропадал?.. – теребил Павел друга, исхудавшего и неузнаваемого в своей пего-рыжей бороде, не давая вымолвить ни слова и не обращая внимания на его досадливые гримасы. – Тут же тебя обыскались все, пропащая ты душа!..

Домой Лазарев добрался только вчера поздним вечером, все-таки умудрившись загнать своего «Буцефала» в сорока километрах от города. На его счастье, водитель одного из попутных грузовиков позволил зацепить «ниву» тросом и дотащил страдальца на буксире до самого дома.

Стоит ли описывать, что Костина жена Ирина едва не грохнулась в обморок, когда на пороге возник ее непутевый супруг, грязный, обросший и исхудалый, но веселый и счастливый. Взъерошенный и мокрый после ванны, он суетливо глотал немудреные домашние деликатесы вроде борща и жареной картошки с салом, беспечно отмахиваясь от причитавшей супруги (между прочим, она сообщила, что Лазарев уже объявлен в розыск как пропавший без вести), и самозабвенно врал о том, что был отрезан неожиданно разлившейся рекой, едва не утопил машину и вынужден был застрять надолго в дикой тайге.