Сергей Попов - Небо цвета крови Страница 6

Глухо всхлипнув — опустилась на корточки, по-девичьи заплакала, стараясь не разбудить мирно спящую в соседней комнате дочь.

Слезы Джин точно отрезвили Курта, он поднялся с табуретки, подошел, присел, обнял горячо и заботливо, стал пылко целовать мокрые соленые щеки, утешая:

— Ну, в чем же ты виновата, глупенькая? Ну, в чем?.. — молвил муж. — Ты замечательный врач! И сделала все, что смогла! Как же ты не поймешь этого? — и, чтобы окончательно разуверить жену в неправоте, прибавил твердо: — Если уж на то пошло, то здесь я виноват — поздно привез, если бы чуточку раньше… хоть немножко… то…

Джин облегченно вздохнула, поглядела на мужа. С маленьких ресниц скатились последние серебристые капельки, а поалевшие глаза приняли цвет морской волны, заискрились — откровение мужа окончательно убедило, вернуло веру в саму себя.

— Все равно, Курт, я должна была его вытащить… — сокрушительно мотнув головой, промолвила она и, поцеловав Курта, отошла, опустилась на табуретку. — Должна была, и все…

Курт сдержанно улыбнулся, молча обошел ее со спины, положил свои большие теплые ладони на тоненькие, хрупкие плечи жены и произнес легким назидательным тоном:

— Моя дорогая и любимая Джин, ты никому и ничего не должна! Запомни это раз и навсегда! Ты — профессионал своего дела и оказала ему достойную помощь!

Джин слушала со всей внимательностью, периодически кивала, соглашаясь с доводами.

А Курт продолжал:

— Знаешь ли, старый сарай, в конце концов, — не операционная, и выше головы тут не прыгнешь, как ни крути, — потом отошел и закончил: — Да о чем тут вообще можно говорить, если ты ему руку… швейными нитками приделывала!

— Ну, что же тут поделаешь? Чем располагали… — уныло проговорила та, положила голову на супружескую руку и предложила: — Пойдем в сарай? Нельзя его там так оставлять…

Курт молча кивнул, тише кошки прошел к вешалкам, оделся. Следом — и Джин. Потом муж бесшумно открыл дверь, они надели очки и вдвоем покинули дом.

На улице было свежо, тихо. Мороз к утру ослаб, кололся несильно. Холодный ветер развевал волосы, рвался под одежду, раздувал под ногами пепел, будто перину, грозно гудел где-то в понемногу редеющей темноте. Вдали отрывками слышался то треск наста, то голодный вой волков, хозяйничающих там, где когда-то обитали люди, — в обветшалых домах и сооружениях.

Ау-у-у-у!!. У-у-у…

Отворив тугие двустворчатые двери небольшого дощатого сарая, отделанного ржавым железом, с застеленной плотным клетчатым целлофаном крышей, Курт пропустил вперед супругу, сам повернулся назад, долго смотрел вперед, в неспокойный мрак, выискивая зверей, но, никого так и не разглядев, — вошел следом.

Внутри было зябко, ощутимо веяло бензином, застарелостью, машинным маслом. Меж досок и под потолком, словно какое-то тряпье, трепыхалась от сквозняков стекловата, мелодично звенели в стороне мясницкие крюки. Слева стояли две железные бочки с лежащими на них ящиками для инструментов, справа — длинный невысокий шкаф, под завязку набитый банками и всевозможными стройматериалами. В углу же, чуть поодаль от него, ютились две штыковые лопаты, грабли и три запасных черенка к ним.

Джин остановилась на полушаге, замерла, как будто была здесь чужой. Курт прошел к деревянной опоре, удерживающей прохудившуюся часть кровли, не проронив ни слова, запалил от спички лампу — та густо-густо зачадила, в сарае сделалось светлее, не так угнетающе.

— Идешь? — позвал он жену и как-то настороженно поглядел на нее. Ту пробивала дрожь, глаза из-под прозрачных очков страшно светились — пуще смерти боялась встречи с покойником. — Джин?

— Да… — заторможенно прошептала она, — …конечно.

Мертвец лежал на полу, на старом матраце от детской кровати, накрытый до шеи курткой и осенним пыльным пальто вместо одеяла. Глаза — закрыты, лицо и губы посинели, ноги и руки, виднеющиеся из-под кипы одежды, — закостенели.

— Ты тогда лопату возьми, каких-нибудь тряпок и канистру с бензином — землю прогреем, иначе до следующего утра копать буду, — по-хозяйски распорядился Курт, а сам скинул с усопшего вещи, оттащил за ноги к самодельным санкам, на каких и привез сюда поздним вечером, и велел растерянной супруге: — Иди открой двери.

Джин со страхом в глазах посмотрела сначала на мужа, потом на мертвеца и, сглотнув, ушла.

Проводив ее задумчивым взглядом, Курт зевнул и подумал:

«Не знаю, может, и зря его домой привез. Ну, бог мне судья, конечно, но людей бросать на съедение волкам тоже не могу. Не по-людски это как-то, по-звериному…»

И, уложив путника, взялся за толстые бечевки и повез к выходу.

Хоронить решили на маленькой неприметной поляне, в пяти минутах пешего хода от леса, у низенького холма. К тому часу уже совсем рассвело, легко различались окрестности и дальние очертания одиноких домов. Идущий почти весь прошлый день, пепел перекрасил в серые тона изумрудный снег, кое-где прикрыл опаленную траву, торчащую из-под облысевшей земли, перьями усыпал нагие вычерненные стволы деревьев, кусты, пни. Затянувшие небо, словно густыми бровями, темно-багровые облака не давали солнцу показаться, упрямо прятали за собой. Звенящая тишина теперь все чаще и чаще сменялась то рычанием, то карканьем, разлетающимся призрачным эхом по всей округе. А ветер, безобразничающий все утро, совсем приумолк, стал неслышным, где-то затерялся.

Кар-кар!.. У-у-у… у-у…

Раскидав затвердевший снег, Курт вместе с Джин разложил на мерзлой земле смоченные бензином тряпки и поджег. Минуту слабый огонь пожирал обрывки одежды, пыхал жаром, коптил, пачкая снег, а когда потух, оставив после себя лишь золу, супруги приступили к делу.

— Джин, тащи его сюда, — попросил Курт, взялся за лопату и затеял копать яму. Прогретая пламенем почва поддавалась легче, острие входило как в масло, без натуги. Заметив краем глаза, что жена стоит на одном месте, бездействуя, повысил голос: — Джин! — и пальцем указал на тело. — Что ты стоишь?..

— Может, лучше я покопаю? — нервно дыша, вступила в неуместный спор Джин, надеясь поменяться с мужем работой. — У меня бы получилось…

— Джин… — начиная сердиться, пока спокойно произнес муж, — вези его сюда…

— Не могу я — боюсь!

Курт не выдержал, воткнул лопату, оперся на рассохшийся черенок.

— Ну что за детский сад у нас тут происходит? — спросил он, глядя на супругу, точно на неразумное дитя. Брови нахмурились, глаза смотрели испытующе, пристально. — Торговаться, что ли, как на рынке будем? Сами себя ведь задерживаем!

Поскольку муж начинал терять терпение, Джин ничего не оставалось, как пересилить себя, подчиниться. Опустив голову — по колено вошла в снег, холодными руками схватила веревки санок, словно удила, и повезла мертвеца к яме. Выкопав ту до нужной глубины, супруги осторожно перенесли туда труп, а далее Курт засыпал его землей и разровнял лопатой.

Замолчали. Оба глядели на только что зарытую могилу пустыми глазами.

— Пойду ветви потолще поищу, — прервал безмолвие Курт, передавая жене лопату, — крест поставлю.

— Зачем? — задала глупый вопрос Джин и сама же смутилась, мысленно вынесла укор.

Тот вдумчиво глянул на нее, ответил:

— Он же не собака, в самом деле, а человек. Надо как полагается проститься…

И удалился в лес.

Через некоторое время вернулся с двумя толстыми заиндевевшими ветками. Вытащив лоснящуюся веревку из санок — связал их крест-накрест, воткнул в могилу, встал рядом с Джин.

— Вот… — с какой-то неловкостью протянул Курт через минуту, желая хоть чем-то разбавить гнетущее молчание. — Теперь хорошо, по-христиански.

Джин не ответила: не осталось на это ни слов, ни сил — похороны полностью опустошили.

— И даже ничего о нем не знаем, — нерадостно промолвила она после затянувшейся паузы и перечислила: — Ни имени, ни кто он такой, ни откуда — ничего.

— Ну, почему же, — не согласился супруг, — кое-что он мне все-таки успел о себе рассказать, когда вез его к дому. Звали нашего гостя Баз, пребывал в Гриме — запасался товарами, потом узнал об арене, сулящей в случае победы над серией противников хороший куш, победил, набрал добра и сделал ножки к югу. Однако уйти ему спокойно так и не дали — «Стальные Вараны» устроили погоню. Чтобы оторваться от преследователей — пошел другой дорогой и нарвался на группу потрошителей…

— Ужас… — лишь проговорила Джин, похолодев от таких подробностей. — Лучше бы отдал им все, зато, может, живым остался…

— Наивная ты, Джин, я не могу, — усмехнулся тот, — все равно бы его никто вот так просто не отпустил. Ну, допустим, вернул он им все — и что дальше? Думаешь, они ему после этого руку бы пожали и счастливого пути пожелали, что ль? — Курт даже засмеялся. Жену этот смех немного обидел, но она решила деликатно промолчать. — «Стальные Вараны» — не сестры милосердия, милая. Жалеть всяких бродяг вроде него уж точно не станут, в лучшем случае — отберут все до мелочи, и дай бог отпустят удирать в одних трусах. — И закончил со знанием дела: — Иначе делать надо было…