Сергей Михайлов - Иное Страница 6

Словно в подтверждение его слов очередной порыв ветра швырнул ему в лицо нечто похожее на пустой полотняный мешок. Ещё пара таких мешков вяло, подобно кустам перекати-поля, проволоклись по пыльной земле. Всадники обалдело вертелись на своих неказистых лошадёнках, пытаясь постичь происходящее. Вскоре уже вся долина пестрела прыгающими, скачущими, переваливающимися с боку на бок пустыми мешками.

Это были трупы погибших толстунов, которых Голан своей монаршей властью послал умирать в ознаменование своего восшествия на великий престол.

Верховный Правитель самодовольно ухмыльнулся.

— Дело сделано, господа. Святое убийство свершилось.

Испуганные всадники бросились врассыпную.

ЯВЬ

— Ваш билет!

Я с неохотой возвращаюсь в серый будничный мир объектов. Надо мной завис контролёр. Вернее, зависла, ибо это — женщина. Немолодая, некрасивая, с красным от напряжения лицом, во взгляде — настороженность и готовность к прыжку. Тигрица, вышедшая на охоту.

Любопытно. Все контролёры считают, что безбилетник — это некая норма, пассажир же с билетом (или с прокомпостированным талоном, что более отвечает духу современности) являет собой вопиющее отклонение от нормы. Едва поднявшись на первую ступеньку автобуса (или любого другого вида городского транспорта), контролёр a priori видит в плотной толпе пассажиров потенциально нормальных людей, то есть безбилетников. Просеивая их сквозь своё контролёрское сито, он пытается выявить этих потенциально нормальных, и всякий раз, когда ему это удаётся, испытывает неописуемую радость. Радость не только оттого, что не перевелись ещё на Руси нормальные люди, а от предстоящего бурного объяснения с ними, которое, как показывает опыт, неизбежно: ни один нормальный, или иначе «заяц», никогда не спешит сознаться в своей нормальности. И свой долг этот потрошитель пассажирских душ видит именно в том, чтобы втолковать этому нормальному «зайцу», что он нормален, нормален до мозга костей, и в знак своей правоты суёт ему квитанцию. И уже совершенно неважно, что квитанция та стоит десять тысяч рублей (когда-то она обходилась всего в один рубль).

Я порылся в карманах, но билета там не нашёл. Тигрица замерла, почуяв добычу, глаза её засветились хищной радостью. Наконец-то хоть один нормальный! — словно говорили они.

— Ваш билет! — повысила голос контролёрша. Лицо её пошло лиловыми пятнами — наверное, решил я, от предвкушения схватки.

Я пожал плечам. И тут же почувствовал, как в моё тело, где-то в области ключицы, впиваются костлявые пальцы. Хватка поистине оказалась железной — тигрица охотилась всерьёз.

— Только не говорите, что вы его потеряли! — взвизгнула она на весь автобус, умело скрывая ликование под маской профессионального гнева.

Вот ещё! Я и не собирался ничего говорить. Зачем? Меня это касается менее всего.

Как правило, поимка контролёром безбилетника приковывает внимание остальных пассажиров. Этот раз не был исключением. Мощная аура, кишащая бурными страстями и испускаемая контролёршей в душную атмосферу автобусного салона, заразила, затопила весь автобус. Затаив дыхание, пассажиры — и нормальные, и те, кто таковыми не являлись — с жадностью взирали, прислушиваясь и принюхиваюсь, к разыгрывающемуся поединку. На чьей стороне окажется перевес?

— Так это что же получается, у вас нет билета? — с крепнущей надеждой, почти с уверенностью, вопросила контролёрша.

Я снова пожал плечами. (Похоже, этот жест стал для меня единственной реакцией на любые поползновения мира объектов вторгнуться в мир моего «я»).

— Я так и знала! — обрадовано взвизгнула тигрица. — У него же всё на лице написано! (то есть то, что я нормален; осталось лишь выдать свидетельство о моей нормальности и взять с меня, так, между прочим, для проформы, причитающуюся ей мзду).

Далее ритуал предписывал определённую, отнюдь не малую, порцию нравоучений. Констатация факта моей нормальности умело вуалировалась негодующим словоизвержением, обвинениями в порочности, аморальности и всех возможных земных грехах. Видимо, имелось в виду, что я должен был почувствовать себя закоренелым преступником, в лучшем случае — убийцей с многолетним стажем или насильником малолетних. Не сомневаюсь, что окружающие именно это и почувствовали. Пузатый тип с обширной плешью, сидевший рядом со мной и до сего момента с жадностью прислушивавшийся к обвинительной речи новоявленного прокурора, с опаской отодвинулся от меня. Но гневная речь контролёрши пропала втуне: я был надёжно защищён и от неё, и от всего эфемерного мира объектов своим интравертирующим сознанием; вовне меня просто не существовало, мой мир был ограничен моею телесною оболочкой, служившей мне надёжным экраном. Я остался невозмутим и спокоен.

Плечо мое заныло от судорожного прикосновения её когтистых пальцев: она довела себя до исступления, почти до экстаза.

— Платите штраф, гражданин! — выпалила она сакраментальную фразу, строго следуя предписанному сценарию.

Очередное пожатие плечами. Я не собирался ерепениться (зачем? пассивность — единственный способ сосуществования с миром внешней экс-псевдореальности). Сунул руку в карман и нащупал истрёпанный прямоугольник картона… Любопытно, что это?

Прокурор иссяк, надо мной снова зависла тигрица, уже ощерившая пасть в последней готовности вцепиться в горло своей жертве. И тут я вынимаю проездной.

Обыкновенный проездной, уже не новый и плоть от плоти мира внешних объектов. Он жил в моём кармане неведомо для моего внутреннего «я»; в нужный момент рука извлекла его оттуда и предъявила куда-то вовне, тем самым ограждая меня от неизбежных конфликтов с этим самым «вне». Сейчас же произошёл какой-то сбой; видимо, автоматизм был нарушен вмешательством моего «я» в этот совершенно ненужный и пустой процесс общения с миром забытых вещей.

Я нарушил ритуал — это было ясно видно по растерянному, разочарованному лицу контролёрши. Я сыграл против правил — и тут же был наказан гневным шипением тигрицы, челюсти которой, клацнув, сомкнулись в пустоте; жертва ушла из-под самого её носа. Теперь гнев её был истинным, а не ритуально-завуалированным. Надежда, которой она жила в последние минуты, рухнула, уступив место разочарованию, и виноват тому крушению был я: я не соответствовал её меркам о нормальном человеке! Гнев с шипением вырывался из нутра обманутой тигрицы, словно из туго накачанной автомобильной камеры, обволакивая меня жгучим эмоциональным туманом. Когти, почти уже готовые вырвать ключицу из моего плеча, в последний момент судорожно дёрнулись, напряглись и отпрянули, словно в омерзении…

(Возможно, когда-нибудь мир перевернётся вверх тормашками и понятие о «нормальности» сменит свой знак на противоположный — нормальными станут считать тех, кто оплатил свой проезд, — о, тогда контролёр в городском транспорте будет выдавать квитанции именно этим «новым» нормальным, присовокупляя к сим квитанциям изрядное денежное вознаграждение — за их нормальность. Тогда, наверное, время потечёт вспять).

Зачем я всё это рассказываю? Исключительно затем, чтобы подвести к самому главному.

Проездной был за апрель месяц. А мой последний разговор с шефом, в котором он объявил меня шпионом, состоялся в начале января. Три месяца выпали из моего бытия, словно их никогда и не было.

Это ли не яркое свидетельство псевдо-реальности мира внешних объектов?!

Поистине, Бодрствуя, мы идём сквозь сон. ( 6 )

Процесс познания бытия неотделим от проблемы существования человечества, проблема поиска своего места в мире всегда стояла перед человеческим разумом и поистине была проблемой номер один. Определив отныне своим истинным миром мир сновидений, я принялся постигать его.

В первую очередь я обратился к психоанализу, вернее, попытался воскресить в памяти всё то, что некогда почерпнул из этого оригинального учения. Вспомнил свой последний сон и применил к нему метод толкования сновидений, предписанный Фрейдом. Но первые же шаги на этом пути привели меня в тупик.

Я готов был видеть в своих грёзах всё что угодно, но никак не сексуальную подоплёку. Либидозные желания и переживания, живущие в моем «я» в период бодрствования, проявляют себя в сновидениях в невообразимых фантасмагорических нагромождениях; вся подспудная сексуальная жизнь человека разряжается во сне, находя выход в сюрреалистических удовольствиях, совершенно не поддающимся логическому осмыслению человеком бодрствующим — такова в общих чертах концепция фрейдизма. Символика сновидений, предложенная Фрейдом, позволяет установить логическую взаимосвязь между миром сновидений и миром объективной реальности. Основа этой символики опять-таки зиждется на сексуальной почве — таким образом, толкование сновидений с точки зрения психоанализа возможно единственно с позиций удовлетворения сексуальных (либидозных) желаний человека, в каких бы искажённых, извращённых формах те желания не существовали. Бесспорно, фрейдизм — по крайней мере, в отношении сновидений — мог бы представлять для меня определённую ценность, если бы…