Drm Алексеев - Модератор Страница 6

Немного побродив, я вернулся в тоннель. На самой станции не было бетонного настила, поэтому, когда в туннеле стало по суше, я устроил привал.

Меня немного морозило. Я еще раз все обдумал. Существовала еще станция торговый центр, но степень ее готовности я не знал. Именно поэтому я сразу пошел на Комсомольскую площадь. Это единственная станция, строившаяся открытым способом. Там больше шансов найти выход, не заваленный обломками. О возвращении в резерв я не мог и подумать.

Но об этом я думал раньше, а вот загадочный человек в черном балахоне никак не вписывался в мои планы.

Кем он был? И чего добивался? Для меня было большой загадкой.

Не думаю, что он хотел мне зла, тогда бы он не стал меня вытаскивать, но и в ангела-хранителя мне верилось с трудом. Скорее всего, он преследовал свои цели, а я был просто частью его плана.

Сделав небольшой глоток спирта, я поднялся. До Комсомольской площади идти около трех километров. За час я планировал одолеть это расстояние. Я шел не спеша, внимательно разглядывая окружающий меня тоннель.

Вскоре я заметил, что воздух стал совсем влажным, а под ногами появилась грязь. Через несколько сот метров грязь стала ощутимо тормозить мои шаги, а потом я увидел свет. Кусок серого неба и звук дождя.

На поверхности была осень.

Земля, вымываемая с поверхности, натекала в тоннель. Сейчас уровень ее доходил мне до колен. Свет был близок, но дойти до него было невозможно. Топкая жижа тормозила все мои движения. Теперь каждый шаг давался с большим трудом. Как в детстве я уговаривал себя встать с кровати, так и сейчас я уговаривал себя сделать шаг.

Погрузившись по пояс, я понял, что дальше я так не смогу. Я упал на эту грязь спиной, причем жижа так и не выпустила моих ног.

Я лежал и думал, что вот так глупо погибнуть, у выхода на поверхность, так и не дойдя до цели.

Лежа на спине, я утонул в грязь совсем немного, сантиметров пять не больше. Это был выход. Увеличив площадь поверхности своего тела, я больше не зависел от наличия пола под ногами. Простейшая физика.

Аккуратно освободив ноги, я перевернулся на живот и пополз.

Последние метров двадцать я не чувствовал ни рук, ни ног, только грязь забивавшаяся в нос, рот и глаза. Но я полз, когда мне хотелось все бросить, я вспоминал Дашу и полз с удвоенной яростью.

Дрожа от усталости и холода я наконец почувствовал обжигающе холодные капли чистого дождя. Только тогда я позволил себе отключиться.

***

Небо было свинцово-серым, но после трех месяцев скальных пород над головой оно показалось мне самым красивым. Крупные капли падали на лицо, отмывая с него грязь.

Первым делом я достал из рюкзака датчики экспресс анализа воздуха. Прибор ничего не нашел. Засунув его назад, я огляделся.

Не знаю, на каком этапе готовности была станция, но сейчас она больше походила на котлован. Куски бетона и арматуры, деревянные бревна, остатки лесов, но больше всего тут было коричневой грязи. Грязь заполняла все. Лишь местами был виден каркас будущей станции.

Чуть дальше от тоннеля стало суше, и я смог опять передвигаться привычным для себя образом. Отсюда было хорошо видно, как сверху потоги коричневой воды стекают в недостроенную станцию. Ливневые каналы либо были забиты, либо повреждены.

Одна из сторон котловины служила для выезда грузовиков с породой, именно там я и решил подняться. День, похоже, подходил к концу, и мне хотелось уснуть где-нибудь в сухом месте.

Когда я говорил про ливневые каналы, я не учел одного, что их больше нет. Ничего больше не было. Посмотрев достаточное количество фильмов про ядерные войны, я ожидал увидеть полуразрушенные дома, брошенные машины с открытыми дверьми, потрескавшийся асфальт, помятые фонари с пучками проводов на изоляторах. Но не было ничего. Ровное до горизонта поле из битого кирпича и бетона. Местами торчали остатки стен, но не более полуметра от земли. Складывалось ощущение, что город просто слизали языком, его в прямом смысле сровняли с землей.

Пораженный я оглядывал пустыню вокруг себя. Невообразимая тишина стояла над местом, где сотни лет не замолкала жизнь. В любое время суток здесь ездили машины. В любую погоду здесь ездили троллейбусы.

Ох, как я любил восьмой троллейбус, проходивший именно здесь. У него был самый длинный маршрут в городе. И если тебе некуда было идти, можно было сесть в него и ехать. В этом троллейбусе мы часто ездили с Дашей, она дремала на моем плече, а я разглядывал ее руки. Мы всегда ехали в никуда. Самое главное было сесть на неудобное сидение так, чтобы спина не затекла раньше, чем ты выйдешь.

Я медленно побрел. Направление ноги выбрали сами. Они несли меня в сторону дома.

Также эти ноги несли меня совершенно пьяного. Когда целый день мы просто так пили водку. Счастливое было время, пили не от радости или горя, а просто так.

Ноги всегда меня выносили из любого состояния. Единственное, что точно помню, как меня тошнило возле моего подъезда. Вот прям на этот желтый кустик. Привычным движением я достал ключ из кармана, хорошо, что нигде не потерял. Почти сразу попал в домофонным ключом в щель. В подъезде меня снова стошнило. Проснусь, пойду мыть. Чтобы продышаться, я пошел пешком. Второй, третий, четвертый этаж. А вот и пятый, его можно узнать по оранжевым ступенькам. Шестой очень хмурый и строгий. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Седьмой. Ступеньки, ступеньки, ступеньки… Ступенька оказалась чуть выше, чем я рассчитывал. Следующая оказалась уже где-то около колена, а там и голова ударилась обо что-то твердое.

***

Я не понимаю, как можно проснуться от того, что на тебя кто-то смотрит. Нет, я сам много раз так просыпался. Я просто не могу понять, как работает этот механизм, какой орган при этом срабатывает, как мозг правильно распознает информацию, ведь он спит, в общем, меня волнуют технические нюансы. Обычно волнуют.

Сейчас меня это, конечно, волновало, но в гораздо меньшей степени, чем кружка воды. Губы слиплись, а локоть правой руки, на которой я лежал сильно болел. Я лежал на чем-то очень твердом, гладком и до невозможности холодном. На бетоне.

Причем на бетонном полу своего подъезда. Мне было достаточно посмотреть на крышку, прикрывавшую проводку возле пола, чтобы это понять. Тело было угнетено из-за воздействия алкоголя, иначе я бы не продолжил лежать.

Медленно, очень медленно я вернулся к тому, от чего проснулся.

Он сидел за моей спиной на лестнице, пролетом выше. Сейчас при свете дня казалось, что его балахон полностью поглощает весь свет, попадавший на него.

Чем сильнее я отходил ото сна, тем больше реальность мне напоминала сон. Логично предположить, что если я лежу в подъезде своего дома на восьмом этаже, значит, три месяца в Резерве было просто ярким кошмаром. Но тогда человек в черном балахоне явно вышел за рамки этого кошмара. Если рассуждать от противного, то наличие человека в черном говорит о нереальности окружающего, что противоречило органам чувств, которым я пока верил.

Человек в балахоне, как назло, молчал. Наблюдая за моими потугами. Испытывая на себе все прелести тяжелого похмелья, я именно тужился понять хоть что-то. Заняв наконец такое положение, что я не испытывал боли в шее, когда смотрел на него я замер, совершенно прекратив о чем либо думать.

-Может быть, ты меня пригласишь в дом?

Видимо, поняв, что миниатюра раненный воин окончена, начал он.

С пять секунд я продолжал соображать, глядя ему в глаза. А потом сделал удивленное лицо, как бы извиняясь, что сам до этого не додумался.

-Вот только я не зову незнакомцев в дом. Примета плохая.

-Хуже уже не будет.

И он без труда открыл в дверь в квартиру. Сейчас все выглядело настолько иррационально, что я не стал разглядывать самозакрывающийся замок, а просто захлопнул за собой дверь.

Квартира была чистой, вся мебель была на месте, на вешалке висела моя куртка, двери мешали открыться мои кеды, но это была моя квартира. Именно моя. Здесь не было ни одной вещи, принадлежавшей Даше.

Ровным счетом ничего: пальто, куртки, туфли, кроссовки, шарфы, косметика, даже ее признания в любви на зеркале. Мои признания были, а ее нет.

Я разглядывал надписи. Стереть ее, не задев мои было невозможно. Но, повторюсь, своим глазам я еще верил.