Клайв Стейплз Льюис - Кружной путь, или Блуждания паломника Страница 6

— Чего-чего, а брезгливости в вас мало! Вы только представьте, что я вам дал другие выделения.

Джон пробыл в темнице меньше, чем прочие, и при этих словах что-то сместилось в его душе.

— Ах ты, спасибо! — сказал он. — Теперь я знаю, что вы порете чушь.

— Что такое? — спросил тюремщик.

— Вы делаете вид, что непохожие вещи похожи. Разве молоко — то же самое, что пот или кал?

— Какая же разница, кроме привычки?

— Вы это нарочно или вы кретин? Неужели вы не видите разницы между тем, что природа выбрасывает вон, и тем, что она поставляет для еды?

— Вот что, — усмехнулся тюремщик. — Значит, у природы есть разум и цель? Так сказать, Хозяин в юбке. Конечно, вам легче так думать, — и он направился к выходу, задрав нос.

— Я ничего не думаю, — крикнул Джон ему вдогонку. — Это всякому ясно. Молоко едят телята, кал никто не ест.

— Ну, хватит! — заорал тюремщик, возвращаясь. — За такие слова отведут к Главному! — и он потащил Джона за цепь, а тот все кричал:

— Да посудите вы сами, какая чушь! Тюремщик дал ему в зубы и, воспользовавшись его молчанием, обратился к узникам:

— Как видите, он пытается спорить. Теперь скажите мне, что такое спор?

Узники сбивчиво залопотали.

— Ну, ну!.. — подбодрил их тюремщик. — Пора бы выучить! Вот ты (и он ткнул пальцем в какого-то подростка). — Скажи нам, что такое спор и доводы?

— Намеренная рационализация неосознанных влечений, — отвечал подросток.

— Очень хорошо, только стань прямо и руки заложи за спину. Так. Теперь скажи, как надо отвечать тем, кто верит в Хозяина?

— «Вы это говорите потому, что вас охмурили управители».

— Молодец. Голову повыше! Так. А как отвечать тем, кто не отличает песен м-ра Фалли от песен лорда Блазна?

— Ответа два, — сказал подросток. — Первый: «Вы так говорите потому, что вы из Пуритании». Второй: «Вы так говорите потому, что вы раб похоти».

— Прекрасно. И еще один вопросик. Что надо ответить, если тебе скажут, что дважды два — четыре?

— «Вы так говорите потому, что вам это вбили в школе».

— Превосходно, — одобрил тюремщик. — Принесу тебе конфетку. Ну, давай! — и он толкнул Джона и открыл решетчатую дверь.

Великан сердился и курил, отчего напоминал скорее вулкан, чем гору. Когда тюремщик начал докладывать о преступлении Джона, зацокали копыта. Тюремщик обернулся, обернулся и великан, и, наконец, обернулся Джон. Стражники вели к ним коня, на котором сидел человек в синем плаще с капюшоном.

— Еще одного поймали, повелитель, — сказал главный стражник.

Великан медленно поднял руку и указал на узилище.

— Подожди, — сказал незнакомец, повел руками и оковы его, звеня, упали на камни. Он откинул капюшон, и сверканье стали бросило отсвет на лицо великана. Всадник был очень высок, в доспехах, с мечом в руке.

— Кто ты такой? — спросил великан.

— Имя мое Разум, — ответил всадник.

— Выправьте ему поскорее бумаги, — тихо сказал великан своим стражникам, — пускай едет!

— Погоди, — сказал рыцарь Разум. — Сперва я загадаю тебе три загадки. Не ответишь — проиграл.

— Какая же ставка? — спросил великан.

— Твоя жизнь, — отвечал рыцарь. Несколько минут в горах царило молчание.

— Что ж, — сказал наконец великан. — Чему быть, того не миновать. Спрашивай.

— Какого цвета дерево во тьме, рыба в море, кишки в утробе? — спросил рыцарь.

— Не знаю, — отвечал великан.

— Хорошо, — сказал рыцарь. — Вот тебе вторая загадка: один человек шел домой, а за ним шел враг, который хотел захватить дом. Перед домом текла река, слишком быстрая, чтобы ее переплыть, и слишком глубокая, чтобы ее перейти вброд. Враг обогнал человека; а по ту сторону моста человек увидел свою жену. Мост был узок, пройти по нему мог лишь один. И жена крикнула:

«Скажи, мне разрушить мост, чтобы враг не перешел, или сохранить, чтобы перешел ты?» Как должен он ответить?

— Что-то сложно для меня, — сказал великан.

— Так, — сказал рыцарь. — Тогда ответь мне, как отличить копию от подлинника?

Великан мычал и кряхтел, но ответить не смог, и рыцарь пришпорил коня, и конь взлетел по мшистому колену, и меч вонзился в огромное сердце. Раздался грохот. Дух Времени стал тем, чем и казался сначала — огромной горой.

КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ

СНОВА НА ДОРОГЕ

Сомневается ли кто-нибудь, что, если мы удалим из сознания человеческого пустые мнения, обольстительные надежды, недолжные ценности, мечтания и тому подобное, многим останутся лишь меланхолия, недовольство и неприязнь к самому себе?

Фрэнсис Бэкон

Стража разбежалась. Рыцарь спешился, обтер свой меч о густой мох и ударил изо всей силы по решетке.

— Выходите, — сказал он.

Никто не шевелился, узники переговаривались:

— Принимаем желаемое за действительное… Нет уж, нас не проведешь!

Примерный подросток подошел к выходу и сказал:

— Именно, не проведешь! Что, съели?

И показал им язык.

— Какая прилипчивая болезнь, — сказал рыцарь Разум.

— Можно и мне с тобой? — спросил Джон.

— Иди, пока достанет сил, — отвечал рыцарь.

Мне снилось, что Джон идет у стремени по скалистой долине, которую миновал когда-то ночью. Дыру в скале не охраняли, было тихо, лишь цокот копыт раздавался в камнях, а за скалою лежал зеленый склон.

Трава едва пробивалась, но Джон увидел крокус, и впервые за много дней сердце его пронзила сладостная скорбь. Отерев слезы, он спросил:

— Скажи мне, есть мой остров или он мне мерещится?

— Как же я скажу, — отвечал рыцарь, — если ты сам не знаешь?

— Но ты можешь знать!

— Я могу знать только то, что знаешь ты. Я могу перенести твою мысль из тьмы во свет. Ты же спрашиваешь о том, чего нет и во тьме твоего сознания.

— А если это мираж, плох он или нет?

— Я не сужу о том, что хорошо, что плохо.

— Нет, пойми, — сказал Джон. — Приводит это к темнолицым или с них начинается? Меня хотят убедить, что я просто приукрашиваю похоть.

— А что ты думаешь?

— Многое тут похоже, — сказал Джон. — И остров, и похоть приятны. И остров, и похоть пробуждают томление. Остров приводит к похоти. Да, похожего много.

— Конечно, — сказал рыцарь. — Но помнишь ты мою третью загадку?

— Я не понял ее, — признался Джон.

— Сейчас поймешь. Твоя тяга к острову похожа на тягу к темнолицым девицам. Стражники выводят отсюда, что одна из них — копия другой. Выводят они, к тому же, что обе они — копия твоей любви к матери, а та, в свою очередь, — копия похоти, и так далее, по кругу.

— Какой же на это ответ?

— Можно ответить так: что же тут копия, что — подлинник?

— Я об этом не думал.

— Ты еще слишком молод, чтобы много думать, — сказал рыцарь. — Но ты можешь и должен увидеть, что если две вещи похожи, надо спросить, одна ли копия второй, вторая ли — первой или обе они — копии третьей.

— Какая же третья?

— Многие полагают, что всякая тяга — копия нашей любви к Хозяину.

— Полагали, но теперь подумали и отвергли. Наука доказала…

— Наука не могла ничего доказать, ибо никак не связана с тем, что лежит на Запад и на Восток от этой страны, за ее границей. Тебе скажут, конечно, что если две вещи похожи, хорошая — копия, плохая — подлинник. Но это чистые домыслы. Ученые делают вид, что к их учениям привели исследования; на самом же деле они сперва приняли свои учения, потом подкрепили их нужными фактами.

— Были же у них какие-то основания все это принять!

— Не было, ибо они уже не слушали здравых советчиц.

— Кого же это?

— Моих младших сестер, Философию и Теологию.

— Сестер! А кто ваш отец?

— Ты узнаешь его раньше, чем хотел бы. Спускались сумерки, и путники наши, завидев небольшую ферму, зашли туда и попросились на ночлег.

Наутро они отправились дальше, и я увидел во сне, как они движутся меж холмов, по извилистой долине. Джон шел у стремени рыцаря. Оковы упали с него, когда умер Дух, но наручники еще держались, и полцепи болталось на каждой руке. Было тепло, на кустах набухли почки.

— Рыцарь, — сказал Джон, — я думал о твоих словах и, кажется, понял. Остров очень похож на место, где я нашёл темнолицукудевушку, и все же это лишь его тень. Одного я не пойму.

— Чего же? — спросил Разум.

— Никак не могу забыть этих прозрачных людей. Если мы такие на самом деле, все наши мечты — мерзость.

Быть может, хорошее — не всегда копия, плохое — не всегда подлинник. Но если речь идет о человеке, что хорошего может он породить? Скорее уж наши благие мечты — словно кожа, сквозь которую глядел великан.

— Так, — сказал Разум. — А теперь ответь мне на два вопроса. Во-первых, откуда ты взял, что остров — твоя мечта?