Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres) Страница 60

– Мне стало грустно… – неожиданно затянула она стоящему за кулисой Борджия, уткнулась взглядом в верхнюю пуговицу его рубашки и не поднимала ресницы.

– Что, если я начну концерт с печального «Одиночество вдвоём»?

Проницательный Борджия заметил, как порозовел кончик носа его дивы. «Эй, сеньора, ты чего расклеилась?» Он, пользуясь моментом, придвинулся к диве волнующе близко. Сказал:

– Одиночества вдвоём не бывает, моя крошка. Просто кто-то в паре не видит дальше пуговицы. А под пуговицей маленький пустячок – живой мужчина.

«И даже очень живой, если умудрился до сих пор не засохнуть рядом с тобой!»

Мария подняла удивлённые глаза.

Он назвал её «моя крошка». Мужичище с усами, бородой и шевелюрой, пахнущей ветром, – он ездит в авто с открытым верхом, и от этого у него загрубелая кожа лица и шеи, – откуда узнал, что именно этого ей хочется: чтобы приголубили?

А ещё он помнит, какие закуски Мария заказывает в ресторане. И дочка не ей, матери, а ему рассказывает свои маленькие дневные истории, когда агент порой заезжает за ними…

– Я хочу домой! – капризно и мелодично протянула она первое, что взбрело в голову, но взгляд уже сделался лукавым, призывным, и Борджия понял, что сегодня – их ночь.

«Если ты будешь вынуждать меня поститься по два месяца, я долго не протяну, дорогуша, – подумал Кассий. – Но ведь терплю. Вот стерва! Небось надула губы, увидев героического офицера рядом с другой. Знала бы, кто та сеньора, что бы ты запела?»

– Сей момент! – подыграл он диве, чувствуя, что всё равно готов делать любые глупости в присутствии этой женщины. – Поехали! Прямо сейчас. Чур, уезжаем вместе, значит, вместе выплатим неустойку.

– Что ещё за ерунда? – возмутилась Агилар, резко меняя тон и поправляя причёску. Он мог поклясться: специально же подняла две руки и выгнулась, чтобы его глаза упали в глубокую ложбинку меж грудей в вырезе платья…

– У меня работа, сеньор Борджия, не дождётесь! Это, между прочим, мой сольный концерт, и я могу подарить всем незабываемый вечер. И подарю! Всё, пора на сцену!

Заученно вздёрнула подбородок, шевельнула плечами, извлекла самую приветливую улыбку, приготовилась…

И тут же, повелительно:

– Но вы, сеньор, ждите меня здесь!

Повернулась, пошла.

Оглянулась:

– Я буду приносить и отдавать вам букеты. Не уроните!

«Капризная, манерная, хитрая! Актриска, ё! Но как заводит… Ну и попец!»

Нарядные музыканты оркестра и хорошенькие бэк-вокалистки, продуманный свет, отличный звук и роскошная женщина на сцене: всё работало на красивую картинку и дарило праздник. Валевский отдыхал, концерт удался. В середине выступления почувствовал, что его выбивает из реальности. На сцене Мария Агилар пела блюз, слова вдруг сделались неразборчивыми, затем стали удаляться и затихать звуки музыки.

Арт потерял сознание.

Зелма, кажется, была готова к этому; она поддержала его и распорядилась унести своего спутника, объяснив всё его фронтовыми ранениями.

– Есть ли здесь доктор? – постепенно спокойная деловитость Зелмы таяла: Артемий не приходил в себя, а её сердце всё больше сжимал страх.

Дойдя до того состояния, за которым начинается паника, она вдруг увидела своего бывшего: Валентино Кавалли. И не сразу поверила своим глазам. Он прошёл было мимо, но резко остановился, вернулся в закуток, где на кушетке с подставленной банкеткой – мебель внешних такая короткая! – недвижимо, как мёртый царевич, с умиротворением на лице лежал бывший эксперт-аналитик Главного Управления.

– Не ожидала встретиться, – пролепетала удивлённая Зелма Даугава. Но с облегчением почувствовала, что её страх прошёл. (Как всё-таки тесна большая планета!)

Валентино кивнул. Он был деловит, и не более.

Она не почувствовала в нём и следа прошлых эмоций и поняла: всё перегорело, успокоилось, и они вполне могут жить дальше, не рефлексируя.

Это хорошо.

– Хорошо, что ты здесь и не откажешься помочь моему… – она чуть запнулась, – другу.

«Ага, так этот хрен, высоко парящий, до сих пор одинок? «Друг ненасытной Зелмы Вилкат» – ай да роль! Что ж тебе, герой-миротворец, так не катит с бабами?

…А на себя взгляни, Кассий: где только ни повернёшься, приходится спасать бедолаг. Старина Борджия, да ты, похоже, служба спасения в одном лице!

И вот что ещё занятно: на твоих тоненьких ручках, куколка Зелма, умер брат, до него ты оплакала ещё двоих, а теперь лежит и едва дышит «хороший друг». И ты сейчас хлопочешь предо мною ещё за одного друга, наверняка тоже хорошего, которого, оказывается, надо срочно перехватить в трупарне какой-то тюряги. Прямо не Зелма Даугава Вилкат, а сама Великая Глубь Всепожирающая!»

– Ладно, да не волнуйся ты так. Что-нибудь придумаем. Не в первый раз! – вслух сказал Кассий, в мозгу которого уже прорисовывался план возможных действий.

К Валевскому медленно возвращалось сознание.

Только теперь он понял, что до момента отключки не отдавал себе отчёта, но постоянно чувствовал Марка Эйджи. А сейчас – лишь пустота, тревога и опрокинувшееся «я», одинокое, оторванное, способное существовать в половинчатом своём виде, растерянное, придавленное необходимостью жить ущербным…

Затем вернулась способность видеть.

Первое, что разглядел Арт, был свет от потолочного украшения, трубкой крепившегося к потолку и разметавшего в стороны вычурные прутья со стеклянными цветами, внутри которых сияли примитивные стеклянные колбы…

Слабость отпустила, Арт, резко выдохнув, стремительно вскочил с узкого ложа:

– Время? Сколько у нас времени?

У Зелмы испуганные бездонные глаза.

– Ты в порядке?

Нет, теперь она рада: несколько взмахов мокрых ресниц, и глаза уже смотрят с надеждой:

– Я волновалась. Ты был в забытьи около часа.

– А-а, всего лишь час? – с облегчением упал на кушетку Арт. – Всё идёт по плану. Газ действует на организм около часа. Электроника среагирует на мнимую смерть Марка не сразу, на это уйдёт ещё несколько часов. Но нам пора!

Борджия, стоявший у входа, окинул взглядом ближнюю часть театрального фойе. Убедившись, что поблизости нет никого, произнёс:

– Вы знаете, мистер Валевский, к секретам у меня спокойное отношение, спрашиваю только из любознательности: какую степень комфортности любит ваш покойный? Где собирается остановиться? Не открыть ли мне гостиницу для таких постояльцев?

И пояснил:

– Зелма мне всё рассказала. Спасибо за доверие. Я так понимаю, всё продумано, справитесь сами, но если что, мой телефон у вас, мистер Валевский. И разрешите совет: не поручайте вашего друга-двойника заботам врачей Моря.

– Это и невозможно, – прошептал Арт, – идентификационные маркеры на теле выдадут его.

– Правильно. Так куда же вы его поместите?

– Я договорился с одним медицинским институтом на Суше, они позаботятся о теле до полного восстановления сознания.

– Уже лучше. Но дело в том, что война закончилась и, предвижу, профессура из Подводных Колоний начнёт возвращаться на свои кафедры. А резидент Моря, пусть даже в коматозном состоянии, – информация класса икс. Сами понимаете, утаивать ничего не станут. Лучше отправьте спасённого в частную клинику доктора Хорхе. Это аргентинский врач, у него работают американские коллеги, все профессионалы. Я помогу всё устроить и, так и быть, сам придумаю легенду для пациента. Чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов.

– Арти, он может всё, – утвердительно кивнула Зелма. – Это страшный человек.

Но глаза её смотрели на Борджия с надеждой:

– Кассий поможет нам спасти Марка.

В лаборатории Алоиза Хорхе у тела инсуба остались доктор Фредерик Свенсен и измученный перипетиями последних дней Валевский.

Маленький профессор приблизился к биокамере и торжественно произнёс в стекло, за которым покоился Марк:

– Вот мы и встретились, полковник СУББОТ Марк Эйджи!

Арт весь подобрался.

Это полный провал.

А он-то поверил в протянутую руку помощи – волосатую руку мерзавца Борджия!..

– Вам известен человек, которого мы выкрали из подводной тюрьмы?

– Мне – известен. И Хорхе тоже. Подозреваю, что кое о чём догадывается и хитроумный Борджия, у него нюх на такие вещи.

– Что именно вы знаете о моём друге и откуда у вас эта информация?

– Много вопросов сразу. Давайте по очереди. Ваш друг полковник Эйджи отвёл от Колоний серьёзные неприятности и спас по меньшей мере восемь тысяч детских жизней, опередив Гипноса, – ответил серьёзный коротышка, предпочитавший носить чуть ли не кустарные очки. Артемию почудилось, в очках спрятано по пулемёту – в каждой роговой дужке, – так тяжелы. Он подавил желание сорвать эти забралом закрывающие половину круглого лица окуляры и швырнуть их куда подальше.

А маленький профессор продолжал с пафосом в голосе:

– Марк Эйджи – герой нашей эпохи. Не умаляю вашу славу миротворца, но, поймите меня правильно, вы поработали над тем, чтобы уже разгоревшаяся война закончилась, он же взял на себя ответственность спровоцировать её. Если бы Гипнос в тот день ушёл невредимым, он бы нашёл способ попасть в один из рифов и разнести его на куски. Для агента такого уровня это было просто делом времени. Гипнос – явление уникальное даже для тайной агентуры Суши, а эта организация собирает своих людей по всему миру. Но Эйджи и Оберманн сработали чётко. Один свёл на нет усилия резидента, взорвал базу «Касатка» на четыре часа раньше, лишив Гипноса возможности выполнить намеченную задачу и заставив болтаться на воде не при делах. А Оберманн поспешил на поиски резидента и не стал передоверять дело суду или дипломатам, от которых Гипнос наверняка бы нашёл способ улизнуть. Он на свой страх и риск, нарушив все ваши законы, сделал со своими людьми чёрную работу: мало того что резидента расстреляли на месте, но ещё и показали казнь всем, чтобы исключить разные версии и стравить людей Моря и Суши. А ведь ни Эйджи, ни Оберманн не имели общего плана. Но вы, подводники, – это всё более очевидно – умеете, когда дело касается глобальной стратегии, общаться невербально, как пчёлы. Мы имеем проверенные сведения: люди Моря, даже разобщённые, действуют как хорошо слаженная команда, не сговариваясь или с минимумом сигналов, причём сами они не отдают себе в этом отчёт.