Сергей Дубянский - Арысь-поле Страница 61

— А ты, вообще, меня пьяным видела?

— Нет, — Ирина смутилась и опустила глаза, но Вадим даже не рассердился на столь откровенное замечание от собственной подчиненной; да и чувствовал он себя на удивление хорошо — видимо, обильная закуска сыграла свою роль.

— Скажи, — он подпер рукой голову, — ну, какой русский бизнес обходится без бутылки? Зато какой контракт подписали!..

— Вадим Александрович, если честно, мне аж страшно. Триста тысяч фарингасепта!..

— А чего страшно? Это даже меньше вагона. Зато будем монополистами по всему региону, так что придется тебе, как главному фармацевту, вместе с Людмилой, не только наши аптеки обеспечивать, но и оптовую сеть строить. Это, так сказать, первая ласточка. Поднимаемся, Ирочка, на новую ступень. Денежек будет больше, зарплату тебе прибавлю.

— Это хорошо, — Ирина мечтательно вздохнула, — я выйду? Вы, наверное, вставать будете?

— Да, наверное, пора уже.

Когда створка купе закрылась, Вадим спрыгнул с полки. …А с фарингасептом, точно, сказка получилась — таких цен просто не бывает! И срока реализации в полгода никто никогда не предлагал. Что значит, вовремя сходить в кабак с иностранным партнером! Как этот румын оказался там в самый нужный момент!.. И Ирка, тоже молодец — оказывается, она и флиртовать умеет, а не только пилюли заказывать. Кажется, румын остался доволен по уши…

— Заходи, — Вадим распахнул дверь, — сейчас приедем, пойдем пиво пить? Я приглашаю.

— Вадим Александрович, там, наверное, пришла машина, которую мы вчера скомплектовали. Надо же принять товар.

— Какая ж ты вся правильная, — Вадим вздохнул, — но я сегодня отдыхаю.

— Ой, конечно, Вадим Александрович!

— Ну, спасибо, что разрешила, — он хитро подмигнул, и когда они расстались на перроне, долго смотрел вслед своему главному фармацевту, думая, что если б это была просто девушка, возможно, он бы и не позволил ей так беззастенчиво обниматься с тем румыном; да и сейчас был бы понастойчивее в уговорах, относительно пива.

…Ладно, значит, бедняжка, так и не узнает своего счастья… — вообще, настроение у Вадима было веселое.

Дома он первым делом принял душ; потом, оставляя на полу мокрые следы, дошел до кухни, плюхнулся на табурет и блаженно закурил, откинувшись спиной на холодную стену. Он знал, что через пять минут обсохнет, снова станет жарко, а вчерашняя водка начнет вылезать на лбу мелкими капельками пота, но ловил момент, выпуская в потолок струйку дыма и бессмысленно глядя на противоположную стену, где висел календарь с изображением бескрайнего желтого поля.

…Июль уже закончился… — подумал он безотносительно к предыдущему, — во всем должен быть порядок… Встав, перевернул лист календаря, под которым, вместо поля, обнаружился заросший камышом пруд. Дата «второе августа» оказалась обведена красным кружком, и около нее значился комментарий — «Алла». Вадим шлепнул себя по лбу. …Блин! Сегодня ж Алка приезжает!.. Это ж встретить, вроде, надо…

Сам он определял Аллин статус, как «приходящая любовница». Формально, определение «приходящая», объяснялось тем, что она не может бросить больного отца, хотя Вадим прекрасно понимал — вся «дочерняя забота» лишь повод не выглядеть дурой в собственных глазах и что тоже немаловажно, в глазах подруг; если б он предложил ей даже не выйти замуж, а просто переехать к нему, все б у отца мгновенно нормализовалось. Но он же не предлагал. Правда, Вадим давал ей денег; причем, делал это по собственной инициативе, принимая расхожее мнение, что любовницу надо содержать за одно то, что она является любовницей. Алла же неукоснительно исполняла роль фаворитки на роль жены, периодически окунаясь в домашнее хозяйство и забивая холодильник едой.

…А как не хочется выползать в город… хотя, причем тут город? Сидела б она в своей Анапе… За три недели ее отсутствия, жизнь, оказывается, приобрела, если не новый смысл, то совершенно новые краски, которых раньше не существовало и которые Алла никогда не поймет.

…Как ей, блин, рассказать о той же Насте — этой зеленоглазой химере, и о том, что ее невозможно забыть?.. Хотя теперь-то ясно, что это хрень, состоящая из крошечных огоньков, тепла костра и наполненная речной водой. Что может дать в постели ее непонятная плоть? Да ни хрена!.. Анька и то лучше… даже не «и то» — она, вообще, неплохая девчонка; даже как-то жалко, что Приключение уже закончилось…

Вадим вспомнил, как вернувшись с хутора, развез девчонок по домам, а Лену высадил возле ее любимого «Наутилуса»; на этом оборвалась ниточка, связывавшая его с жутковатым, но увлекательным миром (больше он не казался страшным, а именно увлекательным, нарушающим привычное однообразие жизни).

…Хотя, может, ничего и не закончилось — просто я укатил в Москву… Зато меня у меня есть триста тысяч упаковок фарингасепта! Нельзя вечно жить в Приключении, так что пусть приезжает Алка… кстати, и жратва давно закончилась; на пельмени уже смотреть не могу!..

Вадим набрал «Справочную вокзала».

— Скажите, «Анапа» у нас, когда прибывает? Двенадцать пятьдесят? Спасибо, — посмотрел на часы. …Хорошо, хоть пиво не стал пить!.. Зато сейчас пышно отметим приезд… Вадим встал, и открыв холодильник, с радостью обнаружил одно, последнее яйцо — ведь завтракать надо, несмотря ни на что.

Поскольку поезд был проходящим, он не заезжал на Центральный вокзал, являвшийся тупиком, а лишь на две минуты останавливался на маленькой пригородной станции и следовал дальше на Москву.

Станция носила весьма символичное название «Придача» и представляла собой зданьице с десятком деревянных лавок, автоматическими камерами хранения, стоящими поперек зала, и одним кассовым окошечком. Заходить внутрь не хотелось — даже через окно Вадим представлял, как там душно. Он поставил машину в тень, открыл дверь и закурил, глядя на уходящие к горизонту ослепительно блестевшие рельсы. Если не поворачиваться и не видеть самого здания с примыкавшим к нему грязным бетонным забором, то можно было подумать, что находишься в голой степи, и никакие поезда сроду не станут здесь останавливаться — они будут нестись дальше к большим комфортабельным вокзалам, оставляя за собой шлейф раскаленного воздуха, украшенный кружащимися над полотном пакетиками от чипсов.

Радио на станции не работало, поэтому, когда на горизонте появилась зеленая точка тепловоза, Вадим вышел к путям так, на всякий случай, но на вагонах, и правда, красовались таблички «Анапа-Москва». Поезд остановился, и Вадим увидел, как на гравий соскочила Алла в ядовито зеленой майке и шортах, волоча за собой тяжелую сумку. Остановилась, озираясь по сторонам, и тогда Вадим не спеша двинулся навстречу, зная, что никуда она без него не денется. Потом тепловоз тоненько свистнул, и набирая скорость, потащил состав дальше.

— Привет, — Вадим подошел, раскинул руки; Алла прижалась к нему, подняла лицо, смешно вытянув губы для поцелуя. Кожа у нее была загорелой и, прям, бархатной, а от волос пахло морем — такой незнакомый, чужой запах… Тем не менее, Вадим поцеловал ее, стараясь не прижимать к своему потному телу.

— Как отдохнула? — он небрежно подхватил сумку.

— Классно! Вода просто чудо!.. А жила я!.. Прикинь, до моря десять минут, частный дом… там такие персики!.. Хозяева нам все разрешали… Ой, я фотки покажу!.. Я в аквапарк ездила!.. — Алла скакала с одного на другое, захлебываясь впечатлениями.

— Ну, еще расскажешь… — Вадим, не то, чтоб не интересовался ее времяпрепровождением, но программа курортного отдыха настолько одинакова, что, как правило, эти рассказы гораздо интереснее для самого рассказчика, чем для слушателей, — тебя куда, домой? — поставив сумку в багажник, он распахнул дверь.

— А ты как хочешь? — она прижала его руку к своей груди, — лично я соскучилась.

Тащить к себе багаж Вадиму не хотелось — сразу начнется разборка вещей; половину из них, естественно, она забирать не станет, и фактически получится, что на весь остаток лета она переедет к нему. Но и сказать — не хочу, казалось бестактным, поэтому Вадим быстро нашел компромисс.

— Давай, отвезу тебя домой; отдохнешь, посмотришь, как там отец, а вечером встретимся, куда-нибудь сходим…

— Ладно, — согласилась Алла, — но ты хоть соскучился?

— Конечно, — Вадим не мог объяснить, соскучился ли он — просто жизнь возвращалась в привычное правильное русло, а хорошо это или плохо, он и сам не знал.

— А загорелый-то! Прям, как я, — Алла засмеялась, — где это?

— На речке, — Вадим уже отъехал от станции, — тут жара за тридцать недели две; без речки сдохнуть можно.

— Ой, а там, как классно!.. — защебетала Алла, и всю дорогу Вадиму оставалось только вставлять ничего не значащие реплики, но это его нисколько не напрягало.