Хольм Ван Зайчик - Дело о полку Игореве Страница 62

Богдан вспомнил, что в холодильнике осталась нетронутой вторая бутылка. Чуть пошатываясь, он двинулся на кухню. Голос репродуктора стал громче и разборчивей:

«… в связи с этим князь заявил, что вне зависимости от результатов сегодняшнего голосования намерен наложить на челобитную о снижении налогов свое княжье недозволение. Если же Гласный Собор вознамерится преодолеть недозволение вторичным голосованием, он передаст рассмотрение тяжбы в Главное Управление Законообразности[60] в Ханбалыке. На сразу же заданный корреспондентом телепрограммы «Итоговая верность» вопрос о том, каким образом подобный произвол может сочетаться с народоправством, князь ответил, что как раз именно челобитная по некоторым своим существенным чертам пребывает в явном противуречии с народоправственными эдиктами Дэ-цзуна, это легко доказать с документами в руках, и он, князь, только о соблюдении истинного народоправства и печется… »

Богдан выключил звук.

А потом, вместо того чтобы лезть в холодильник, взял телефон. Немного неуклюже попадая в кнопки, медленно набрал номер.

Гудок.

Гудок.

Гудок.

Голос.

– Благословите, батюшка!.. Нет. Нет, простите. Я сразу перейду к делу. Да, срочное… Пришло время, благословите исполнить епитимью, отче. Моя сила дэ[61] на ущербе. Я не сумел сохранить единство даже внутри собственной семьи. Я чувствую себя самым плохим человеком на свете, отец Кукша, самым плохим. Самым черствым, самым неумелым, самым жестоким… Самым глупым. Что? Да. Чем скорее, тем лучше.

Отец Кукша некоторое время молчал, видимо, прикидывая. А может, заглядывая к какие-то свои бумаги. Богдан ждал, стараясь дышать ртом, потише. Нос размок и забух от слез.

– Завтра? Благодарю вас, батюшка. Но… Да! Конечно, готов, конечно. Соловецкий скит… три месяца… в снегу, босиком, в рубище… И прямо сегодня можно выезжать? Вот как славно! Спасибо… Спасибо. Спасибо!!!

Некоторое время Богдан стоял посреди кухни с бестолково зажатой в руке трубкой. А потом, уже немного успокоившись, с просохшими глазами пошел к «Керулену», загрузил почтовую программу и, коротко известив руководство о настоятельной необходимости взять наконец давно ему, Богдану, положенное время для насущных духовных забот, а Бага – о том, что сегодня же уезжает надолго, помедлив мгновение, начал: «Дорогая, любимая Фирузе! Спасибо тебе за удивительный твой приезд. Теперь, после завершения дела, пришла мне пора немножко отдохнуть на Соловках. Но к вашему с доченькой возвращению я непременно… »

Конец первой цзюани

Э. Выхристюк, Е. Худеньков

Предварительные разыскания о звере пицзеци

Загадочная фигура зверя пицзеци открывает перед пытливым исследователем новые горизонты постижения китайской культуры и шире – истории человечества в целом. Весьма отрывочные сведения об этом удивительном животном разрозненны и крайне редки, само же животное предстает фигурой настолько знаковой, что переводчики не могли не посвятить ему эти пусть краткие и далекие от полноты, но исполненные неподдельного благоговения заметки.

Впервые мы столкнулись с термином пицзеци при переводе с китайского «Дела о полку Игореве» голландского автора Хольма ван Зайчика: а точнее – в эпиграфе, представляющем собой выдержку из двадцать второй главы «Лунь юя» («Беседы и суждения»), всемирно известного сочинения древнекитайского философа и государственного деятеля Конфуция (551-479 до н. э.).

Надо сказать, мы тут же обратились к доступной нам справочной литературе, но нигде – за исключением цитируемой Х. ван Зайчиком двадцать второй главы «Лунь юя», ни слова о таком животном не нашли [a1] . Это привело нас в некоторое замешательство, но естественным образом лишь разогрело наше любопытство.

Мы снеслись посредством телефона, интернета и почты с коллегами-китаеведами из разных уголков земного шара. Результаты были удручающими: никто из наших респондентов никакими определенными сведениями о пицзеци не располагал. Правда, от нескольких телефонных разговоров у нас осталось впечатление какой-то недосказанности. Так бывает, когда просишь описать простыми и ясными словами общеизвестное явление. Пришлось обходиться своими силами.

На данный момент нам приходится признать, что единственным источником, благодаря которому мы можем хоть как-то приподнять завесу тайны над зверем пицзеци, является эпопея Х. ван Зайчика «Плохих людей нет», где обильно цитируется считавшаяся давно и безвозвратно утерянной XXII глава «Суждений и бесед», в которой сосредоточены скупые, но крайне интересные и значимые высказывания великого учителя об этом мифическом зооморфном персонаже. Стоит еще раз оговорить, что нам неизвестно, каким образом XXII глава оказалась в распоряжении ван Зайчика. Но вопрос об аутентичности ее для нас в настоящее время уже не стоит: в том, что текст XXII главы написан самим Конфуцием, нас убедил, во первых, тщательный текстологический анализ приводимых ван Зайчиком выдержек, а во-вторых, уверенность в кристальной честности великого еврокитайского гуманиста, который никогда не пошел бы на подлог или розыгрыш.

В нашем распоряжении находится всего несколько отрывочных письменных свидетельств, прямо или косвенно связанных с этом животным. Первое, самое полное, – уже упоминавшийся выше эпиграф. Обратимся к тексту:

Однажды Му Да и Мэн Да пришли к Учителю и Му Да сказал:

– Учитель, вчера мы с Мэн Да ловили рыбу на берегу реки Сян и вдруг услышали какие-то странные звуки. Мы обернулись и увидели животное – у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы. Мэн Да крикнул, и животное скрылось в зарослях тростника. Я считаю, что это был цилинь, а Мэн Да говорит, что это был сыбусян. Рассудите нас, о Учитель!

Учитель спросил:

– А велико ли было животное?

– Оно было размером с лошадь, но высотой с собаку! – ответил Мэн Да.

– Уху! – воскликнул Учитель с тревогой. – Это был зверь пицзецы. Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй. А столь большие пицзеци приходят лишь накануне самых ужасных потрясений!

В данном эпизоде, представляющем собой диалог Конфуция и его ближайших учеников Му Да и Мэн Да (в двадцать второй главе они упоминаются постоянно; видимо, на склоне лет Конфуций выделил этих двоих среди прочих своих последователей), нам открываются некоторые признаки и свойства зверя пицзеци. А именно:

1. Самые иероглифы, которыми записан термин пицзеци, говорят о многом: пи – «кожа», «кожура», «оболочка»; цзе – «разделывать» (например, тушу), «сдирать», «расчленять»; наконец ци – «самец цилиня», довольно известного мифического животного. Переводя иероглиф за иероглифом, мы получаем таким образом «цилиня, сдирающего кожу» или «цилиня, освобождающего от оболочки» [a2]. Недаром Му Да решил, что перед ним именно цилинь.

В связи с этим весьма примечательным кажется то обстоятельство, что пицзеци относится именно к отряду цилиневых, про которых из разных текстов известно, что они, цилини, являлись в мир людей в качестве предвестников благих событий глобального свойства – вроде воцарения новой династии, несущей с собой мир, спокойствие и процветание. А уж поимка цилиня считалась безусловным знаком идеального, мудрого и гуманного правления.

С другой стороны, дерущиеся, бодающиеся, «бьющиеся» цилини издревле считались признаком событий зловещих, трагических и притом катастрофического свойства.

Судя по всему, пицзеци, как цилинь по происхождению, эту самую судьбоносность получил по наследству, но – с отчетливо выраженным отрицательным знаком: зверь был предвестником дурных событий, на что прямо и недвусмысленно указывается в конце диалога, где Конфуций говорит своим ученикам буквально следующее: «Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй». Об эпохе Куй см. ниже.

Итак: зверь пицзеци – несомненно некий подвид (разновидность?) цилиня. Его кости (предположительно – черепные) в древности использовались для гаданий; по крайней мере, в «Деле поющего бамбука» есть короткая, но характерная цитата из двадцать второй главы «Лунь юя»: «Вчера гадали на костях пицзе. Будет радость». Судя по иероглифам, в данном случае речь несомненно идет о костях зверя пицзеци.

2. Кое-что можно уяснить и о внешнем виде зверя. Обычного цилиня часто изображают в виде однорогого оленя, с шеей волка, хвостом быка, копытами коня, разноцветной шерстью и панцирем черепахи. А вот как описан зверь пицзеци у Конфуция: «…у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы». То есть нашему взору в этом описании предстает некое довольно крупное животное – «размером с лошадь», с большой головой, имеющей незначительные роговые выросты ветвящегося типа, с длинным телом, покоящимся на непропорционально коротких ногах – «высотой с собаку». Разумеется, мы в данном случае берем в качестве предмета для сравнения среднестатистическую собаку, допустив, что это будет нечто вроде ирландского сеттера либо чуть крупнее или мельче. Облик пицзеци настолько необычен, что Мэн Да в какой-то момент решил даже, что перед ними сыбусян [a3].