Роберт Хайнлайн - Дорога Славы Страница 63

Итак, я осел на место. Прошла перемена имени; Калтех подтвердил, что я могу готовиться к переезду в Пасадену — и до меня дошла адресованная мне почта.

Мать переслала ее моей тетке, та отправляла ее на адрес гостиницы, где я вначале остановился, и в конце концов она добралась до моей квартиры. Некоторые письма были отправлены из Штатов больше года назад, посланы в Юго-Восточную Азию, оттуда в Германию, затем на Аляску, а потом еще и еще, прежде чем я прочел их в Сотелле.

Одно из них опять предлагало ту сделку по обслуживанию вкладов; на этот раз мне могло достаться на 10 % больше. Другое было от тренера моего колледжа — на простой бумаге и вместо подписи — закорючка. Он писал, что определенные лица заинтересованы в том, чтобы сезон начался с большого успеха. Не изменит ли моего решения 250 долларов в месяц? Позвонить ему на дом, и деньги мои. Я порвал его.

Следующее было из управления по делам ветеранов войны, написанное чуть позже моего ухода, в котором мне сообщалось, что в результате слушания дела “Бартон против Соединенных Штатов” и др. было выяснено, что я официально являюсь “жертвой войны” и мне полагается 110 долларов в месяц для получения образования до истечения 23 лет.

Я досмеялся до того, что у меня стало колоть в животе.

После кучи хлама мне попалось письмо от конгрессмена. Он имел честь сообщить мне, что совместно с “Ветеранами Заокеанских войн” он послал на рассмотрение несколько особых проектов для исправления несправедливостей, возникших по причине ошибок в правильной классификации лиц, являющихся “жертвой войны”, что проекты эти получили одобрение и что он был счастлив, что касающийся меня проект позволял мне завершать свое образование до двадцать седьмого дня рождения, поскольку двадцать третий мой день рождения прошел прежде, чем ошибка была исправлена. Остаюсь, сэр, искренне и т. д.

Смеяться я не мог. Я подумал, сколько я съел бы грязи, или — сами догадывайтесь — в то лето, когда меня призвали, если бы мог положиться на ПО долларов в месяц. Я написал этому конгрессмену благодарственное письмо, какое только сумел.

Следующий экземпляр был похож на помойку. Исходил он от Больничного треста, ЛТД,[92] следовательно, просьба о пожертвовании или реклама больничной страховки. Только я не мог понять, с какой стати кому-нибудь в Дублине заносить меня в свой список.

Больничный трест интересовался, нет ли у меня билета Тотализатора Ирландских больниц за номером таким-то, и положенной к нему квитанции? Этот был продан некоему Дж. Л.Уэзерби, эсквайру. Его номер был вытянут во втором розыгрыше и оказался билетом выигравшей лошади. Об этом сообщили Дж. Л.Уэзерби, и он уведомил Больничный трест, что от него билет перешел к С.П.Гордону, а по получении квитанции он выслал ее данному лицу по почте.

Не тот ли я “С.П.Гордон”, есть ли у меня билет и есть ли у меня квитанция? Больничный Трест ЛТД был бы рад получить ответ поскорее.

У последнего в кипе письма был обратный адрес американской почты. В нем лежала квитанция Ирландского Тотализатора и записка: “Это должно отучить меня играть в покер. Надеюсь, вы что-нибудь по нему выиграете. Дж. Л.Уэзерби”. Штамп на конверте указывал дату больше года тому назад.

Я поглазел на все это, а потом достал бумаги, которые таскал с собой по всем Вселенным. Нашел соответствующий билет. Он был вымазан в крови, но номер было видно ясно.

Я посмотрел на письмо. Второй розыгрыш…

Я начал рассматривать билеты под ярким светом. Все остальные оказались поддельными. А вот на этом билете и этой квитанции гравировка была не хуже, чем на бумажных деньгах. Не знаю, где Уэзерби купил такой билет, но явно не у того мошенника, который продал мне мой.

Второй розыгрыш… Я и не знал, что их бывает больше одного. А розыгрыши зависят от количества проданных билетов, в сериях на 120.000 штук. Я же смотрел только результаты первого.

Уэзерби отправил квитанцию почтой на адрес матери, в Висбаден, и когда я торчал в Ницце, она, судя по всему, была в Элмендорфе, потому что Русро оставил в “Америкэн Экспресс” адрес для пересылки; Руфо, естественно, знал обо мне все и предпринял несколько шагов для моего исчезновения.

В то утро, больше года назад, когда я сидел в одном из кафе Ниццы, в моей почте лежал выигрышный билет с квитанцией. Если бы я прочитал тот номер “Геральд-Трибюн” подальше, чем объявления раздела “Личное”, то нашел бы результат розыгрыша второй серии и так бы и не откликнулся на то объявление.

Я получил бы 140.000 долларов и никогда больше не встретился бы со Стар…

Но разве стерпела бы Ее Мудрость такое вмешательство в свои планы?

Разве отказался бы я последовать за своей “Еленой Троянской” просто потому, что вместо подкладки у меня в карманах были бы деньги?

Я, как в суде, истолковал сомнение в свою пользу. Все равно бы я прошел по Дороге Славы!

По крайней мере, я на это надеялся.

На следующее утро я позвонил на работу, потом отправился в один из банков и прошел процедуру, которую дважды уже проходил в Ницце.

Да, билет был настоящий. Не требуются ли услуги банка по оформлению поручения? Я их поблагодарил и ушел.

У моего порога стоял какой-то человечек из Внутренних Сборов…

Почти у порога… Он позвонил снизу, когда я писал письмо в Больничный трест, ЛТД.

Немного погодя я объяснил ему, что черта; два я на это пойду. Я оставлю эти деньги в Европе, а они пусть облизываются! Он мягко посоветовал мне не занимать такой позиции, поскольку сейчас я просто спускаю пары, ибо СВС[93] не очень-то по душе платить доносчикам, но они пойдут на это, если мои действия покажут, что я стараюсь уклониться от уплаты налогов.

Я был загнан в угол. Получил я 140.000 долларов и уплатил 103.000 Милому Дядюшке. Мягкий человек подчеркнул, что так-то оно лучше, слишком часто люди, откладывая платежи, нарывались на неприятности.

Жил бы я в Европе, у меня было бы 140.000 долларов золотом — а теперь я имел 37.000 долларов бумажками — ибо свободным и независимым американцам золотом владеть нельзя. Вдруг они начнут войну, или перекинутся к коммунистам, пли еще что. Нет, мне нельзя оставить эти 37.000 долларов в Европе в виде золота; это тоже незаконно. Они вели себя крайне вежливо.

Я отослал десять процентов, 3.700 долларов, сержанту Уэзерби и поведал ему всю историю. 33.000 долларов я взял и учредил фонд на обучение в колледже для своих отпрысков, управляемый таким образом, чтобы мои родственнички ни о чем не догадывались, покуда он не понадобится. Я сложил пальцы крестиком и вознадеялся, что известия об этом билете не дойдут до Аляски. В лос-анджелесских газетах об этом ничего не было, но слух все равно как-то пошел; я обнаружил, что включен в бесчисленные списки на пожертвования, i стал получать письма, предлагающие блистательные возможности, молящие о займах или требующие подношений.

Прошел месяц, прежде чем до меня дошло, что я забыл о Подоходном Налоге Штата Калифорния. Так мне до конца и не удалось отделаться от всех платежей.

ГЛАВА XXII

Я ВЕРНУЛСЯ к старому своему кульману, по вечерам корпел над книжками, иногда смотрел телевизор, по выходным много фехтовал. Но все время снился мне этот сон…

Впервые он мне приснился, как только я получил работу, и теперь снился он мне каждую ночь…

Я иду по знакомой длинной-длинной дороге, я вижу поворот и вижу впереди и выше себя замок. Он прекрасен, вымпелы вьются на башнях, а к подъемному мосту изгибами подбирается дорога. Но я знаю, что в темнице его томится пленная принцесса.

Эта часть всегда одна и та же. Меняются детали. В последнее время на дорогу выходит мягкий человечек из Службы Внутренних Сборов и говорит мне, что здесь взимается пошлина — на десять процентов больше всего, что у меня есть.

Иной раз это бывает полицейский, он прислоняется к моей лошади (иногда у нее четыре ноги, иногда восемь) и выписывает квитанцию на штраф за помехи уличному движению, езду с просроченными правами, пропуск знака обязательной остановки и открытое неповиновение. Он осведомляется, есть ли у меня разрешение на ношение этого копья, и предупреждает, что по охотничьим законам требуется, чтобы я к любым убитым драконам…

В другой раз сворачиваю я за этот поворот, и на меня сплошной стеной шириной в пять полос двигается волна шоссейного автотранспорта. Этот вариант хуже всего.

Эти записки я начал после того, как появились мои сны. Трудно было представить, как это я пойду к психиатру и скажу:

— Знаете, доктор, я по профессии герой, а моя жена — императрица в другой Вселенной…

Еще меньше желания было у меня лежать на его кушетке и повествовать, как мои родители плохо обращались со мной в детстве (такого не было) и как я выяснил разницу между мальчиками и девочками (это мое дело).