Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты. Страница 66

Моби Дик вел подруг на веселый пир.

[(1) Никуда они не поворачиваются, зачем бы? Китиха выпрыскивает молоко сильной струей в воду, и китенок ловит ее ртом. — В. Д.]

До Моби Дика осталось всего тридцать метров. Отличное (2) расстояние для инфразвуковой пушки.

[(2) Фант., не бывает. Т. е. настолько не бывает, что никакая наука будущего не поможет. Да, инфразвуком можно убить, но инфразвуковую пушку таких размеров сделать нельзя. Направленная излучающая система должна быть по своим размерам много больше длины волны излучения, иначе волна пойдет по всем направлениям из-за дифракции. А самая короткая длина волны инфразвука в воздухе около 20 м, в воде около 100 м. — В. Д.]

Командир звена субмарин Кондратьев нажал спусковую клавишу.

И Моби Дик потонул. Ахмет, Галочка и Дрэгану повернули растерянных и негодующих самок на север и погнали их прочь.

В голове стада пристроился Макс. Он успел записать песни Моби Дика, и теперь снова под водой понеслись вопли «Уа-а- у-у… Уа… Уа-а-ау!» Молодые глупые самки сразу повеселели и устремились за субмариной Макса. Их больше не приходилось подгонять. А Кондратьев опускался в пучину вместе с Моби Диком. На черном горбу Моби Дика, там, куда пришелся мощный удар инфразвука, вспух большой бугор. Но Кондратьев вбил под толстую шкуру кашалота стальную трубу и включил компрессор. И под шкуру Моби Дика хлынул воздух. Много сжатого воздуха. Моби Дик быстро располнел, бугор на горбу исчез, да и сам горб был теперь едва заметным. Моби Дик перестал тонуть и с глубины полутора километров начал подниматься на поверхность. Кондратьев поднимался вместе с ним.

Они рядом закачались на волнах, как на гигантских качелях.

Кондратьев открыл люк и высунулся по пояс. Это опасное дело во время бури, но субмарины Океанской охраны очень устойчивы. К тому же волны не захлестывали субмарину. Они только поднимали ее высоко к белесому небу и сразу бросали в черную водяную пропасть между морщинистыми жидкими скалами. Рядом также мерно взлетал и падал Моби Дик. У него был и сейчас зловещий и внушительный вид. Он был только чуть-чуть короче субмарины и гораздо шире ее. И мокро блестела живая, раздутая сжатым воздухом шкура. Вот и конец Моби Дику.

Кондратьев вернулся в рубку и захлопнул люк. В горбу Моби Дика остался радиопередатчик. Когда дня через два буря утихнет, Моби Дика запеленгуют и придут за ним. А пока он может спокойно покачаться на волнах. Ему не нужны больше ни невесты, ни нежные новорожденные киты. И хищники его не тронут — ни кальмары, ни акулы, ни касатки, ни морские птицы, — потому что шкура Моби Дика надута не простым чистым воздухом.

«Прощай, Моби Дик, прощай до новой встречи! Хорошо, что ты не белый кашалот. Мне еще долго-долго искать тебя по всем океанам моей Планеты, искать и снова и снова убивать тебя. Над бурной волной и в вечно спокойных глубинах ловить в перекрестие прицела твой жирный загривок.

А сейчас я немного устал, хотя мне очень и очень хорошо.

Сейчас я вернусь к себе на базу, поставлю «Голубку» в ангар и, прощаясь, по обычаю поцелую ее в мокрый иллюминатор:

«Спасибо, дружок». И все будет как обычно, только теперь на базе меня ждут».

 В романе эта новелла представлена, начиная с 1967 года. До этого времени существовала как отдельный рассказ, издававшийся в журнале «Знание — сила» (1960) под названием «Ночью на Марсе» и в книге «Путь на Амальтею» (1960) под названием «Ночь в пустыне».

Интересны для исследователя текстов мелкие дополнения-исправления в этой новелле. «Прекрасен, горд и невозмутим», — говорит Мандель о мимикродоне в романе. «Удивительно невозмутимый гражданин» — характеристика мимикродона в рассказе.

В описании марсианского пейзажа в романе говорится: «В лучах белого закатного солнца горели большие пятна соли». В рассказе добавляется «глауберовой соли, какая на Земле добывается на озере Кара-Богаз».

В рассказе Следопыты выговаривают врачам: «Предупреждаем, объясняем — все без толку. Ночью. Через пустыню. С пистолетиками. А завтра придется разыскивать по всему Сырту ваши обглоданные кости… Вам что, Хлебникова мало?»

Во всех трех изданиях (рассказ журнальный, рассказ книжный и новелла в романе) имена персонажей различны. В журнальном варианте Петр Алексеевич Новаго имеет фамилию Привалов, Лазарь Григорьевич Мандель первоначально именовался Александром Григорьевичем Грицевичем. В книжном издании они уже — Новаго и Мандель. Но и в журнале, и в книге вместо семьи Славиных значится семья Спицыных, что окончательно запутывает исследователей мира Полудня: сын Спицына, родившийся на Марсе, погиб на Венере или перенесся посредством деритринитации в XXII век?

 В романе данная новелла тоже появляется только в 1967 году.

До этого публиковалась отдельным рассказом в книге «Путь на Амальтею» (1960). Этот рассказ является основательно переделанной главой из черновиков «Пути на Амальтею». Тодор Кан в рассказе — еще Чэнь Кунь, учащиеся Школы в столовой вовсю дегустируют китайскую кухню (1): 

[(1) Вот не думал, что разлад в советско-китайских отношениях в начале 60-х может иметь положительную сторону: он избавил людей Полудня от китайской кухни. (Правда, пришлось им есть всякую японскую… пищу.) А борщ, а картоха, а селедочка с лучком? — В. Д.]

Они были большими поклонниками китайской кухни и считали, что китайский «цай» является вершиной гастрономических устремлений человечества.

— Салат из медуз с креветками, — говорил Панин. — Салат с вермишелью из гороха «маш»…

— Жаркое «сы-бао»! — воскликнул Гургенидзе и громко глотнул.

— Не надо «сы-бао»! — сказал Малышев. — За обедом «сы — бао», за ужином «сы-бао».. Каракатицу! С ростками бамбука!

— А хороша ли сегодня каракатица? — вдумчиво спросил Панин.

— А вот мы и посмотрим, — сказал Малышев.

— Вах! — сказал Гургенидзе. — Давайте скорее. И бульон тоже.

Они заставили весь стол пиалами и соусниками и схватились за палочки.

Жилин (в ранних рукописях) становится Колей Ермаковым (поздняя рукопись и опубликованный рассказ), а затем Сережей Кондратьевым (роман). Панин в черновике этого рассказа имел фамилию Сидоренко, но в описании его значится, что он «до Школы был глубоководником и обладал нечеловеческой силой».

В черновиках «Пути на Амальтею» такой характеристикой обладал именно Жилин, что опять же запутывает исследователя: «Кто был кем и стал кем?»

Мамедов, один из учащихся Школы, в рассказе имеет фамилию Ван Вэ-мин, а в разговоре учащихся о национализации «Юнайтед Рокет Констракшн» мистер Гопкинс (так в романе) имеет фамилию Морган. Значит, до XXI века просуществовал клан потомков корсара Моргана и в мире «Полудня»..

 Эта новелла присутствует во всех вариантах романа, отдельно не публиковалась.

Планетолет Д-П (вариант «Урала») поменял название на «Арго» («Возвращение»), а затем снова возвратился к старому Д-П (канонический вариант).

В «уральском» издании диалог между диспетчером и его помощником имеет продолжение:

Помощник следил за планетолетом, неведомо откуда появившемся.

— Изумительно… Ядерная ракета… Ты что-нибудь понимаешь?

— Ничего не понимаю, — с тоской ответил старший диспетчер. — Я думаю о наших ребятах, которые сидят на станции Тэта… Как раз высота восемь пятьдесят, и там сейчас бродит этот перестарок… А им не на чем эвакуироваться.

— Его сейчас перехватят, вот увидишь…

Диспетчер покачал головой.

— Тысяча тонн, и такая скорость… Наткнется на станцию и всю разнесет.

Две светлые точки — аварийные роботы — ползли по экрану. Расстояние между ними и ядерным перестарком постепенно уменьшалось.

— Его перехватят, — повторил помощник. — Но это опасно.

— Для кого?

— Для него опасно.

Старший диспетчер промолчал.

 Когда аварийные роботы перехватывают ядерную ракету, помощник диспетчера, глядя на это зрелище, замечает: «Как кальмары кита». Это сравнение возникло не случайно, в издании «Возвращения» о помощнике диспетчера говорится: «Когда-то он работал в Океанской охране».

 Эта новелла отсутствует в издании «Урала». В 1962 году опубликована отдельным рассказом в журнале «Знание — сила».

Один из листов рукописи «Стажеров» на обороте содержит черновой вариант этой главы:

…не взглянул на Генку, но все знали, кого он имеет в виду.

Несколько месяцев назад выяснилось одно пренеприятное обстоятельство. Оказалось, что в космогационные школы принимают не сразу после десятого класса, а с двадцати пяти лет.