Мария Фомальгаут - Время неместное Страница 7

И вообще…

Протягиваю пацанёнку конверт.

– На. Тебе.

– Не-е, это вам папа просил…

– Ну а я тебе дарю.

– Да не-е… мне папа каждый день по столько…

Чуть не давлюсь собственным языком. Мда-аа, чтобы такого задобрить, это квартиру продать надо и самого себя на органы…

– Я видел, – повторяет мальчишка.

Так и хочется сказать ему, дурище ты, дурище, я тебе жизнь спасал, а ты…

– Вы же тоже… видели, да?

Кусаю губы.

– Ну… что ты хочешь… чтобы ты молчал?

– А чё молчать-то?

– А то… будто сам не знаешь.

– А что… про это говорить нельзя… что мы видели?

– Нет, конечно.

– А чё будет?

– То и будет… тюрьма мне будет, вот что…

– Как-кая тюрьма? За то, что там другая вершина, вам тюрьма будет?

И снова гром среди ясного неба.

– Какая ещё… другая вершина?

Другая вершина, другая вершина…

Начинаю припоминать. Ну да. Там. На склоне. Когда воздух свистел от пуль, и земля ощеривалась взрывами. Когда вжимался в снег, когда…

Там-то и увидел.

В тумане.

Не на горизонте, а где-то дальше, дальше, там, где кончалась сама бесконечность. Светилось что-то в тумане, высоко-высоко, выше нашего плато, огни какого-то города – там, там. Впереди. Так впереди, что я понять не мог, где это впереди находится. Тогда и мысли не было, что там может быть другое возвышение, другое плато, да не смешите меня, какое возвышение после такой бойни, после такого падения цивилизации – в пропасть…

Теперь припоминаю.

Вершина.

Ну да.

Как насмешка над здравым смыслом.

Вершина.

– А телескоп у вас есть?

Тэ-экс, начинается. Сначала телескоп ему, потом крутилку ему, которая модели планет крутит, потом ещё эту штуку ему, которая звёзды показывает и светится, потом космический корабль ему, и на Луну…

Хочу сказать нет, не могу, где это видано, чтобы не было…

Надеваю на себя маску строгого дяди:

– Есть, но детям мы ничего не даём.

– Тогда… может, вы сами?

– Чего сам?

– Ну, это… на вершину посмотрите?

– Смотрел я на вершину.

– Да не-ет… вы в телескоп на неё гляньте, чего там…

Хочу огрызнуться, что телескоп – чтобы смотреть туда, в звёзды, тут же осекаюсь, кто сказал, что в звёзды, в какие звёзды, куда хочешь, туда и смотри…

Смотрю на телескоп, маленький, страшненький, из каких-то там германий-японий, каждый винтик этой штуки стоит больше, чем вся эта обсерватория. С телескопом не работал никогда, кто бы меня пустил, просто показали, как величайшую из святынь, только что не приказали приложиться лбом к полу, о великий…

Осторожно нажимаю рычаг, ме-е-е-едленно поворачиваю купол, чтобы окошко смотрело на запад. Пацанёнок вздрагивает, я тоже первый раз так и подскочил, когда завертелось…

Выдвигаю телескоп. Бережно. Бережно. Умная машина, сама знает, куда выдвигаться, на что смотреть. Что-то мерзёхонько похрустывает, гос-ди прости, нежели сломал… нет, вроде обошлось…

УВЕЛИЧЕНИЕ ×100.

Смотрю. Ничего не вижу, серая дымка, серый туман…

УВЕЛИЧЕНИЕ ×200.

Пустота. Какая-то особенная пустота, будто издевается надо мной.

– А можно я… – верещание под рукой, чёрт, я уже и забыл про мальца…

– А неможно… говорю тебе, детям не даём…

Мальчишка в ответ шепчет какую-то пошлятину насчёт детям не даём, обиделся… Ну ещё бы, папочка ему в хорошие времена Луну с неба только так доставал, только чадушко захочет, а тут на тебе, злой дядя телескопом не даёт побаловаться… Злому дяде самому завтра бошку отпилят, если узнают…

УВЕЛИЧЕНИЕ ×300.

Ну же…

Спохватываюсь.

Бью себя по лбу, что есть силы, идиотище я, идиотище, заслонку-то кто открывать должен…

Открываю заслонку.

Навожу резкость, пла-авно-плавно, ме-едленно-медленно, вижу…

Сжимается сердце.

Вот теперь никакой ошибки быть не может.

Вершина.

Там.

А на вершине…

…там…

Город.

Не город – огромный мегаполис, не мегаполис – гигаполис, насколько хватает глаз. Высотки… нет, не высотки, что-то лёгкое, воздушное, полупрозрачное, что-то появляется, исчезает, приходит из ниоткуда, уходит в никуда. Трассы, которые закручиваются на самих себя, изгибаются как будто не только в пространстве, но и во времени. Что-то не то пролетает в небе, не то скользит по небу, цепляясь за пустоту.

Где-то там, там.

На огромной высоте, перед которым наше Плато – жалкая кочка.

Где-то там. По ту сторону тёмных бездн и тёмных войн.

– А можно я, можно я-а-а?

– Мы детям ничего не да…

– …так нече-естно…

Понимаю, что так и, правда, нечестно.

– Ну, смотри, тихохонько только… поломаешь, век потом не распла…

Тут же осекаюсь. Он-то расплатится, можете не сомневаться. Папочке позвонит, и…

Ладно, не о том речь.

Парень буквально присасывается к телескопу, кажется, стальной тубус сейчас хрустнет под побелевшими пальцами. Ну, куда ты его так вертишь, куд-да вертишь, это тебе карусель, что ли…

– Вау, крутяа-ак…

– Да уж, крутяк…

– Он по ней ка-ак даст из пушки, а она от него на самолёте…

Вздрагиваю. Не понимаю, серьёзно он, или так, меня подразнить. Отпихиваем друг друга от телескопа, как дети, дай я, нет, дай я…

– Вон, дядька этот, видели, да? Он в неё палил…

Не вижу никакого дядьки. То есть, много вижу дядек, который из них – не знаю.

Город, который запутался сам в себе.

Город, который плюнул на все законы пространства и времени. Какие-то порталы. Миры. Измерения. Дамочка в чём-то эфирном, призрачном, щёлкает пальцами, в воздухе мелькает изобилие картинок, она выбирает что-то на призрачном экране, перед ней открывается одна картинка за другой… выбирает какую-то тряпку, даже не поймёшь, на какое место эта тряпка надевается, щёлкает на ввод…

Мысленно киваю: у нас тоже такое есть… закажи-ка с одного клика… потом тётки толпятся на почте с необъятными посылками, хрен через них пробьёшься за квартиру заплатить…

О чём я…

Ну да…

Экран расступается, в воздухе перед дамочкой зависает аккуратный свёрток. На экране надпись на каком-то понавороченном новоязе: если не заберёте в течение тридцати секунд, товар уйдёт обратно…

– А можно я-а-а…

– Ну, смотри, смотри…

Лихорадочно прикидываю, сколько лет или сколько веков может быть от них до нас. Или сколько войн. Историю человечества давно пора измерять в войнах.

Заглянуть бы в глубины города. В подземелья. В подпространствья. В дымный чад фабрик, во внутренности, за счёт которых живёт город. Узнать, как он живёт, как дышит, как думает; почему-то кажется, что он думает…

– А можно я? Ну ещё чуть-чу-уть, ну пожа-алуйста…

Поворачиваю телескоп, ну на-на-на, смотри, не ори только, сторож услышит, мало никому не покажется… Стою ошарашенный, припоминаю какие-то учебники истории, твердящие в один голос: живём в лучшем из миров, после две тыщи пятнадцатого начинается эпоха хаоса и насилия, тёмные века, ведущие в бесконечность…

Вот, блин, сколько туда ходили, города никто не видел, а может, его раньше и не было, этого города, может, он недавно появился, из ниоткуда, вот так, родился в каких-то водоворотах истории, когда не тот человек раздавил не ту бабочку, или та бабочка не того человека…

Что мы вообще знаем про времена… я сам удивился, что телескоп видит сквозь время…

Навожу резкость, больше, больше, не терпится увидеть всё…

Мерзкий хруст, что-то щёлкает, вижу впереди небо, пустое, холодное…

Ещё не понимаю, что случилось. Ещё смотрю вниз, в лабиринты города, нашего города, ищу, куда закатилась труба телескопа…

Смотрю на обломки на асфальте…

ПРИЛОЖЕНИЕ

РАБОТА С ДОКУМЕНТАМИ

ДОГОВОР ОТ 11 ОКТЯБРЯ 2015 ГОДА ОБ ОСТАНОВКЕ ХОДА ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

1.3 Ещё один вариант сопоставления событий и времени: на этот раз мы имеем дело с двумерным, то есть плоским временем, на плоскости которого располагаются все события.

Из рисунка легко увидеть, что разные варианты событий в таком мире сосуществуют одновременно. Такой мир действительно обнаружен учёными, нашими соотечественниками, в 2134 г…

Корабли Колумба причаливают к берегам Индии. Тут же, параллельно, корабли Колумба причаливают к берегам Америки. И тут же корабли Колумба никуда не причаливают, плывут и плывут в бесконечном океане, потому что в этом варианте мира Земля не круглая, а плоская, длинная плоская лента с клочком суши – Евразией и Африкой. И тут же корабли Колумба, подхваченные штормом, идут на дно. И тут же корабли Колумба причаливают к берегам Атлантиды, которая не затонула. И тут же на кораблях Колумба поднимают мятеж. И…

Джордано Бруно под покровом ночи бежит из Венеции. И шесть лет спустя понимает, что поступил правильно – когда видит, как его самого сжигают на костре.

Люди из царской России хотят сбежать в страну большевиков, люди из страны большевиков хотят сбежать в царскую Россию.