Далия Трускиновская - Феминиум (сборник) Страница 78

А он даже не старший сын, этот Эремон. Впереди него у Мила еще не то двое, не то трое, просто он тот, у кого нет еще жены – и отец на это согласен. Он, этот Эремон, с отцом и не приехал, ему, видно, все равно, кого брать.

– Нам надо выжить, – сказала мать. – Что для фоморов, что для Туата – мы скот. Хуже скота, потому что с нами делиться приходится.

Вот было бы хорошо, если бы филид нашел в ней, Эрин, какой-нибудь порок, чтобы ей замуж не идти. Нет, ну не вообще, а только за сына Мила. Или чтобы не так.

– Вставай, – велела мать, входя, – одевайся. Тебя берут, и ты должна быть вечером на пиру. Платье надень белое. И невестину повязку на голову. На тебя смотреть будут.

Эрин умыла лицо холодной водой, так что оно вспыхнуло алым, сама б не поверила – но полегчало. Расчесала волосы на прямой пробор, на лоб надвинула праздничную повязку с трилистниками. Рабыня достала ей из сундука ненадеванное платье с вышитой по подолу каймой: холст, выполосканный в ледяной воде, был белый, твердый, аж хрустел. Во всем этом она как будто и не она была. Все, что было – «она», горело в жаре щек.

Одевшись, Эрин села у окна ждать, когда ей скажут вниз спускаться. Женские покои были у башни на самом верху, из комнаты, где сестры проводили время, вверх вела одна лестница на плоскую крышу, оттуда было хорошо видно во все стороны, а из окна – только в одну, зато вид открывался на извилистую северную дорогу. Поднимая глаза от вышиванья, Эрин увидела меж небом и землей яркую искру, которую приняла сперва за первую вечернюю звезду, но уж больно стремительно летела она и повторяла изгибы дороги, и скоро ясно стало, что это военный отряд с воздетыми копьями. Что к нам. И что – с миром, потому что слишком мало их для нашей могучей башни.

Эрин Пылающие Щеки вдруг превратилась в Эрин Трепещущее Сердце.

И еще стало ясно, что это нелюди.

Эрин, как куклу, посадили во главу стола: прочие женщины и девы разносили воинам мясо и пиво, а она была невеста и ничего делать не должна. Только сидеть, чтобы все смотрели. Все и смотрели, но потом у гостей и хозяев нашлась тема поинтереснее – грядущая война, на нее и перешли, возвышая для убедительности голоса и придавая речам весу ударами о стол кружками и кулаками. Рядом с невестой, справа, оставили пустое место – якобы для Эремона. Собаки шныряли под столами и задевали боками колени. Кто-то вышел помочиться и упал, наступивши на свинью.

Было весело, как обычно.

Пьяненький бард тянул длинную сагу про битву при Маг Туиред, в которой Фир Болг хоть и уступили детям богини Дану, но доказали тем свою отвагу и сберегли Коннахт. Барда почти не слушали, обсуждали вперемеж фоморьи вращающиеся башни и копья, которые не только пронзают, но и жгут, и ядовитый глаз Могучего Балора. А с другой стороны – силу Огмы, швыряющего камни, меч Нуаду, поражающий все, а более всего – живое копье Луга, столь свирепое, что вне битв его приходится держать в сонном зелье. Делали ставки. Кто-то больше верил в фоморов: дескать, они здесь были всегда и всегда будут. Другие качали головами: мол, есть у детей Дану некий котел, в который воинов павших кладут, а они встают оттуда живые и снова идут в битву, если только у них не отрублена голова и не повреждены мозг и позвоночник, и якобы это посильнее будет. Филид Аморген визгливо кричал, что смысл его жизни теперь в этой земле, потому что он жизнью сына заплатил, только чтоб ступить на нее. Парень упал с борта и утонул – так поняла Эрин из его причитаний и еще подумала, что если бы за Фир Болг числилась какая-нибудь хоть маленькая, но победная война, сага о ней была бы на пирах племени более популярна. Хотя, если поразмыслить, тогда все могло закончиться для Фир Болг намного печальнее: так, что и имя Фир Болг не звучало.

Можно было тихо вставать и уходить: замужним женщинам и сговоренным невестам не след сидеть в общем зале с мужчинами после того, как пир переваливает за полночь и начинается непотребство. Эрин как раз рассчитывала, как она встанет и исчезнет – так, чтобы никто не заметил: дескать, моргнули, а ее уже и нет, да, в общем, никому и не надо. Однако тут раздался шум у распахнутых ворот: во время пира их по обычаю держали открытыми, чтобы всякий мог прийти и угоститься. Эрин как раз напротив сидела: подняла глаза, посмотрев перед собой, через головы пирующих, и ей показалось, что там светлее, чем в зале.

Немудрено: в зале масляные плошки так начадили, что дым поглощал самый свет, а снаружи встала полная луна и голое взлобье скал залила серебряным светом. Эрин стало вдруг знобко, словно и прохладой потянуло оттуда, и легким, окрашенным голубым паром – как от воды бывает. Она даже не сразу заметила, что из-под стола ее дергают за юбку.

Под столом прятались Эйтне и, что удивительно, Мораг. Удивительно потому, что средняя знала правила. Детям нечего делать на пиру.

– Знаешь, – захлебываясь восторгом, шептала младшая, – кто только что приехал? Не поверишь! Фоморы! Военный отряд, а во главе его – всамделишный ихний принц! А копья у них – во! Сблизят они наконечники – а между ними синее пламя дугой! – она жестом показала дугу над своей собственной головой.

Эрин посмотрела на отца: ему как раз докладывали о том же самом, и вождю клана Болг надо было принять решение. И то сказать: не вовремя фоморов принесло, учитывая, в какое русло вошли речи.

– А сами они… ой, странные. Представь, лица у них как из дерюги и будто паклей набиты, один глаз голубой, нарисованный, а другой крестиком помечен. И еще они на одной ноге стоят.

– А ходят как? – не выдержала Эрин.

– Ну… не знаю. Прыгают, наверное, на копья опираясь.

– У них две ноги, – сказала Мораг, – только вторая невидимая. А принц с ними совсем другой. Он когда во двор въехал – факелы погасли, и поверишь ли, на дворе не стало темно!

Поверю.

Они как раз входили под арку: герольд-фомор описанного вида и сам принц, высокий, в чешуйчатых, словно кожа лосося, одеждах, украшенных тисненой вязью, с двумя мечами на поясе – под правую и левую руки. Плечи принца покрывал алый плащ из тонкой шерсти: он смотрелся столь царственно, что оба вождя отметили про себя завести такой же. Длинные темные волосы лежали на плечах и спине, лоб охватывал то ли убор, то ли шлем: на висках шлема были укреплены золотые кольца с изображением лебедя в них, таким тонким, что казалось – не человеческая рука их делала. Светильники мигнули и, судя по всему, собрались убить себя, подобно факелам на дворе. К счастью, передумали. Или же им приказали.

– Фионнаклайне Мак-Балор, сын келпи Шотландской, наследный принц королевства фоморов, с мирным посольством и дарами к королю клана Фир Болг!

Возгласив титулование пронзительным голосом, герольд с поклоном положил перед Эохайдом дары: красивое оружие, какое пристало одному королю посылать другому. Все отшатнулись, когда он вышел вперед: того это, кажется, позабавило. Сделав свое дело, герольд отошел и замер, как неживой, ставши на одну ногу.

– Милости прошу принца Фионнаклайне присоединиться к пиру! – ответил Эохайд, а Мил напротив него слегка нахмурился, но король Болг просто не мог сказать ничего другого по законам вежества. Эрин решила повременить с уходом.

К Эохайду тем временем подскочил его домоправитель: в замке внезапно оказалось слишком много народу, всех не разместить. И то милесианам уже на полу вплотную стелено, непонятно, куда еще фоморов класть. Ясно, что не рядом: ну как не поделят чего?

– Есть подвал и крыша еще. Ну или за стенами, но это не по правилам.

– Прошу вас, – сказал посол, – не утруждайте себя хлопотами о моих людях. Им только стена нужна, чтобы прислониться. А в подвал… нет, в подвал мы не пойдем. Крыша меня вполне устроит.

– Я там навес поставлю.

За главным столом произошла некоторая толкотня – следовало всем сдвинуться, чтобы дать место принцу. При этом посягнуть на пустое место Эремона-жениха было бы неправильно и чревато скандалом. К счастью, старший сын Мила Донн оказался во хмелю некрепок и от первого тычка под ребра слег под стол, к собакам. Сидящие над ним сомкнулись, и женщины понесли пиво на следующий круг.

На столе оставалось довольно жареного мяса и половина большого лосося, объеденные ребра которого возвышались над резным деревянным блюдом, как шпангоуты корабля, выброшенного на отмель и сгнившего там. Еще были большие мисы с кашей, уже остывшей, ковриги хлеба – почти все надломанные, баклаги с медом – его полагалось есть, макая в мед хлеб. И много яблок – эти почти нетронутые. Кому нужны яблоки, когда есть мясо?

Гость взял поданную ему чашу, пригубил для виду – не отпил. Движение глаз направо, налево – все, что можно было увидеть, увидел; все, что сказано, – услышал. На летающее по залу «кто возьмет ее, будет землей править» насмешливо приподнял бровь. Эрин вдруг стало нестерпимо стыдно за эту пафосную глупость.

– С добром или со злом прислал тебя Великий Фомор, принц?