Маргарет Этвуд - Орикс и Коростель Страница 8

А потом отец терзал их неуклюжими оправданиями, мол, эта правда-правда особенная и важная дата как-то вылетела у него из головы, и спрашивал Джимми, все ли в порядке, и присылал ему электронную открытку – стандартный дизайн «ОрганИнк»: пять крылатых свиноидов танцуют конгу, подпись «С Днем Рождения, Джимми, пусть все твои мечты сбываются», – а на следующий день приносил подарок – не подарок, по сути дела, а очередной инструмент, или интеллектуальную игру, или еще какое скрытое требование, а Джимми должен был соответствовать. Только чему? Стандарта не было, а если и был, то настолько размытый и необъятный, что его никто не мог разглядеть, в особенности Джимми. Чего бы он ни достиг, всё было не то, всё мало. По шкале результатов «математика-химия-прикладная биология», принятой в «ОрганИнк», Джимми, видимо, был удручающе нормален. Может, поэтому отец перестал говорить, что можно добиться большего, если постараться, и начал хвалить сына – с плохо скрываемым разочарованием, словно у того черепно-мозговая травма.

В общем, Снежный человек забыл про десятый день рождения всё, кроме скунота, которого отец принес в дорожной клетке. Очень маленький скунот, самый маленький из второго поколения, отпрыск первой пары, которую построили генным сплайсингом. Остальной помет тут же раскупили. Отец Джимми дал понять, что ему пришлось потратить много времени и практически все свое влияние, чтобы раздобыть этого зверя, но это все ерунда, оно того стоило, ведь он никаких усилий не жалеет ради такого очень-очень важного дня (который, как всегда, по странной случайности уже прошел).

Поначалу скуноты были баловством, их в свободное время выводили какие-то подающие надежды сотрудники из биологической лаборатории «ОрганИнк». В те дни все дурачились: так забавно создавать новых животных, говорили эти ребята, богом себя чувствуешь. Результаты некоторых экспериментов пришлось уничтожить, они оказались слишком опасны – кому нужна жаба ага с цепким, как у хамелеона, хвостом, которая через окно заберется в ванную и ослепит вас, пока вы чистите зубы? Еще был змеекрыс, неудачная помесь крысы и змеи, его тоже пришлось ликвидировать. Но скуноты обрели популярность у сотрудников «ОрганИнк». Они были не из внешнего мира – мира вне охранямых поселков, – поэтому не являлись переносчиками чужеродных микробов и не представляли опасности для свиноидов. К тому же они были миленькие.

Маленький скунот позволил Джимми взять себя на руки. Черно-белый – черная маска на морде, белая полоса на спине и черно-белые кольца на пушистом хвосте. Скунот лизнул пальцы Джимми, и тот влюбился.

– Он не воняет, как скунсы, – сказал отец. – Чистый зверь с добрым нравом. Добродушный. Взрослые скуноты в домах живут плохо, они агрессивные, могут дом запросто развалить. Но этот вроде поспокойнее. Посмотрим, как у него дела пойдут. Да, Джимми?

Последнее время отец словно извинялся перед Джимми, будто несправедливо наказал за что-то, а теперь жалеет. Он слишком часто говорил: «Да, Джимми?» Джимми это не нравилось – не нравилось, что теперь он должен ставить другим хорошие оценки. У отца были и другие неприятные привычки – неожиданные шутливые удары под дых, взъерошивание волос, слово «сынок» особо задушевным голосом. И эта фальшивая сердечность становилась все менее убедительной, будто отец прослушивался на роль отца в кино, но без особой надежды на успех. Джимми сам немало притворялся, так что, как правило, различал притворство в других. Он погладил маленького скунота и промолчал.

– А кто будет его кормить и чистить за ним туалет? – спросила мама. – Потому что я этим заниматься не собираюсь. – Она не злилась, сказала это невозмутимо, сухо, будто она только наблюдатель, в стороне; будто Джимми и рутинная забота о нем, и его неудовлетворительный отец, и грызня между ними двумя, и багаж их жизней, что с каждым днем тяжелее, – все это не имело с ней ничего общего. Она больше не злилась, не выбегала из дома в одних тапочках. Она будто специально притормозила, и ее действия стали намеренными.

– А Джимми тебя и не просил. Он этим сам займется. Да, Джимми? – сказал отец.

– Как ты его назовешь? – спросила мама. Ее это вообще-то не интересовало, она просто цеплялась к Джимми. Ей не нравилось, когда он привязывался к подаркам отца. – Наверное, Бандитом?

Джимми как раз про это имя и думал – из-за черной маски.

– Нет, – ответил он. – Это скукота. Назову Убийцей.

– Хороший выбор, сынок, – сказал отец.

– Ну, если твой Убийца наделает лужу, не забудь подтереть, – сказала мама.

Джимми отнес Убийцу в свою комнату, и скунот устроил себе гнездо в подушке. Он все-таки пахнул, странно, однако не противно, острый запах кожи, как дорогое мыло для мужчин от какого-нибудь дизайнера. Джимми спал в обнимку с Убийцей, нос к носу.

Через пару месяцев отец Джимми сменил работу. Его нашли охотники за головами из «НоваКожа» и предложили работу на уровне заместителя – на вице-уровне, как выразилась мама. Рамона, лаборантка из «ОрганИнк», перешла на новую работу вместе с отцом Джимми; Рамона была частью сделки, потому что она очень ценный кадр, сказал отец, его правая рука. («Шутка», – объяснил он – мол, он в курсе, что на самом деле Рамона никакая не рука. Но Джимми это и без него знал.) Джимми, в общем, радовался, что по-прежнему сможет видеть Рамону за обедом – хоть кто-то знакомый, – хотя обедов этих было все меньше, и случались они все реже.

«НоваКожа» была дочерней компанией «Здравайзера», и Джимми с родителями переехали в охраняемый поселок «Здравайзер». На сей раз дом – в стиле итальянского Возрождения, крыльцо с аркой, изразцы цвета натуральной керамики, крытый бассейн побольше. Мама Джимми называла дом «этот сарай». Она жаловалась на службу безопасности у ворот «Здравайзера» – охранники грубее, подозревали всех и любили устраивать личный досмотр, особенно женщинам. Им это в кайф, говорила она.

Она делает из мухи слона, возражал отец. К тому же, прибавлял он, пару недель назад тут произошло ЧП – какая-то фанатичка, женщина, с агрессивной биоформой в баллончике из-под лака для волос. Какой-то ужасный укрепленный сплайс, «эбола» или «марбург», вызывает геморрагическую лихорадку. Она атаковала охранника – тот вопреки правилам снял маску, потому что жарко стало. Разумеется, женщину тут же обезвредили пистолетом-распылителем и нейтрализовали в цистерне с хлоркой, а бедного охранника тут же переместили в отдел агрессивных биоформ и заперли в изоляторе, где он превратился в лужицу слизи. Больше никто не пострадал, но неудивительно, что охранники теперь нервничают.

Мама Джимми говорила, что все равно чувствует себя как в тюрьме. Она не понимает, какова ситуация, отвечал отец. Она что, не хочет быть в безопасности, не хочет, чтобы ее сын был в безопасности?

– Так это все ради меня? – спросила мама. Она неторопливо резала французский тост на ровные кубики.

– Ради нашего блага. Ради нас.

– Ну, знаешь ли, я не согласна.

– Тоже мне новость, – сказал отец Джимми.

Если верить маме Джимми, телефон их прослушивался, электронная почта перехватывалась, а крепкие молчаливые уборщицы, которые приходили дважды в неделю – всегда парами, – были шпионами. У нее уже паранойя, сказал отец, и в любом случае скрывать им нечего, зачем волноваться.

Охраняемый поселок «Здравайзер» был новее, чем «ОрганИнк», и больше. Два торговых центра вместо одного, больница получше, три ночных клуба и даже поле для гольфа. Джимми пошел в местную школу, где поначалу никого не знал. Несмотря на одиночество, вполне терпимо. На самом деле даже хорошо: можно по новой опробовать старые шутки и трюки, в «ОрганИнк» дети уже привыкли к его выходкам. Он уже не подражал шимпанзе, как в детстве – теперь он изображал, что его тошнит или что он подавился чем-то и задохнулся до смерти. Оба трюка были весьма популярны. Был у него еще один трюк – он рисовал на животе голую девушку, чья промежность находилась точно на пупке, и заставлял ее извиваться.

Он больше не приходил домой обедать. Утром уезжал на школьном этанол-солнцебусе, а домой возвращался вечером. В школе была столовая со стенами веселенькой расцветки, где подавали сбалансированную еду, этноменю – пироги, фалафель, – а еще кошерную пищу и вегетарианские соевые блюда. Джимми был на седьмом небе – не нужно больше обедать с родителями. Он даже немного потолстел и больше не был самым тощим в классе. Если оставалось время в обеденный перерыв и нечем было заняться, Джимми ходил в библиотеку и смотрел старые учебные диски. Он больше всего любил Попугая Алекса из «Классических исследований поведения животных». Джимми нравилась та часть, в которой Алекс изобретал новое слово для миндаля – пробковый орех, – а больше всего та серия, где Алекса доставали упражнения про синие треугольники и желтые квадраты, и он говорил: «А теперь я улетаю». – «Нет, Алекс, немедленно вернись! Где синий треугольник – нет, синий треугольник?» Но Алекс уже смылся. Пять баллов Алексу.