Лоран Годе - Смерть короля Тсонгора Страница 8

3

Сако встал, чтобы проводить Коуаме и поблагодарить его за то, что он пришел, но в эту минуту дверь в зал внезапно распахнулась и, не дожидаясь, когда о нем доложат, вошел Санго Керим в сопровождении Рассамилага, высокого худощавого человека в черной с синим одежде. Наступило молчание, все переглядывались, стараясь понять, что происходит.

Самилия смотрела на вошедшего. Она была потрясена. Это он, конечно же, это он. Санго Керим. Прошлое всколыхнулось в ней. Она смотрела на него, и на минуту ей показалось, что она вернулась в то время, когда он жил здесь, среди них, в то время, когда ее отец был жив. Она почувствовала облегчение. Значит, в ее жизни есть что-то незыблемое. Что-то надежное, неизменное. Санго Керим снова рядом, как прежде. Она смотрела на него с надеждой. Он здесь. Перед нею. В своем горе она могла теперь рассчитывать на Санго Керима. Но она помнила о том, что здесь и Коуаме, и предчувствовала, с какой силой вспыхнет противостояние двух претендентов на ее руку. Всем своим существом она ощущала тревогу, но лицо Санго Керима успокаивало ее. Ей казалось, что далекий голос из прошлого напевает ей в ухо детские считалки, чтобы успокоить ее.

Теперь его узнали все. Но никто не сделал ни малейшего движения. О его приезде стало известно еще вчера. Все знали, что он виделся с королем, и с удивлением отметили, что разговор с ним омрачил старого Тсонгора настолько, что он стал мрачнее тучи. Тогда они не осмелились ни о чем спросить его. К тому же мысли всех были заняты приготовлениями к свадьбе, церемонией подношения подарков, и всеобщая суета затмила эти вопросы. А сейчас все задавали их себе. Зачем он здесь? Что он хочет? Что он сказал королю? Данга и другие братья хотели бы спросить об этом, но Санго Керим не подходил к ним и стоял с искаженным лицом. Бледный. Тщетно пытаясь скрыть, что руки его дрожат. С той минуты, как он вошел, он не сводил глаз с Коуаме. Молча разглядывал его. А взгляды всех были обращены к нему. Наконец он заговорил. Он обратился к Коуаме, а тот слушал его и не понимал, кто этот человек, почему он здесь и чего ради обращается к нему, ведь они видят друг друга впервые в жизни.

– Вы… Да, конечно… вы явились сразу… не дожидаясь. Хотя бы один день. Нет… Нет, день – это слишком долго. Да…

– Кто вы? – спокойно спросил Коуаме, не понимая, что происходит.

Но Санго Керим не слушал его. Он продолжал:

– Вы пришли… Вы даже не знали его… Но вы здесь… Да… А я полюбил его, как можно любить отца Ребенком я часами смотрел на него… Я прятался в углу и смотрел на него, я хотел запомнить каждый его жест, каждое его слово… Как отца. Да… Я знаю его… А вы пришли, чтобы забрать то, о чем страстно мечтаете… даже у ног покойного…

Коуаме все еще не понимал, чего хочет от него этот человек, но ситуация становилась затруднительной, и он сухо и властно бросил Санго Кериму:

– Замолчите!

Для Санго Керима это прозвучало как пощечина Он умолк, но побледнел еще больше. Какое-то время он не мог произнести ни слова. Только смотрел на тело старого Тсонгора Потом он снова обратил взгляд на Коуаме. Презрительный взгляд. А затем, обращаясь к Сако, холодно произнес:

– Я пришел за Самилией.

Сыновья короля Тсонгора разом вскочили. Сако, старший, побелел от гнева.

– Санго, – сказал он, – тебе лучше уйти отсюда, ты несешь какую-то чушь, это становится неприличным.

– Я пришел за Самилией.

На этот раз Коуаме не сдержался.

– Как вы смеете?! – крикнул он.

Санго Керим бросил на него взгляд:

– Я поступаю так же, как и вы. Как и вы. Я пришел в день траура требовать то, что мне положено. Как и вы. Да. С тем же бесстыдством. Я Санго Керим. Я воспитан здесь, в этом дворце, королем Тсонгором. Я рос вместе с Сако, Дангой, Либоко и Субой, я целые дни проводил с Самилией. Она пообещала мне, что будет моей женой. Узнав о ее предстоящей свадьбе, я приехал вчера, чтобы напомнить Тсонгору об обещании его дочери. Он сказал, что сегодня даст мне ответ. Он не сдержал своего слова. Он предпочел умереть. Пусть так. Я пришел сегодня. И я говорю вам, что увезу Самилию с собой. Вот и все.

– Ты Санго Керим, но я тебя не знаю, – ответил, кипя гневом, Коуаме. – Я не знаю ни твоей матери, ни твоего отца, если они у тебя были когда-нибудь. Я никогда не слышал твоего имени и имени твоих предков. Ты никто. Я мог бы смахнуть тебя одним движением ладони за то, что ты оскорбляешь нас всех здесь, перед телом короля Тсонгора. Ты не уважаешь горе семьи.

– Да, у меня только один родственник, это так, – сказал Санго Керим, – уж его-то по крайней мере ты знаешь. Это тот, кто лежит здесь. Вот он один и воспитал меня.

– Это твой единственный родственник, как ты говоришь, и именно его ты приехал убить.

Санго Керим, наверное, за эти слова бросился бы на своего соперника с кулаками, если б внезапно его не удержал возглас Катаболонги, все еще сидящего в ногах покойного.

– Никто, кроме меня, не имеет права претендовать на то, что он убил Тсонгора, – сказал он срывающимся голосом.

Катаболонга поднялся со своего места. Величавый, он всех заставил замолчать.

– Я сделал это, потому что так пожелал он. И вот я стою перед вами и говорю то, что он хотел, чтобы вы услышали. Траур окутал Массабу. Тсонгор требует от вас, чтобы вместе с его останками вы похоронили ваши мечты о женитьбе. Возвращайтесь туда, откуда приехали. Оставьте Самилию в ее горе. Тсонгор не хочет никого из вас оскорбить. Из глубины своего смертного ложа он просит вас отказаться от ваших намерений. Жизнь не пожелала, чтобы Самилия вышла замуж.

Все вокруг переглянулись. Они с уважением, стоя, выслушали его. Но теперь их охватило нетерпение. Они дрожали от возмущения. Первым заговорил Коуаме:

– У меня и в мыслях не было брать Самилию в жены сегодня, в день траура. Нет ничего оскорбительного в том, чтобы подождать. Я буду терпелив. Пусть покойный король спит спокойно, не тревожится об этом. Если нужно, я буду ждать месяцы. И когда вы завершите похоронные обряды, я скреплю с вами союз двух наших семей и двух наших империй. Почему я должен отказаться от задуманного? Я ничего не требую. Я только предлагаю. Свою кровь. Свое имя. Свое королевство.

– Ты подождешь, – сухо, вне себя от ярости, сказал Санго Керим. – Да. Конечно. И за это время укрепишь свои позиции. Подготовишься к войне. Чтобы тогда у меня не осталось ни малейшего шанса получить то, что принадлежит мне по праву. Так вот, я говорю здесь, сейчас, перед вами всеми: я ждать не намерен.

Сако, бледный как мел, крикнул ему:

– Ты оскорбляешь память нашего отца!

– Я не стану ждать, нет, – спокойно, высокомерным тоном продолжил Санго Керим, – я не подчинюсь Тсонгору, хотя и любил его как отца. Мертвые не приказывают живым!

Катаболонга смотрел на двух соперников. Не сводил с них глаз. Пытался понять их. Понять, насколько велика ненависть, которую они питают друг к другу. И не понимал.

– Тсонгор убил себя моими руками, – сказал он, – потому что чувствовал, что приближается война, и не видел иного способа предотвратить ее. Он убил себя, думая, что его смерть хотя бы прекратит вашу вражду. А вы, несмотря на траур, кидаетесь друг на друга, попирая его слова и его честь.

– Кто и чью честь попирает? – холодно спросил Коуаме. – Я приехал, чтобы жениться. Тсонгор сам пригласил меня. Я пересек все свое королевство и все его королевство, чтобы прибыть сюда. А тот, кто пригласил меня, вместо того чтобы встретить с распростертыми объятиями, приглашает меня на похороны.

Зал утонул в яростных возгласах. Все говорили разом. Кричали. Размахивали руками. О покойном просто забыли. И тут их остановил твердый и властный голос:

– Сегодня я еще дочь своего отца. Выйдите отсюда. Оставьте нас оплакивать его.

Это поднялась со своего места Самилия. Ее голос перекрыл шум. Все умолкли. Потом мужчины извинились, им стало стыдно, что их призвали к порядку таким образом. Но Санго Керим, уже уходя из зала, обернулся и сказал:

– Завтра на рассвете, Самилия, я приду к воротам города. И если твои братья не приведут тебя ко мне, в Массабе начнется война.

Он вышел, оставив за своей спиной тело старого короля Тсонгора, высохшая узловатая рука которого свисала к полу. Факелы освещали зал. В нем остались только дети Тсонгора. В последний раз собравшиеся около своего отца. В тяжелом запахе свечей. Они оплакивали смерть старого отца. Они оплакивали ушедшую жизнь. Они плакали, потому что на них надвигалась война.

4

Когда дети Тсонгора остались одни, Суба обратился к сестре и братьям:

– Сестра моя, братья мои, я должен вам кое-что сказать и делаю это сейчас, здесь, перед нашим отцом. Я виделся с ним вчера вечером. Он призвал меня к себе. Я не могу передать вам наш разговор, потому что он взял с меня клятву об этом не говорить. Скажу вам только одно: завтра я уеду. Не хороните Тсонгора. Забальзамируйте его тело. И положите его в склепе в подземелье дворца. Пусть оно покоится там до моего возвращения. Я уеду завтра. И не знаю, когда вернусь. Наш отец пожелал, чтобы я сказал вам это. С собой я не беру ничего. Только траурную одежду и коня. Я уеду надолго. На многие годы. Может быть, на всю жизнь. Забудьте меня. Не пытайтесь ни удержать меня, ни вернуть. Все, что я сказал вам, – воля Тсонгора. Для себя я не хочу ничего. Разделите королевство между собой. Так, словно я уже умер. Потому что с завтрашнего дня и до того дня, когда я сделаю все то, что мне поручил Тсонгор, я покидаю жизнь.