Когда спящий проснется - Герберт Уэллс Страница 8

– Гораздо больше.

– Больше?!

– Да.

Он смотрел на них вопрошающим взглядом. От волнения у него дергалось все лицо.

– Вы проспали много лет, – сказал рыжий.

Грехэм выпрямился. Он смахнул набежавшие слезы своей прозрачной рукой и повторил: «Много лет…» Потом закрыл глаза, опять открыл и в недоумении озирался вокруг, останавливая взгляд то на одном, то на другом, то на третьем чужом, незнакомом лице.

– Сколько же? – спросил он наконец.

– Вы должны приготовиться… Вы очень удивитесь.

– Ну?

– Более гросса лет.

Это незнакомое слово вывело его из себя.

– Больше чего? Как вы сказали?

Двое старших стали шептаться. До него долетели слова «десятичная система», но к чему они относились, он не разобрал.

– Сколько, вы сказали? – повторил он с гневом свой вопрос. – Говорите же! Не глядите на меня так. Говорите!

Они продолжали шептаться. На этот раз он уловил конец фразы: «Больше двух столетий».

– Что? – вскрикнул он, быстро поворачиваясь к самому молодому, который, как ему показалось, произнес эти слова. – Кто это сказал? Что такое? Два столетия?

– Да, – ответил рыжий, – двести лет.

Грехэм машинально повторил: «Двести лет». Он приготовился услышать большую, очень большую цифру, но это конкретное «двести лет» ошеломило его.

– Двести лет! – повторил он еще раз, напрасно силясь охватить воображением необъятную бездну, разверзшуюся перед ним. Ах, нет, не может быть!

Они молчали.

– Как вы сказали? Повторите еще.

– Двести лет. Ровно два столетия, – повторил рыжий.

Наступила пауза. Грехэм со слабой надеждой смотрел то на одного, то на другого… Но нет, они не смеялись: лица их были серьезны. Он понял, что ему сказали правду.

– Не может быть, – повторил он упрямо, уже и сам не веря себе. – Должно быть, я еще сплю и вижу сон… Вы говорите: спячка. Но спячка никогда не длится так долго. Какое право вы имеете так издеваться надо мной? Скажите правду: ведь это было недавно, несколько дней тому назад, что я шел пешком вдоль берега в Корнуэлсе? Потом я был в Боскасле…

Тут голос изменил ему.

Белокурый молодой человек вопросительно взглянул на друга и нерешительно проговорил:

– Я не силен в истории…

– Боскасль?.. Совершенно верно, – подхватил самый младший из троих. – На юго-западе старого герцогства Корнуэлс было такое местечко. Там еще уцелел один дом – я видел его.

Грехэм повернулся к говорившему:

– В мое время это был целый поселок. Маленькая деревушка… я заснул где-то там… не припомню в точности где… – Он сдвинул брови и прошептал: – Двести с лишком лет… – Ледяной холод сжимал ему сердце.

Вдруг он заговорил быстро-быстро:

– Но ведь если с тех пор прошло двести лет, то, стало быть, не осталось в живых ни души… ни одного человеческого существа, которое я бы знал? Все, все, кого я когда-нибудь видел, с кем я говорил, – все до единого умерли?

Ответа не было.

– Все умерли – богатые и бедные, простые и знатные, – все до одного? Ни нашей королевы нет, ни королевского семейства, ни министров – моих современников, – ни одного из государственных деятелей, которые были при мне?.. Может быть, и Англии нет?.. Англия, вы говорите, существует? Ну, слава богу, хоть одно утешение!.. А Лондон?.. Это Лондон, да? Мы в Лондоне теперь?.. А вы кто же?.. Постойте, я знаю, вы мои сторожа. – Он смотрел на них почти безумным взглядом. – Но отчего же я здесь?.. Молчите! Не говорите! Дайте мне…

Он умолк и закрыл лицо руками. Когда он снова поднял голову, перед ним держали наготове второй стаканчик подкрепляющей розовой жидкости. Он выпил все. Лекарство почти мгновенно оказало свое действие. Из глаз его полились обильные слезы и облегчили его.

Наплакавшись вволю, он поднял глаза на своих караульщиков и неожиданно, совсем по-детски засмеялся сквозь слезы.

– Двести лет! – выговорил он.

Губы его передернулись гримасой, и он опять истерически зарыдал и закрыл руками лицо.

Через несколько минут он успокоился. Он сидел, свесив руки с колен, – в той самой позе, в какой его застал Избистер у скалы в Пентарджене два века тому назад. Вдруг он услышал приближающиеся шаги, и чей-то громкий, повелительный голос сказал:

– Что же это вы делаете? Отчего мне не дали знать? Это была ваша обязанность. Вы за это ответите! Никого не пускайте к нему. Заперты двери? Все? Его не надо беспокоить: не надо ему говорить. Ему ничего не сказали?

Белокурый что-то ответил вполголоса. Грехэм повернул голову и увидел подходившего к нему человека маленького роста, толстого, коренастого, с короткой шеей, гладко выбритым лицом, двойным подбородком и орлиным носом. Густые, черные, почти сходящиеся на переносице и слегка нависшие брови, из-под которых смотрели пронзительные серые глаза, придавали его лицу что-то внушительное, почти наводящее страх. Он бросил беглый взгляд на Грехэма и повернулся к белокурому.

– Зачем тут эти двое? – резко спросил он. – Они здесь лишние.

– Прикажете уйти? – спросил рыжий.

– Конечно, уходите пока. Да не забудьте запереть за собой двери.

Двое людей, к которым относилось это приказание, мельком взглянув на Грехэма, послушно повернулись и пошли, но не к арке, как он ожидал, а в противоположную сторону, где была глухая стена. Тут случилась престранная вещь: средняя часть стены с легким треском отделилась в виде широкой вертикальной полосы и начала подниматься, свертываясь валиком, как штора. Пропустив уходивших, она опять упала и слилась со стеной. В комнате теперь остались только трое: Грехэм, белокурый молодой человек и вновь прибывший.

В первые минуты этот человек не обращал никакого внимания на Грехэма: он продолжал допрашивать белокурого, очевидно, своего подчиненного, насчет подробностей важного события – «пробуждения Спящего». Он говорил громко, произносил отчетливо каждое слово, но Грехэму были понятны далеко не все слова. Пробуждение его не столько поразило этого человека, но, судя по тому, как он был взволнован, доставило ему много неприятных хлопот.

– Я вас покорно прошу ничего ему не рассказывать. Не надо его волновать, – твердил он без конца.

Получив ответы на свои вопросы, он быстро повернулся к Грехэму и остановил на нем испытующий взгляд.

– Очень странно вы себя чувствуете?

– Да.

– Вас поражает то, что вы видите? Жизнь очень изменилась, а?

– Что делать, придется привыкать.

– Да, я полагаю.

– Прежде всего… я хотел бы одеться.

– Да, да, вы сейчас получите платье.

Толстяк сделал знак белокурому, и тот вышел.

– Скажите, это правда, что я проспал два столетия? – спросил Грехэм.

– А, вам уже успели сообщить… Да, двести три года, уж если вы хотите знать.

Итак, это был неоспоримый факт. Приходилось примириться с ним. Грехэм