Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник) Страница 85

Узкая тупоносая повозка быстро и бесшумно несла их по проходам внутреннего мира. Сопровождавшие их чиновники в масках, казалось, даже не управляли повозкой, да это было бы и непросто, поскольку на этих уровнях Лабиринт без конца разветвлялся. Любой проникший сюда незаконно мгновенно и безнадежно затерялся бы в тысячах изгибов, поворотов и переплетенных коридоров. Но повозка, судя по всему, плыла под каким-то тайным управлением по кратчайшей, хотя отнюдь не прямой дороге вглубь и вглубь, в кольца скрытых проулков.

На каждом контрольно-пропускном пункте Валентина допрашивали недоверчивые чиновники. Создавалось впечатление, что они практически не способны понять, как это пришедший извне направляется к министрам понтифекса. Их бесконечные колкости быстро надоедали, но не задевали. Валентин размахивал своим кубиком-пропуском, как волшебным жезлом.

— У меня поручение высочайшей важности, — повторял он снова и снова, — и я буду говорить только с высшими чинами двора понтифекса. — Вооружившись всем своим достоинством и правом командовать, он отметал все возражения, все увертки: — Вы ответите за то, что задерживаете меня!

И вот наконец — хотя Валентину казалось, что с тех пор, как он вошел в Лабиринт через врата Лезвий, прошло сто лет, — он очутился перед Шинаамом, Дилифоном и Наррамир — тремя из пяти главных министров понтифекса.

Они приняли его в темной холодной комнате со стенами из громадных блоков черного камня, с высоченным потолком и остроконечными арками. Это непривлекательное помещение более походило на подземную тюрьму, чем на комнату для совещаний. Войдя туда, Валентин почувствовал себя так, словно на него давит вес всего Лабиринта, уровень за уровнем: Арена, Дом Записей и Двор Шаров, зал Ветров и все остальное — темные коридоры, тесные каморки, множество работающих клерков. Где-то далеко, наверху, сияло солнце, воздух был свеж и чудесен, с моря дул бриз, несший запахи алабандинов, елдиронов и танигалей. А он был здесь, придавленный гигантской земляной насыпью и многими милями извилистых туннелей, в королевстве вечной ночи. Это путешествие в глубь Лабиринта измучило его, как если бы он не спал несколько недель.

Валентин коснулся рукой Делиамбера и получил от него сильный заряд энергии, поддержавший его почти иссякшие силы. Он взглянул на Карабеллу — и та послала ему воздушный поцелуй; посмотрел на Слита — и тот с ухмылкой кивнул в ответ; бросил взгляд на Залзана Кавола — и гордый седой скандар сделал быстрое жонглирующее движение рукой, чтобы подбодрить Валентина… его спутники, его друзья, его оплот во всем этом долгом и удивительном путешествии.

Он взглянул на министров. Они были без масок и сидели рядом в креслах, величественных, как троны. Шинаам — министр внешних сношений, гэйрог, змееподобный, с холодными глазами и мелькавшим раздвоенным красным языком — располагался в центре. Справа от него находился Дилифон — личный секретарь Тиевераса, хрупкая, призрачная фигура с белыми, как у Слита, волосами, увядшей пергаментной кожей и горевшими, как угли, глазами на древнем лице. По левую руку от гэйрога сидела Наррамир — имперская толковательница снов, стройная, элегантная женщина явно преклонного возраста, поскольку ее сотрудничество с Тиеверасом восходило к тем временам, когда тот был короналем. У нее была гладкая, без морщин кожа и темно-рыжие волосы, пышные, блестящие. Только отстраненное, загадочное выражение глаз выдавало присущие ей мудрость, опыт и накопленную за много десятилетий силу.

Валентин решил, что здесь не обошлось без колдовства.

— Мы прочитали твою петицию, — низким, скрипучим голосом с едва заметным шипением произнес Шинаам. — Нам трудно поверить в твою историю.

— Вы говорили с Хозяйкой Острова Сна, моей матерью?

— Мы говорили с Хозяйкой, — холодно ответил гэйрог, — Она признает тебя своим сыном.

— Она требует, чтобы мы сотрудничали с тобой, — добавил Дилифон дребезжащим голосом.

— Она являлась к нам в посланиях, — мягко и слегка нараспев заговорила Наррамир, — Она поручает тебя нам и просит, чтобы мы оказали тебе всю помощь, которую ты потребуешь.

— И что дальше? — спросил Валентин.

— Не исключена возможность, — сказал Шинаам, — что Хозяйка Острова была обманута.

— Вы думаете, я самозванец?

— Ты хочешь, чтобы мы поверили, — продолжил гэйрог, — будто младший сын Короля Снов, приведя короналя Маджипу-ра в бессознательное состояние, извлек его из собственного тела, частично лишил его памяти, а оставшиеся фрагменты его личности поместил в совершенно иное тело, удачно оказавшееся под рукой, после чего сам вошел в тело короналя, сохранив при этом собственное сознание. Мы находим, что поверить в это весьма трудно.

— Существует искусство переносить дух из одного тела в другое, — объяснил Валентин. — Вот вам прецедент.

— Нет прецедента, — возразил Шинаам, — чтобы такое проделывали с короналем.

— Однако это случилось. Я, лорд Валентин, вновь обретший свою память лишь благодаря доброте Повелительницы Снов, прошу под держки понтифекса в восстановлении моих прав и обязанностей, возложенных им на меня после смерти моего брата. Прошу помочь вернуть принадлежащую мне корону.

— Да, — кивнул Шинаам, — если ты тот, за кого себя выдаешь, тебе, вероятно, необходимо вернуться в Горный замок. Но как мы можем быть в этом уверены? Это очень серьезное дело. Возможна гражданская война. Как можем мы советовать понтифек-су ввергнуть мир в хаос только на основании утверждения неизвестного нам молодого чужака, который почему-то…

— Моя мать уже знает, что я не чужак, — сказал Валентин. — Мой разум открылся ей на Острове, и она видела, кто я, — Он коснулся серебряного обруча на лбу, — Как вы думаете, откуда я взял этот прибор? Это ее дар. Я получил его из ее собственных рук, когда мы с ней были во Внутреннем храме.

— В том, что Хозяйка Острова Сна признает тебя и поддерживает, нет никаких сомнений, — спокойно заметил Шинаам.

— Но вы сомневаетесь в ее свидетельстве?

— Мы требуем более веских доказательств, — вмешалась Наррамир.

— Тогда позвольте мне немедленно передать вам послание — и вы убедитесь в справедливости моих слов.

— Как желаешь, — пожал плечами Дилифон.

Валентин закрыл глаза, вошел в транс, и из самых глубин его существа хлынул наружу страстный, сияющий поток — точно как тогда, когда в мрачной, усеянной каменными обломками пустыне за Треймоуном ему надо было заручиться поддержкой Насимонта, когда ему удалось воздействовать на трех официальных лиц у врат Дома Записей и когда он открыл себя мажордому Титаморн Суул. С различной степенью успеха ему тогда удалось добиться цели. А теперь предстояло получить желаемое здесь. Однако сейчас он чувствовал, что не может преодолеть непоколебимый скептицизм министров понтифекса.

Мозг гэйрога был полностью закрыт для Валентина — стена, такая же недоступная, как высокие белые утесы Острова Сна. За мысленным щитом Шинаама Валентин ощущал лишь туманные проблески сознания и не мог пробить этот щит, хотя изливал на него всю свою силу. Мозга дрожавшего старого Дилифона он тоже не мог достичь, но не потому, что тот был экранирован, — наоборот, он был открытым, пористым, как соты, и Валентин проходил через него, как сквозь воздух, не встречая ничего, за что можно было бы зацепиться. Валентину удалось войти в контакт, да и то неудовлетворительный, только с мозгом Наррамир. Казалось, она пила его душу, впитывала то, что он давал, но все это пропадало в бездонных недрах ее существа, и он так и не добрался до центра ее духа.

Но он не отступал. С яростной силой он направлял всю полноту своего духа, объявляя себя лордом Валентином из Горного замка и требуя от них доказательств, что он кто-то другой. Он дошел до глубины воспоминаний о матери, о короле-брате, о своем воспитании, о своем свержении в Тил-омоне, о странствиях по Зимроэлю — обо всем, что сформировало человека, пробившегося в недра Лабиринта за помощью. Он полностью отдавал себя, пока совершенно обессиленный не повис на руках у Слита и Карабеллы, как ненужная одежда, сброшенная владельцем.

Валентин вышел из транса, боясь провала и дрожа от слабости, — пот покрыл его тело, перед глазами все плыло, и дико болели виски. Он старался восстановить силы, закрыл глаза и глубоко дышал и лишь какое-то время спустя взглянул на трех министров.

Их лица были жесткими и сумрачными, глаза — холодными и неподвижными. Они выглядели надменными, презрительными и даже враждебными. Валентин вдруг испугался: может, эти трое ставленники самого Доминина Барджазида? Неужели он умоляет своих собственных врагов? Он отчаянно уверял себя, что это невозможно, немыслимо, что это порождение усталого мозга. Нельзя поверить, что заговор против него достиг самого Лабиринта.