Мария Фомальгаут - Время неместное Страница 9

Привязываю. Для крепости. Потихоньку думаю, как бы у него умыкнуть тюбик этой дряни, так, на всякий случай, а случай бывает вонючий… он как будто и сам всё понимает, протягивает мне, дарю, дарю…

Поворачивается затылком.

Вот, блин…

Хочется ляпнуть: я вам в нейрохирурги не нанимался. Не ляпаю. Склеиваю этой дрянью кусочки черепа. Бережно, прямо-таки ювелирно. Что-то подкатывает к горлу, вспоминаю, как в детстве первый раз потрошил глухаря, подбили с отцом на охоте, тогда вот так же мутило от розовых внутренностей, отец посмеивался: у-у, какие мы нежные…

Солдат довольно кивает, вытаскивает знакомую мне хрень с синими лучами. Ёкает сердце, вот ты каков, скотинище, подлечился, а теперь свидетеля, значит, того…

Нажимает невидимые клавиши.

Комнату окутывает тропический лес с кусочком ночного пляжа, где-то в кухне шумит призрачное море.

Благодарно киваю. Нехило. Штучку эту тоже надо будет уточнить…

Грохнуло.

Там, на восточном склоне. Смотрю на часы, киваю, час в час.

– Хиросима.

Говорю, сам пугаюсь своего голоса. Мой гость не отвечает. Он, может, уже не знает, что такое Хиросима, ему собственных Хиросим хватает.

Можно подумать, мы много знаем… от нас тоже много чего скрывают, это только в книжках главгерой уходит в прошлое, убивает там своего дедушку… лопатой… рыжий, рыжий, конопатый… У нас попробуй в прошлое просочись, кордон чёрта с два пропустит, а эти экспедиции, которые уходят туда под грифом секретно… сенсационные расследования… Наполеон Бонапарт – внебрачный сын Владимира Ленина…

Чёрта с два кто-то нам скажет правду…

Потихоньку встаю, плетусь в зал, посмотреть, как там мой гость. Уворачиваюсь от пальм, забываю, что они призрачные, призрачный попугай садится на моё плечо…

Солдат смотрит на меня блестящими глазами, похоже, не видит…

– Вам плохо?

Не слышит. Не понимает. Похоже, что-то не то я склеил ему в голове, да и то сказать, меня клеить никто не учил…

– Пи-кьюшники… не формат, не формат, ай-ти-эр не подходит…

– Ну конечно… где ж ему подойти…

– Эксы… эксы наступают… взяли… формат взяли…

Киваю:

– Сволочи.

Соображаю, что бы ему вколоть, или вызвать врача, какого-нибудь частника, которому половину сбережений отдашь за вызов, вторую половину – за молчание… да какие сбережения, всё за телескоп отдал, ещё должен остался…

– Урал… Уральская республика… ай-ти-эр…

Вздрагиваю. Во, блин…

– Европа… беженцы… беженцев не брать…

– Почему?

– Ривик… ривик… девяносто процентов… смертей…

Не понимаю. Болезнь какая-то, или какой-то новый метод не знаю чего, от чего мрут, как мухи…

– Наводи-наводи-наводи, цель по азимуту, бе-е-е-ей!

Зажимаю ему рот рукой, ты ещё заори, чтобы соседи сбежались… На кой хрен я его вообще пустил, вывести бы сейчас тихонечко и положить во дворе… вообще, в доме пятьсот квартир, нет, надо ко мне вломиться… Зена, ну только тявкни там за стеной, тварь…

– Маккензи наступает… договор о неразархиваци…

– Нарушил?

Не отвечает. Слишком не понимаем друг друга.

– …открыл экс-докс…

Смотрю в его лицо, чуть подсвеченное призрачной луной над призрачным морем, может, очухается, может, поймёт, что к чему…

Вздрагиваю.

Зачем я посмотрел в его лицо, зачем я узнал его…

Так вот какого чёрта припёрся ко мне… куда же ему было ещё переться с войны… Вспомнил, лет через десять – через двадцать вспомнил, где жил когда-то, ещё до войны, ещё до всего, а может, вообще, с пробитой головой забыл, что была какая-то там война, вернулся домой…

А ведь, чёрт возьми, надо узнать у него хоть что-нибудь, из первых рук: кто, куда, откуда, зачем, с чего вообще началась эта бойня… Нет, я понимаю, что наш лучший из миров всегда на грани войны, но что-то же случилось, что-то же послужило той последней каплей…

– С чего… с чего началось?

Смотрит на не меня, а куда-то сквозь меня, не видит, блин…

– Кто… кто начал?

Тот же эффект.

– Отвечай!

Встряхиваю его, самого себя, резко, грубо, что я делаю, раненый же…

– А… да нет, мой командир… мы не смогли… мы не удержим… у нас же нет ай-ти-пи…

– А почему у вас нет?

– Вы что… откуда… мы же не чипуем…

– Давно пора научиться, – говорю, понимаю, что несу какую-то чушь, – с чего началась война? С чего?

– Неизбежно… неизбежно…

– Неизбежно… всегда можно что-то попробовать… я не знаю…

– …все варианты… все варианты… неизбежно… тупиковый путь…

Снова трясу его, что я делаю…

– Плато! Там, наверху, плато!

– Плато… – повторяет за мной, явно не понимает, что говорит.

– Как добраться? – уже сам понимаю, что кричу, – добраться… как?

Отворачивается. Засыпает. Или делает вид, что засыпает. Ладно, фиг с ним, тем лучше… отоспится, там и поговорим, что, куда и зачем…. Если он вообще хоть что-то знает… А то ведь мы всё знаем про все времена, кроме одного-единственного, своего собственного…

…шучу…

Подскакивает, смотрит не то на меня, не то сквозь меня, сжимает моё плечо:

– Мост… мост…

– Какой мост?

– Мост…

– Бруклинский, Тауэрский, Босфорский?

– Мост… идите по мосту…

– Да по какому мосту, м-мать твою?

– По мосту… по мосту…

Зена, сука паршивая, заливается лаем, кто-то уже стучит в стену, правильно, нечего орать среди ночи, как изменить ход истории. Отпускаю самого себя, бредящего, раненного, укрываю самого себя каким-то пледом, ухожу спать, на моей кровати призрачное море лижет призрачный песок, акантастер гложет кораллы… как бы не ужалил… тьфу, чёрт, это же иллюзия…

Выкарабкиваюсь из-под одеял, не сразу понимаю, где я. Спальню окутывают вечнозелёные заросли, глазастая игрунка примостилась на краю дивана, чистит какую-то тропическую хрень. Где-то на улице бухает, бахает, не сразу поймёшь, на котором из склонов, неважно, лишь бы не на нашем Плато…

Спохватываюсь.

Вспоминаю.

Вот, чёрт…

И как теперь с ним жить прикажете… с ним… с этим… прятать в квартире… или не прятать… брат приехал из Юго-Западного Кызыл-Тулук-Каракалмыкска погостить… а на какие шиши я его кормить должен, я уже сам на свои гроши не протяну, долг ещё этот за телескоп, и…

Без документов пришёл, вот где дело-то дрянь. Так бы устроился куда-нибудь… не знаю, куда. А что, мужик толковый, умеет что-нибудь… что он умеет… не знаю… а, ну да, он же – это я, что я умею… ничего я не умею. Совсем. В офисе сидеть, рекламные площади продавать. Траекторию солнца и то рассчитать не могу, оно у меня каждый день всё выше и выше… и все звёзды с ним… как будто плато наше день ото дня опускается.

Накатывает какая-то злоба на себя самого, нет, чш, так день начинать нельзя. Этот день передо мной ещё ни в чём не виноват, нечего на него собаку спускать. Тянусь к призрачной игрунке, тц-тц-тц-на-на-на, фьють, ускакала в заросли…

Выхожу в комнату, мой двойник лежит на диване, уснул наконец, и хорошо, может, отойдёт… нет, я в хорошем смысле, отойдёт. Человек – такая скотина, всё выдержит.

Не нравится мне, как он лежит. Подкрадываюсь, осторожно трогаю за плечо, что я делаю, спит человек, а я тут…

– Ты как… живой?

Левая рука безвольно соскальзывает с дивана, стукает о ковёр. Трясу его, ищу жилку на шее, не умею я искать эти жилки, холод, холод, запашок смерти…

Блин.

Соображаю, что делать дальше. Закопать во дворе. Ага, щ-щас. У всех на виду. Изрубить на куски, и… ты чего, Тимка, детективов обчитался? Ещё что… и как ни крути, остаётся только одно…

Одеваюсь. Долго не могу найти ключи, они у меня тоже живые, тоже бегают по всему дому, прячутся в самых укромных местах, а иногда приворовывают с собой ещё что-нибудь, ручку, например, или сотовый телефон, уносят в своих остреньких зубках. Выхожу из квартиры. Медленно. Как по воздуху. Кто-то проходит мимо, кто-то бряцает – здрасст, так и кажется, все на меня смотрят, все видят, все знают, что у меня дома лежит труп, да ладно бы труп, а то труп оттуда, откуда приходить не велено ни живым, ни мёртвым…

От волнения не сразу вспоминаю, где у нас полиция, вот, блин, как не надо, так то и дело выскакивает из-за угла этот домик полицейский, а как надо, так не найдёшь.

Вваливаюсь в холл. Ещё надеюсь, что будет какая-нибудь очередь из ограбленных, изнасилованных, зарезанных, ещё успею подождать, собраться с мыслями…

– Что у вас?

Человек в форме смотрит на меня. Вот, блин, не отвертишься.

– Человек… умер.

– Родственник?

– Не-е… з-знакомый.

– Пьяный?

– Нет.

– От чего умер?

– От ран.

Ага, вытаращился полицай, всполошился… Тэ-экс, и вот теперь поди-докажи, что не я его хлопнул… Так и хочется повернуться, уйти, а-а-а, из-звините, я вам ничего не говорил…

– Кто его?

– Не знаю… он ко мне ночью пришёл… оттуда…

Показываю на запад.

– Это вы на западный квартал сейчас показали, или дальше?

– Дальше.