Клод Вейо - Сборник "Еще немного икры" Страница 9

Когда грузовик остановился, первое, что я увидел, была ферма. Старые стены, покрытые штукатуркой, дикий виноград, вьющийся вокруг слуховых окошек… Она казалась такой обыкновенной и одновременно такой красивой, что слезы навернулись у меня на глаза. Но вокруг стояла тишина, не видно было никакого движения ни в доме, ни в пустом хлеву, ни на птичьем дворе. Даже собачья будка и та была пуста. На сиденье трактора лежала кукла, большой голыш из целлулоида, каких маленькие девочки так любят наряжать в разные платья. Одной руки у него не было. Потом мой взгляд скользнул дальше, в поля.

«Желатинообразная масса, похожая на нагромождение желтоватых коконов», — так, по словам моего соседа писателя, выглядит город звинчей.

Дорожка, по которой мы шли к нему, была крепко утоптана, как будто по ней прошли уже тысячи людей. Когда показались первые звинчи, у некоторых из моих товарищей подкосились ноги, и их пришлось тащить.

Я не думаю, что когда-либо лишусь рассудка, потому что иначе это должно было бы случиться сейчас. Как мы могли позволить втолкнуть, затянуть себя внутрь… внутрь, собственно, чего? Как назвать городом эти прилепившиеся друг к другу купола, эти холмы из влажной ваты, являющиеся, несомненно, продуктом секреции их обитателей?

Кто-то тихонько смеется рядом со мной. Это молодая женщина с короткой прической. Как во сне, она оглядывается вокруг себя с радостной улыбкой на лице. К ней избавление, видимо, уже пришло.

В туннелях пресный и липкий запах так сгущается, что становится почти осязаемым. Неизвестно откуда сочится бледный и холодный свет; возможно, из самих стен. Если случайно задеваешь их, на рукаве остаются липкие волокна, испускающие слабое свечение.

Охранники сменились, среди них теперь есть и звинчи. Мы шагаем вперед, как автоматы. Некоторые беззвучно плачут, не замечая этого. Живы ли мы и понимаем ли еще, кто мы есть?

Туннели перекрещиваются, разделяются, но остаются все время на одном уровне. И стоит ли удивляться тому, что стены галереи, через которую мы проходим — обширной, как станция метро, — разбиты на тысячи ячеек? Стоит ли удивляться тому, что в каждой из них я вижу продолговатую форму, запеленатую, как в кокон, в эту волокнистую и клейкую субстанцию? Ведь нас нет уже в живых, да и мир никогда не существовал.

Они недвижимы, но глаза их открыты. Они безмолвны, их лица неподвижны, но в зрачках еще тлеет огонек жизни: ужас и отчаяние, ненависть и безумие.

И снова туннели. И снова ячейки. Сотни, тысячи ячеек… И вот, наконец, пришли. Время замерло. Тишина и ожидающие нас звинчи.

Их живот огромен, невероятно раздут. Это самки. Ведь начало мая — это также время кладки яиц.

Зачем этот старик и эта женщина с крашеными волосами вдруг начинают биться? Ведь три охранника легко удерживают их. Ведь жало звинчей-самок бьет так быстро. Ведь пройдет всего лишь несколько минут, и паралич охватит их отяжелевшие конечности, их побежденные мышцы, не затронув только жизненно важные органы и сохранив ясность сознания.

Белокурые волосы, что я замечаю в глубине одной из ячеек, похожи на волосы Марии, а золотистые глаза, неотрывно глядящие на меня, похожи на глаза Марии. Та, что из глубины своего кошмара смотрит на меня, чувствует ли она в своем окаменевшем теле медленный процесс инкубации? Давно ли она здесь, и сколько маленьких звинчей родятся в ее теле, будут питаться им, прежде чем разорвут ее плоть и выйдут на мрачный свет туннелей?

Я нашел тебя, Мария. Ведь ты же можешь быть Марией? Хочешь ей быть? Мы с тобой одной расы, ты жена моя, я искал тебя и нашел. Звинчи не знают, кто мы такие. Звинчи держат нас в лагерях, как мы держали животных в загонах, но мы не скот. Звинчи заставляют нас, как быков, драться на арене, но мы остаемся все-таки людьми. Звинчи складируют нас, так же как дикие осы запасают мух на зиму, но мы не мухи. А самки звинчей откладывают в нас яйца, чтобы их потомство заживо пожрало нас, но несмотря на все это ты — Мария, а я — тот, кого ты любила. Звинчи не понимают этого, никогда не поймут, и поэтому, Мария, человек более велик, чем звинчи.

Двое охранников берут меня под руки. Кивком головы я указываю им на ячейку, откуда по-прежнему на меня смотрят широко раскрытые золотистые глаза.

– Я хочу, чтобы меня положили рядом с ней!

– Ладно, — говорит один, не глядя на меня. И добавляет вдруг сорвавшимся голосом:

– Мы ведь не виноваты, понимаете!

Не виноваты? Конечно. Никто не виноват, или же, наоборот, виноваты все.

Человек, пивший мое виски, имел хорошую память.

«Саранча была подобна коням… Лица же ее — как лица человеческие… И волосы у ней — как волосы у женщин… И зубы у ней — как у львов…»

Самка приближается ко мне, а я даже не испытываю к ней отвращения.

Анклав

Войдя в кафе самообслуживания, он сразу же ощутил, как почти неуловимо изменилась атмосфера. Воздух, казалось, застыл в напряженном ожидании.

Он не увидел, однако, враждебности в лицах людей: ни тех, кто сидел за столиками из разноцветного пластика, ни тех, кто стоял в очереди к стойке. Кое-кто даже улыбался ему, но в этих сдержанных и неуверенных улыбках проглядывало скорее боязливое уважение, нежели открытое дружелюбие.

«Порядок, — подумал агент Ф.57. — Все идет как надо».

Он улыбнулся, открыв острые зубы, грациозно поклонился, как это делали все инопланетяне при входе в присутственное место, и негромко произнес ритуальную фразу: «Мы любим людей».

Один из пяти роботов-официантов заскользил к нему по своим направляющим, как только он облокотился на стойку. Очередь почтительно расступилась, освобождая ему место.

– Бифштекс, — заказал он в обращенный к нему микрофон.

– Что будете пить?

– Вино.

Трудно было все-таки привыкнуть разговаривать с роботами-официантами. Все, конечно, делали вид, что ничего естественней и быть не может, и тот, кто открыто выражал свое восхищение, рисковал прослыть безнадежным провинциалом. Что же касается инопланетян, то любому было известно, что они ничему не удивляются и уж тем более тому, что было изобретено на Земле. Тем не менее агент Ф.57 с интересом наблюдал, как изящный хромированный механизм, ненадолго исчезнувший в туннеле, вновь появился, но уже с подносом, закрытым крышкой.

– Пять кредитов, — сообщил бесплотный голос. Он опустил пять монет в щель, раздался щелчок, и поднос с приподнявшейся крышкой скользнул к нему.

– Мне тоже бифштекс. И минеральную воду. Робот вновь отправился за заказом, и агент Ф.57 повернулся на голос.

– Вы тоже любите бифштекс?

– Что же в этом необычного по-вашему?

Она улыбнулась, чтобы смягчить излишнюю, может, резкость ответа, но он почувствовал, как она вся сжалась при его обращении к ней.

Он возвратил ей улыбку.

– Конечно, ничего, и это, по крайней мере, одно из того, что нас объединяет.

Вместо того, чтобы разрядить атмосферу, его улыбка возымела обратный эффект. Когда до нее дошло, что она неотрывно смотрит на зубы своего собеседника, ее замешательство достигло предела. Возвращение робота-официанта она встретила с таким облегчением, что ему стало ее жалко. И когда она схватила свой поднос с явным намерением унести его к какому-нибудь из самых дальних столиков, он осторожно положил ей руку на запястье.

– Не пугайтесь! Я друг. Мы ваши друзья.

Она попыталась принять непринужденный вид.

– Я знаю это, инопланетянин. Мы все знаем, чем мы вам обязаны. Я… я не пугаюсь, поверьте!

Она смотрела на пальцы агента, лежащие на ее тонком запястье. Нет, конечно, она не испугана. Но все-таки, как же это ужасно: эти длинные голубые пальцы на ее белой руке! Он совершенно отчетливо увидел, как взъерошился легкий пушок на атласной коже.

Он убрал руку.

– Идите ешьте, — мягко сказал он. — И, вспомнив о ритуале, добавил: — Да пребудет с вами аппетит!

– Да пойдет еда вам на пользу! — опустив глаза, прошептала она в ответ.

– Ну что ж, — пробормотал он, принявшись за бифштекс, — для начала совсем неплохо.

Содружество Государств

Объединенная Служба Разведки

Совершенно секретно

Выдержки из опроса, осуществленного Объединенной Службой Разведки

(ОСР)

Габриель Ж., 40 лет, водитель гелитакси

Вопрос: Что вы думаете об инопланетянах?

Ответ: А зачем вам это нужно? Кто вы такие?

В: Мы проводим опрос.

О: Это для газеты?

В: Нет, это не для печати.

О: Я, в общем, не против инопланетян…

В: Что вы о них думаете?

О: Ну… Одно могу сказать: за шесть лет, что они здесь, все стало лучше.