Екатерина Смирнова - Листопад Страница 9

Так девочка и выросла… И получилась местная хулиганка Мария. Пропахшая дымом и костром лесовичка, ученица тихой ведьмы Герды, целыми днями пропадавшая в лесах, собирая где-то на опушках целебные травы. Правда, сейчас ей вроде бы нечего было делать… Может быть, стоит раз в жизни, подумал он, поговорить с такой же, как я?

Но для этого чаще всего не хватало смелости. А ведь надо знакомиться.

Осколок четвертый – там, в глубине

Их никто не видел.

Он вовсе не собирался попадать в неудобное положение – а вдруг некоторые птицы предпочитают мокнуть под дождем, даже если Лес – единственный, кто предложит птице свой плащ. Но если уж так получилось – значит, получилось. Тем более, получилось, как в хорошем романе – сначала посмеялись… И теперь можно было гулять вдвоем по мокрым лесам, не задумываясь о том, кто что скажет и зачем скажет.

Дождь был светлым. Он был светлее, чем прозрачный лесной воздух, и струны паутины тихонько звенели и дрожали, натягиваясь под спасительными лапами елей. Какое утешение гулять с кем-то, кроме Скати, радостно думал Лес, поддерживая Марию под локоть. Она шла выпрямившись, откинув капюшон плаща, и по смоляным волосам, переливаясь в такт изгибам мокрых колец, стекали прозрачные звезды. Трава на открытых местах была по колено, и к мокрым джинсовым лохмотьям прилипли колючие репейники и сосновые иголки.

Лес сиял.

– Вот тут стоял замок местного барона, – он элегантным жестом обвел рукой контуры развалин на вершине холма. – Красивое было место. Жаль, нам бы в те времена ничего не светило…

– Тоже мне, светило нашлось.

– А ты как думаешь?

– Да тебя бы сожгли как колдуна! Ведьм топили. А то и вообще закапывали живьем.

– Тебя бы закатали в подземелье здешнего барона, ха. Как будущее фамильное привидение.

– Веселые были времена, да?

– Да пошло оно всё! Я не хочу, чтобы такое повторилось.

– Ну-у.. – Он оценивающе посмотрел на неё. – Чаще повторяется, чем мы хотим… Хотя – нет. Не для тебя Тебя бы спас прекрасный рыцарь и увез в какую-нибудь Странную Страну. А барон гонял бы с тобой чаи … после собственное смерти.

– Так я же ведьма! Значит, враг. А если по-другому, то барон сделал бы меня своей первой наложницей. Бррр.

– А что? Хотелось бы?

– Ни в коем разе! Но говорят, что мужчины и женщины – либо любовники, либо враги. Я, конечно, в этом ничего не понимаю…

– Да и правильно, что ни хрена не понимаешь! – Лес все больше чувствовал себя собой. – В мире и так достаточно поклонников такого образа жизни. Такое понятие о любви – что-то вроде святой инквизиции: во-первых, достаточно просто обратить человека в свою веру, чтобы он жег тех, кто поступает иначе. А во-вторых, так удобнее людей использовать.

Она коварным движением стряхнула ему за шиворот очередной ливень.

– Аййй! Меня бьют! Девчонки! А вот тебе сдачи!

– Уааааа!

– Что? -спросил он тоном заправского инквизитора. – Мокро?

– Ффффф!..– она отряхнулась, как мокрая колли, и капля упоительно точно пришлась ему в переносицу. Как вражеская пуля. Он закрыл лицо рукой.

Лес повел растрепу под свою любимую сосну, где было суше.

Они валялись на берегу небесного океана и лениво ждали, пока дождь кончится.

– Куда ты собираешься после института? – спросил он.

Под щитом широко раскинутых сосновых лап дождь не властвовал безраздельно, и дышалось легче. Наверное, поэтому Лес ухитрился не рассмеяться, когда мокрая птица чирикнула:

– В монастырь.

– Как в монастырь? Зачем?

– Не вздумай хохотать. – Серьезная Мария села и принялась вытряхивать из волос застрявшие иголки. – И не после института, а потом, после Приюта Святой Бригитты. Я там… это… практику прохожу.

– Да… – он всё-таки хихикнул. – А самое интересное, что я что-то такое как раз и подумал. Не потому, что ты упорно ходишь в драных штанах… Пшшш!.. Не тяните когти!.. А потому, что один мой старый знакомый, художник отчасти религиозного направления, писал с таких вот созданий иконы. И никогда не ошибался.

Мария почему-то отчаянно покраснела и спрятала в ладонях лицо.

– Ты что?.. – Лес испугался, что она убежит, и очень осторожно взял её за руку. – Я же серьёзно! Он так и делал!

Несколько минут они просидели не двигаясь. Потом она перестала краснеть и спросила:

– А ты их видел?

– Да. И даже позировал. Только не для ангела. Для демона.

– Ннда… Это ещё почему?

– Не потому, что он дурак или я такой падший. Просто я не ангел.

– Ага! Ангелы бесполые, а ты нет! Ой…

– Я ни в коем случае, – серьёзно заявил он, не обращая внимания на отчаянно розовевшие уши. – Я даже горжусь этим. Меня на Островах местные шаманки проверяли. На прочность. Так что даже после этого я абсолютно цел и невредим.

Мария очень серьезно посмотрела ему в глаза.

– Что случилось? – испугался Лес. – Я никогда не начну к тебе лезть.

– Надеюсь, я не вызываю у тебя ничего такого?

Лес немного подумал, прежде чем ответить. Такая наивность сбивала с толку хуже искушенности. В конце концов, когда он был помоложе, девушки хотели от него совершенно определенных вещей. Но чего именно хочет эта девушка?

Наверное, правды.

– Нет, – наконец осторожно ответил он. – Если мы друзья, то мы друзья. Шутить-то я могу сколько угодно. Но дошучиваться – нет.

– Но мужчины же…

– Не все мужчины в полночь превращаются в обезьян, – он решительно высвободил руку. – В основном волосатые чудовища невысоких умственных способностей. А мне уже поздновато так деградировать.

– А я и не сомнева… Ой. Ну ты хоть не обиделся?

Потрясающая способность придавать огромное значение мелочам.

– Ни в коем случае. Ни за что. Так что торжественно клянусь, как на Библии: я ничего из этого не сделаю и не захочу сделать. И даже не собираюсь.

– Ура! – Мария выполнила какой-то замысловатый акробатический этюд и снова упала, зарывшись в иголки. Он поймал её и прижал к себе, чтобы она ещё куда-нибудь не упала.

– А можно проверить? – она положила ладонь ему на грудь. Рука застыла напротив сердца. – Не бойся. Ничего другого я с тобой сделать не посмею…

– Ну, если это польстит твоему пока-не-женскому самолюбию…

Некоторое время они молчали. А у Леса в груди постепенно рос тот самый теплый, пушистый солнечный клубок, который он ощущал когда-то раньше. Гораздо раньше, чем её увидел. Ещё тогда, когда он был сам собой и раскапывал захоронения под присмотром профессора, он увидел барельеф, на котором девушка смотрит на солнце…

У девушки были черные короткие волосы и взгляд, как у дриады.

Это была королева умирающего царства, королева его последнего города. Он, зеленый студент, стоял перед ней в погребальной камере и записывал, и зарисовывал, и потом, в огромном зале, рассказывал угрюмым черным людям, повторяя слова своего профессора – о богах, о древних армиях, о спрятанном кладе.

Они ничего не могли сделать. Пригодился, в том числе, и спрятанный клад. Погребение разграбили. Золото корон пошло на покупку оружия, камни – в сокровищницу, и только надгробные камни, резьба и барельефы оказались тем, что нельзя продать быстро. А профессор погиб.

Чужое счастье, подумал он. Музейный экспонат ничего не чувствует, когда его продают.

– Совершенно никакой реакции?

– Никакой, – сказал он. – Не смейся. В раннем возрасте очень часто запутываются и не отличают преклонение от дружбы. А любовь – от вражды. Я преклоняюсь перед тобой.

Они ещё немного помолчали.

– Ты либо невероятно воспитанный человек, – заключила Мария, поднимаясь, – либо просто-напросто больной. Но и в том, и в другом случае мне хорошо, когда ты никуда не уходишь. Поэтому я не обижаюсь, не обижалась и обижаться не буду. Такие умницы, как я, на Мюнгхаузенов не обижаются. На дурацкие шутки тоже. Пока.

После её ухода он долго лежал, бесцельно глядя в небо и жуя травинку, словно в ней скрывался какой-то неизвестный науке секрет.

– Дурак я, дурак. Хм… И ничему до сих пор не научился. Просто поздно… Просто… Поздно?

…Они были дома. На плите тихонько пел кофейник. Они сидели за столом и идиллически смотрели картинки в той самой апельсиновой книге.

– Вот, смотри. Там крадется бо-ольшой саблезубый тигр, – все его навыки по приручению трехлетних детей неожиданно пригодились там, где приручать никого не надо. – А вот это олень, а вот… вот единорог.

– А это что такое? Непонятное?

– Это амфисбена. У неё две головы и ни одного хвоста. Только середина.