Александр Бачило - День гнева (сборник) Страница 9

И вновь высокая трава, песок, ручей, кусты, обломки скал…

— Быстрей! — то и дело выкрикивал путник. — Быстрей!

Но юноша, мотая головой, все отставал и отставал… пока в изнеможении не прислонился к валуну.

— Беги! — сказал он, задыхаясь. — Ведь кто-то должен… — и, махнув рукой, замолчал.

Путник стоял, не шевелясь. Собаки быстро приближались.

— Беги! — крикнул юноша. — Мне будет легче, если ты спасешься. Ну!

Путник, сгорбившись, медленно пошел прочь.

Собаки подбежали к юноше, он замахнулся камнем — и они отпрянули. Но тут с двух сторон подскакали кентавры, не дали юноше укрыться за скалой, одновременно замахнулись копьями…

И вот уже другой вожак — поджарый, длинноногий — возглавил свору.

Путник петлял, продираясь сквозь чащу, лез вверх по осыпи, прыгал в овраг, бежал… и наконец упал. Силы оставили его, собаки лаяли все ближе, настигали. Сейчас они его… Ну, нет! Путник схватился за кольцо…

И тотчас перед ним возник колодец — широкий, каменный, бездонный. Ряд вбитых в его внутреннюю стену ржавых скоб терялся в глубине. Прекрасно! Путник поспешно бросился в колодец. Вверху истошно лаяли собаки, а здесь, в кромешной тьме… Мелькнула молния! Нет, то кентавр метнул в него копье, но промахнулся.

Путник, не глядя вверх, спускался вглубь колодца. Вдруг скобы кончились. Путник повис на руках, осмотрелся… и прыгнул на каменный выступ в стене, прошелся по карнизу — и ему открылась узкая галерея, в конце которой брезжил свет и слышался неясный шум. Путник пошел по галерее. Все громче раздавалось лязганье, уханье, скрежет. Светлело.

Путник прошел еще немного и оказался в огромной, залитой огнем пещере, в которой в разных направлениях сновали бронзовые штоки, гремели выбираемые цепи, вращались каменные шестерни, из труб хлестала вниз кипящая вода, а ей навстречу поднимался едкий пар.

Остановившись, путник поднял руку, попробовал, легко снимается ли с пальца железное кольцо, поднялся вдоль стены по шаткой лестнице, нащупал низкую, битую свинцовыми листами дверь, толкнул ее, вошел… и замер. Прямо перед ним безумная толпа, топчась по и кругу, вращала огромный мельничный ворот. Путник, чтоб не оказаться в общей толчее, поспешно отступил назад, прижался спиною к двери, осмотрелся. Со всех сторон толпу сжимали скалы.

— Ну вот ты и пришел, — раздался у него над ухом чей-то голос.

Путник резко обернулся — никого. А голос продолжал:

— Глупец! Ты думал обмануть меня. Надеялся пробраться незамеченным. Как бы не так!

Путник схватился за кольцо… и посмотрел наверх. Он был на самом дне огромной каменной воронки, и только где-то очень высоко вершины скал вонзались в черный купол неба.

— Чего ты ждешь? — опять раздался тот же голос. — Срывай свое кольцо!

Путник стоял, не шевелясь.

— Спеши! — нетерпеливо крикнул голос. — Ты наконец-таки на самом дне моих владений, перед тобою Перводвигатель, причина всех несчастий на земле. Ведь это он дает движение всем злым и подлым помыслам!

Путник закрыл глаза, пот лился по его лицу.

— Что? — тихо удивился голос. — Ты пожалел эту толпу? Так знай — здесь нет невинных душ, здесь собраны одни лишь страшные злодеи… Ну что же ты?! Бросай свое кольцо, бросай! Ведь ты же для того и шел сюда, чтоб одним разом уничтожить корень всех зол. И вот он, корень — Перводвигатель — теперь перед тобой!

Путник открыл глаза и, глядя на толпу, на Перводвигатель, спросил:

— Зачем… зачем ты хочешь своей гибели?

Голос долго молчал, а потом едва слышно ответил:

— Я устал.

И наступила тишина. Толпа по-прежнему вращала Перводвигатель, но путник ничего уже не слышал — ни топота, ни скрипа. Он взялся за кольцо и, глядя вверх, стал медленно снимать его. Вверху теснились скалы — черные, холодные, чужие. Вдруг…

Где-то очень высоко сверкнул едва заметный огонек, послышалось тихое пение и звуки арфы. Путник прислушался… и вспомнил! Ночь, тишина, развалины, печальные глаза…

Но тотчас же раздался гром, неведомая сила подхватила путника, подняла над толпой — и опустила на гигантский ворот Перводвигателя. Вокруг него, пыля и топоча, брела толпа, а рядом, внутри ворота… со скрежетом вращались каменные жернова, их заливали алые кипящие потоки.

— Ты видишь? Это кровь! — опять раздался голос. — Бросай свое кольцо! Бросай! Пусть разлетится на куски проклятый Перводвигатель!

Но путник, глядя вверх, вскричал:

— Смерть! Где ты? Я не знаю, что мне делать; помоги!

И… скалы ожили. Неподалеку от себя — едва ли не над самой головой — путник увидел двух кентавров, над ними — взятый штурмом город, чуть выше города — ущелье рудокопов, над ним развалины, ворота в огнедышащем тумане, пустынную дорогу, постоялый двор, поля, селенья, города, леса, заснеженные горы… и голубое, ясное, безоблачное небо. Но небо — это где-то там, в недостижимом далеке, а мир, который он покинул, и мир, в который он спустился, располагались много ниже и медленно вращались вместе с Перводви-гателем; возведенные на одной и той же тверди, они сливались меж собой. А его смерть… она, внезапно появившись на одном из склонов, закричала:

— Не верь ему! Он хочет, чтобы ты обрушил вниз, в его объятия, весь мир! Твое кольцо не сможет отделить добро от зла. Разрушив Перводвигатель, оно погубит всех, лишив опоры правых и неправых,

Вдруг прямо перед ней сверкнула молния — и смерть исчезла, скалы снова погрузились в темноту. Толпа по-прежнему вращала Перводвигатель, внутри которого со скрежетом вертелись жернова.

— О, почему я бестелесен?! — крикнул голос. — Имей я… Нет! Ты должен снять кольцо по доброй воле. Ну?!

Путник стоял и улыбался. Он наконец-таки прозрел, он понял, что земля, два ее мира — мертвых и живых, — неразделима точно так, как и его душа. О, как же в ней переплелись добро и зло! Он шел сюда ради добра, но сколько на пути содеял зла! В ущелье, в городе, в ужасном подземелье и долине он убивал и предавал, обманывал, бросал товарищей… Ну а теперь посмел судить других?!

— Нет! — крикнул путник. — Никогда! — и прыгнул вниз, на жернова…

…Очнувшись, путник поднял голову и осмотрелся. Он лежал на пустынном песчаном холме. Неподалеку над распахнутыми настежь воротами вставало солнце. Путник ощупал руку — на безымянном пальце было по-прежнему надето массивное железное кольцо, украшенное крупным черным камнем. Путник нажал на камень, повернул его — и снял с кольца, затем тряхнул самим кольцом — и из него просыпался мельчайший грязно-серый порошок, который, падая на землю, вспыхивал серебряными искрами и тут же погасал. Отбросивши с руки кольцо, путник поднялся и двинулся к воротам.

— Глупец! — опять раздался голос. — Надеешься, что, выбросив кольцо, ты успокоишься. Как бы не так! Я уничтожил твою смерть; теперь ты будешь вечно — вечно! — вечно жить и вечно мучаться в сомнениях. Вернувшись в замок, ты опять запрешься в подземелье и будешь рыскать в лабиринтах тщетных знаний. Тебе всегда будет казаться, что еще совсем немного, и истина окажется в твоих руках… А может, ты останешься? Я научу тебя, как сделать новое кольцо.

Но путник, ничего не отвечая, медленно шел прочь.

…Хозяин постоялого двора, подав ему обильный завтрак, немного помолчал, затем спросил:

— Вы… были там?

Путник нахмурился и нехотя сказал:

— Мы все там. Изначально. Наш мир и ад — едины.

Хозяин, побледнев, воскликнул:

— Так как же людям жить? В чем их спасение?

— Не опускаться вниз. Они и только лишь они вращают Перводвигатель… А ведь их путь — наверх.

Хозяин долго ничего не говорил, смотрел на путника, в окно, опять на путника… и наконец сказал:

— Вы говорите — “их”. А… как же сами вы?

— Я еду в замок, к сыну… А потом… по всей земле ко всем на ней живущим. Я должен рассказать им об увиденном.

— Да-да, конечно, — подхватил хозяин. — Но ведь на это же не хватит самой долгой жизни!

— Надеюсь, я успею, — грустно улыбнулся путник. — Ведь мне отпущен… бесконечный срок.

Вера Галактионова

Тятька пошутил

Соньку Клюшину — бойтесь. Она, чай, знат чего-нибудь. Вы думаете, она просто так? А вот она, може, и не просто так. Ну, вам, конечно, не сказыват… Дед-то ее, Гаврила, поди-кось и ей передал. Когда помирал — конёк ведь на крыше подымали. Вот как мучился. Душа-то сё не отлетала. Земля его не брала. А мучилси что? — передать некому. Взрослы-большея к нему не подходют. Знают: колдун помират, кабы не передал. В сторонке все стоят. Похитрея. Он, чай, глядит — одна токо мнука глупа окыл него туды-суды бегат. Ждал-ждал кого поболе — нету. Да вот може ей и передал-успел, пока мужики-то конёк лезли-подымали.

И мать ее, Наталья кривая, знат — и Сонька ваша, чай, знат. Даром что девчонка. Не больно дружитесь. Бойтесь маненько. Рты-то не раскрывайте. Она роду плохого. Хуже не быват.