Огонь-создатель, огонь-убийца (СИ) - Евтушенко Мария Страница 12

Ни слова не говоря, Вальдемар зачерпывает силу ифрита, создавая огненный шар, и швыряет его перед собой. Вокруг нас поднимается паника, сопровождающаяся давкой и криками. В стремлении спастись все живые организмы забывают о милосердии. Я вижу, как насколько незадачливых персонажей падают под ноги паникующей толпе. Их топчут ногами, выбивая жизнь с каждым ударом. Никто не хочет им навредить умышленно. Но для смерти не нужны причины. На самом деле неважно, хотели ли причинить вред или нет, если его причинили. Это уже сделано, и назад ничего не вернуть. С трудом справляюсь с подступившей к горлу тошнотой и отвожу взгляд от истерзанных тел, оставшихся одиноко лежать на пустынной улице. Скоро сюда нагрянет охрана города, и мы должны успеть расправиться с Вальдемаром до их появления.

А колдун продолжает молча метать в нас огненными шарами, которые джинны отбивают. Арзу не видно. Но мы знаем, что он скован внутри дома. В какой-то момент внешняя стена сооружения воспламеняется и падает, открывая нам неприглядную картину. Ифрит лежит на полу, скрутившись. Его тело охвачено огнём, и сам он вздрагивает в конвульсиях. В его облике нет ни малейшего намёка на разум. Только первобытная стихия, колеблющаяся, неделимая. Огонь-создатель. Треск пламени и рычание Церберов заполняет пространство. Я даже не сразу слышу, что Оливия поёт. Это колыбельная из её родного мира, которой успокаивали разбушевавшихся оборотней.

Воздух в очередной раз содрогается шипением от огненного шара, который отбивает Саид, и тот с шумом врезается в постройки. Сыплются миллионы искр, освещая и без того яркое утро. Мы стоим насмерть. Огонь уже перебирается на соседние постройки, тянет языки пламени дальше. Мустафа, все больше каменея, продолжает удерживать рвущихся Адских Церберов. Они рычат, завывают, щёлкают челюстями, брызгая слюной в нашу сторону. Оливия продолжает петь, и это помогает, поскольку псы не так сильно рвутся нападать. Если бы не её песня, не факт, что джинны смогли бы их сдержать. Вальдемар опять тянет на себя силу Арзу. Тот шипит пламенем, гасимым водой, содрогается в конвульсиях. Ифрит умирает. Где же грёбаная подмога? Я собираю ещё один комок энергии и отправляю Мустафе. Он реагирует мгновенно, выдыхая и расправляя плечи. И будь сейчас по-другому, я бы порадовалась, что лучше Катерины. Но нет. Мне, как никогда, хочется, чтобы она умела отдавать так же, как и я.

Мустафа так долго не простоит. Вскоре мы будем растерзаны. И стоит мне подумать об этом, как ткань реальности рядом с нами, затрещав, разрывается, подобно старой одежде с истлевшими нитками. Аккуратно и по швам. Так преодолевать пространство могут только Высшие демоны. Это склоняет ход боя в нашу сторону.

Моё сердце пропускает удар, когда я понимаю, кто именно явился нам на помощь. Пожалуйста, только не он! Мы никогда не встречались, но пришедшего я узнаю с первого взгляда, хоть он и в обличии человека. Я читала о нем. Я о нем слышала. Садист. Изверг, даже в понимании демонов. Тот, кто любит причинять боль столь острую и нестерпимую, как и среда его обитания, и упивается ею, будто дорогим нектаром. Левая рука Ганнибала жесток так же, как и король Нового Ада. Его король. Север Псарь, носящий потомственное имя...

— Церберус! — кричит Вальдемар, прерывая поток липкого ужаса, струящегося холодным потом по моей спине.

Север хмыкает в ответ, оскаливаясь. Адские Церберы тотчас начинают тихо скулить, успокаиваясь, подавленные животной волей своего альфы. Но это далеко не конец. Вольдемар продолжает тянуть жизнь из ифрита, теперь уже копя силы для решающего удара по основному противнику. Если колдун хоть ненадолго отвлечёт Высшего, его пока что неразумные рабы бросятся на нас. Счёт идёт даже не на секунды. Все произойдёт гораздо быстрее. Но и Север не просто так личность легендарная. Его мощь столь велика, что давит мне на плечи тяжёлым грузом. Взрослый альфа Адских Церберов полон энергии и могущества. Подпитка ему не нужна, но... Он преодолевает расстояние до меня, перемещаясь, и даёт мне лишь мгновение, чтобы взглянуть в его янтарные глаза, осознать неизбежность моей участи. Я даже не успеваю подумать, есть ли у меня шанс выжить, когда его удлинённые зубы смыкаются на моем плече. Острая, жалящая боль пронзает все тело, доставая даже до кончиков ногтей, отражаясь в костях. А после кислотой растекаясь в крови. И оглушающий крик агонии закладывает мои уши. Это мой крик. Мне кажется, что сейчас под давлением челюсти Севера у меня кость раскрошится на мелкие кусочки.

Не знаю, сколько это длится, я судорожно цепляюсь за жизнь и, как в безумии, смотрю перед собой. Мой мозг отделяется от тела, теперь оно корчится где-то отдельно, я словно надвое делюсь. Привыкаю к боли, которую Псарь втягивает в себя. Я для него не глоток воды в пустыне. Я для него бокал вина на пиру. Чувствую уже знакомое облегчение. Едва ли не оргазм от отступивших ощущений.

Север, собирая собственные ресурсы в один точный удар, обрушивает его на ифрита. Но сила эта наваливается не на джинна, а на сковавшее его заклятье. Единым ударом он бьёт точно в цель, освобождая пленника и лишая колдуна резерва сил для обороны. Аура Арзу вспыхивает и множится. Вырывается на свободу оголодавшим зверем, рвёт магический барьер в клочья. Ударной волной несется по городу, сметая все на своём пути. Огонь-убийца.

Зубы Севера все ещё глубоко в моих мышцах, но становится уже легче дышать. Я больше не могу кричать, только хриплю, сорвав голос. А Высший купается в моей боли. Перетягивает её на себя, даруя облегчение. Он держит меня, крепко обхватив руками. Не чувствую ни собственного тела, ни почвы под ногами. Но ощущаю, как мой мучитель наслаждается, как бушует штормом его удовольствие. Он даёт мне это понять. Страх парализует меня новой волной. Это боль другого уровня, душевная, от осознания своей беспомощности во власти того, кто упивается твоими страданиями. И безысходность, потому что никто не сможет спасти от него. Не улавливаю, сколько проходит времени, когда я становлюсь полностью опустошённой. Безразлично взирая на мир вокруг.

Колдун исчез. Успел сбежать, открыв портал. А мы стоим среди разрухи и пожара. Слышу, как ругается Мустафа, что упустили Вольдемара. Айша осматривает ифрита, успокаивая, говоря, что все позади. Оливия и Катерина смотрят на меня, страшась издать хоть единый звук. А Саид не отводит взгляда от Высшего. Его аура бушует так, как если бы он готовился к новой схватке. И он готовится.

Псарь больше не кусает меня. Он зализывает рану, оставленную на моем плече. Носом утыкается в шею, с шумом втягивая мой запах.

— Мазохистка... — Север урчит от удовольствия на незнакомом мне языке. Но я его понимаю. Он хочет, чтобы я понимала.

Гений делает шаг нам навстречу, и Север тут же останавливает его предупреждающим рыком. Оба хотят меня себе. Я это чётко осознаю. А мне абсолютно наплевать, кто из них отступит первым, кому я достанусь. Не станет же принц джиннов драться с принцем демонов за сломанную игрушку. Именно такая я после прикосновений Севера. Или станут?

Принцы. Они подобны птенцам, открывающим глотки шире размеров собственных тел. Не подчиняющиеся каким-либо законам или правилам. Как бунтующие подростки, берут что хотят и когда хотят. Опьянённые властью, бросают вызов самому Мирозданию. Сильны и могущественны, как не может быть никто из их народов. Ещё не короли, недостаточно зрелые в ответственности за свои народы. Им плевать на последствия.

Чувства Ловца возвращаются ко мне первыми. Но это не они позволяют понять, что Север гораздо старше Саида. Мудрее. Опытнее. Сдержаннее. Они что-то говорят друг другу, но я больше не понимаю слов. Демон отпускает меня, передавая в руки джинна. Я пытаюсь обнять Саида, но сил недостаточно. Слишком много всего для меня одной. И с этим осознанием я проваливаюсь в спасительную пустоту.

Первое, что чувствую, когда прихожу в сознание, — это боль. У меня ноет все тело. Но это не та приятная боль, что испытываешь после плодотворной работы или секс-марафона. Эта боль, как при высокой температуре. Когда выкручивает суставы, и даже кости ноют. С большим трудом разлепляю затёкшие веки. И шарахаюсь. Потому что прямо перед собой вижу лицо Крисса. Отскакиваю. Точнее, пытаюсь, но моё ослабшее тело на это не способно.