Оливер Онионс - Бенлиан

Оливер Онионс

БЕНЛИАН

I

Было бы совсем другое дело, если бы вы знали Бенлиана. Если бы вы хоть раз взглянули на него, как взглянул я, впервые встретившись с ним на узкой деревянной лестничной площадке у двери своей студии. Я говорю «студия», но в действительности это был всего лишь чердачный этаж, выходящий окном на лесной склад, который я использовал в качестве студии. Настоящая, большая студия находилась с другой стороны склада, и это была студия Бенлиана.

Здесь почти никогда никого не бывало. Не раз мне думалось, что лесоторговец умер или у него отказала память и он начисто позабыл про свое дело, потому что штабеля досок, уложенных крест-накрест для сушки (ну, вы представляете, как их складывают), были покрыты копотью, а стойки строительных лесов неизвестно с каких пор стояли нетронутыми вдоль стен, как палисад. Вход был с улицы, через дверь во временном заборе. На реке неподалеку от склада свистели пароходы, и в ветреную погоду доски гудели, подпевая им.

Я полагаю, что многие из настоящих, «нормальных» художников вовсе не посчитали бы меня одним из них, потому что я писал всего лишь миниатюры и это была сугубо ремесленная работа — копии с фотографий и тому подобное. Хотя своим делом я владел мастерски и к тому же был пунктуален (тогда как все эти высоко парящие творцы понятия не имеют о пунктуальности). Чердак был дешевым и полностью меня устраивал. Но скульптор — другое дело, ему, разумеется, нужно большое помещение на первом этаже; он медленно работает с глыбами камня и мрамора, каждое перемещение любой из которых обходится ему в двадцать фунтов. Поэтому у Бенлиана была студия. На двери была табличка с его именем, но я ни разу не видел его до того случая, о котором я рассказываю.

В тот вечер я работал над одним из своих лучших произведений: это была прелестная женская головка на слоновой кости, которую я нарисовал пунктиром так, как будто… В общем, вам бы и в голову не пришло, что это сделано вручную. Дневной свет уже ушел, но я знал, что для глаз и для букета цветов у ее груди подойдет «прусская лазурь», и хотел закончить работу.

Я трудился за своим маленьким столом с козырьком над глазами и аж подскочил, когда в дверь постучали, — шагов на лестнице я не слышал, да и вообще у меня редко бывали посетители. (Письма всегда клали в ящик на складской двери.)

Когда я открыл дверь, на площадке стоял он. Я слегка вздрогнул от неожиданности — таким резким был переход от моей работы к представшему передо мной облику. Это был очень высокий и худой человек — рядом с такими мы, коротышки, чувствуем себя еще меньше, чем мы есть. Его глаз я сначала вовсе не увидел — так глубоко они были посажены в темных впадинах с обеих сторон его носа. Голова посетителя была похожа на череп; я мог представить себе его зубы, расположенные полукругом за щеками, а туго обтянутые кожей скулы выпирали, как острые горные вершины (но если вы не относитесь к художественной братии, вы этого не поймете). Позади него виднелся кусочек зеленоватого туманного неба. Вдруг его глаза задвигались в глубоких впадинах, и в одном из них ярко отразился свет моей лампы.

Он заговорил отрывисто, глубоким, слегка дрожащим голосом.

— Я хочу, чтобы вы сфотографировали меня утром, — сказал он.

Я подумал, что он, вероятно, видел, мои копировальные рамки в окне.

— Входите, — предложил я. — Но если вы хотите заказать миниатюру, то боюсь, что я занят — я имею обязательства перед своей фирмой, и вам придется делать заказ через них. Однако проходите, и я покажу вам, какого рода работой я занимаюсь. Хотя вам лучше было бы прийти днем…

Он вошел. На нем был длинный серый халат, доходивший до самых пят, в котором он был похож на обитателя Ноева ковчега. На свету его лицо казалось еще более костлявым и страшным. Он бросил отрывистый взгляд на мою слоновую кость и издал презрительный возглас — да, именно презрительный. Я подумал, что это не очень-то вежливо вот так прийти ко мне и… Тут он направил свои запавшие глазницы в мою сторону.

— Подобные вещи меня не интересуют. Мне нужно, чтобы вы сфотографировали меня. Я буду здесь в десять утра.

Только для того, чтобы показать ему, что я не потерплю подобного обращения, я коротко ответил:

— Я не могу. У меня назначена встреча на десять часов.

— Что такое? — воскликнул он; у него был густой и глубокий голос — такие голоса всегда звучат уничтожающе.

— Снимите это с глаз и посмотрите на меня, — приказал он.

Тут уж мое терпение лопнуло.

— Если вы полагаете, что я позволю вам говорить со мной в таком тоне… — начал я.

— Снимите это! — повторил он, не обращая внимания на мои слова.

Тут, конечно, я должен вспомнить, что вы не знаете Бенлиана. Тогда и я его не знал. А если человек без приглашения приходит к другому, требует, чтобы его сфотографировали, и еще начинает командовать… Но через минуту вы всё поймете. Я снял козырек только для того, чтобы показать ему, что меня не так-то просто подчинить взглядом — я и сам это умею.

У меня в студии было высокое узкое зеркало, стоявшее у стены; ибо хотя я обычно и не пользовался услугами натурщиков, всё же иногда бывает очень полезно обратиться за подспорьем к Природе, и я выполнял наброски с собственного отражения в этом зеркале бессчетное число раз. Мы, вероятно, стояли как раз перед ним, потому что я вдруг заметил, что глаза моего гостя в глубине темных впадин неподвижно устремлены поверх моего плеча. Не отрывая глаз от зеркала, едва шевеля губами, он прошептал:

— Дайте мне перчатки. Дайте мне пару перчаток.

Это была странная просьба; тем не менее я достал из ящика пару своих перчаток и дал их ему. Руки у него дрожали так сильно, что он лишь с большим трудом смог их надеть, а лицо заблестело от испарины, похожей на высохшую соль на коже после купания в море. Я повернулся посмотреть, что же было там, в зеркале, что так сильно приковало его взгляд. Но я ничего не увидел, кроме себя и его в моих перчатках.

Он шагнул в сторону и медленно стянул перчатки. Мне кажется, в тот момент уже я мог бы выказать презрение к нему. Он повернулся ко мне.

— Вам это не показалось странным? — спросил он.

— Что, друг мой? Что вас беспокоит? — воскликнул я.

— Может быть, — продолжил он, — вы могли бы сфотографировать меня сегодня? Сейчас?

При помощи магния я бы мог это сделать, но у меня не было ни крупинки. Так я ему и сказал. Он огляделся по сторонам и увидел фотографический аппарат в углу.

— А! — произнес он.

Он шагнул к аппарату, отвинтил объектив, поднес его к лампе и внимательно посмотрел сквозь него сначала на лампу, потом на воздух, потом на свой рукав и на руку, словно проверяя, нет ли в нем дефектов. Потом он установил объектив на место и поднял воротник халата, как будто ему было холодно.