Марк Моррис - Бессмертный

Марк Моррис

Бессмертный

Свой первый роман, «Подхалим» (Тoady, 1989), Марк Моррис (Mark Morris) написал, когда был безработным. После этого он опубликовал еще три книги, «Шов» (Stitch), «Безупречный» (The Immaculate) и «Секрет анатомии» (The Secret of Anatomy), а «Путешествия в темноту» (Voyages Into Darkness) — сборник его рассказов и рассказов Стивена Лауза — был недавно опубликован в Америке в издательстве «Столкновение в Книгах Ночи» (Bump in the Night Books).

Его короткие романы, статьи и рецензии публиковались в самых различных антологиях и журналах, включая «Темные голоса» (Dark Voices), «Могилы 3» (Narrow Houses 3), «Темные Земли» (Darklands), «Последние тени» (Final Shadows), «Ужасы» (Fear), «Интерзон» (Interzone) и «Миллион» (Million).

Автор рассказывает, что «Бессмертный» появился после того, как у него возникли три желания: «Первым и самым очевидным было мое желание написать рассказ, который тематически будет отвечать требованиям именно этой антологии. Во-вторых, у меня было желание написать о том, как ведется полицейское расследование, и вдохновлено оно было, нужно сказать, в значительной мере рядом недавно показанных отличных телесериалов. В-третьих, это желание использовать в рассказе определенное место, в данном случае — железнодорожную платформу в Стейлибридже, в графстве Чешир.

Я ездил туда, чтобы прочитать там лекцию, а потом воспользоваться местной библиотекой. Приехав в почти пустой город, я увидел баннер, прикрепленный к фасаду библиотеки. На нем алыми, как кровь, буквами в три фута высотой было выведено мое имя. После лекции, послушать которую собралось на удивление много людей, я сидел на железнодорожном вокзале со знакомым, который приехал из Уоррингтона, чтобы повидаться со мной. На вокзале был отличный бар. Мы сидели и потихоньку пьянели в ожидании поездов, которые развезли бы нас по домам. Мне всегда нравились мрачные рассказы, действие в которых происходит на железнодорожных вокзалах, и мне казалось, что этот вокзал, действующий, но какой-то заброшенный, — идеальное место именно для такого рассказа.

Мы сидели довольно долго. Постепенно становилось все холоднее и темнее, и хотя поезда подходили к вокзалу и отходили от него, мы, как мне кажется, так ни разу и не увидели, чтобы кто-нибудь вышел из поезда или сел в него. Очень странно, но, повторюсь, мы выпили по несколько кружек…»

Я чувствую, он где-то внутри, и я знаю, что он голоден. Он что-то шепчет мне. Говорит: «То, что ты сделал, — не убийство. Это инстинкт. Способ выжить. Эти существа не такие, как ты».

Я знаю: то, что он говорит, — правда, и знаю, что, пока это не прекратится, я не смогу ничего поделать с собой, что это не в моей власти. Но мне от этого не легче. Я спрашиваю у него: «А что, разве у них нет права на выживание?»

И он отвечает: «Тсс. Прислушайся к своей крови».

Почти весь город еще спал, объятый забытьём. Джордж Фэрроу вышел из машины и зашагал по тротуару. Утренний снежок скрипел у него под ногами. Взглянув на затянутые занавесками окна, он ощутил такой сильный приступ зависти, что глубоко вздохнул, чтобы отогнать ее.

Полчаса назад и он нежился в тепле, но резкий телефонный звонок заставил его выйти из забытья. Высунув руку из-под одеяла, он почувствовал, как утренняя прохлада коснулась его кожи и стала проникать глубже.

Бодрый голос сержанта Джексона, как всегда, вызвал у него раздражение.

— Еще одна жертва, сэр, на Камберленд-стрит. Меньше мили от того места, где была убита Луиза Касл. Я решил послать за вами машину, сэр. Чтоб вы сами не садились за руль. Через пятнадцать минут будет.

Черт знает что, подумал Фэрроу и, пробормотав что-то в ответ, несколько торопливо положил трубку. Наверное, этот мальчишка Джексон послал за ним машину, потому как решил, что если этого не сделать, то Фэрроу не станет торопиться, а то и вообще повернется на другой бок и уснет.

К тому времени, когда Бэнкс постучал в дверь, Фэрроу уже умылся, оделся и приготовил горячий бутерброд, который и съел в машине. Хотя он и успел вымыть лицо, ему все же казалось, что выглядит он настолько, насколько себя чувствует, и от этого ему было мерзко и противно. Бэнкс, впрочем, был любезен и учтив, как всегда. Столь же любезен и учтив был и полицейский в форме, стоявший возле высоких деревянных ворот строительной фирмы на Камберленд-стрит. Но едва Фэрроу ступил во двор, как Джексон бросил на него взгляд, который обычно, наверное, предназначался для какого-нибудь вонючего старого обитателя ночлежки, забредшего с улицы, чтобы поинтересоваться, сколько стоит чашка чая, в надежде получить ее даром.

Фэрроу сдержался. Он понимал, что выглядит сейчас не лучшим образом, но на то у него были причины. И потом, кто такой этот мальчик, чтобы осуждать его? Можно себе представить, что Джексон и его дружки говорят о нем у него за спиной: что он вымотался, что вести столь серьезное расследование — слишком большое для него напряжение.

Теперь Джексон улыбался.

— Доброе утро, сэр, — бодро произнес он, и небольшое облачко белого пара вырвалось у него изо рта.

В своем двубортном костюме, с дорогой стрижкой, с блестящими бегающими глазками он скорее был похож на рекламного агента, чем на полицейского.

Пока Фэрроу размышлял, что бы ему сказать в ответ, Джексон приблизился широкими шагами к большой желтой палатке в конце двора и крикнул через плечо:

— Убитая здесь, сэр.

Фэрроу понимал, что в глазах коллег он уже потерял несколько очков. Небрежно пригладив свои жидкие, но послушные волосы, он ответил довольно громко — так, чтобы его услышал с десяток людей, находившихся во дворе:

— Неужели, Кристофер? Вы меня и в самом деле удивляете.

У Джексона хоть хватило совести покраснеть и что-то произнести в свое оправдание. Он даже поднял край палатки, чтобы Фэрроу смог в нее войти, не вынимая рук из карманов.

Убийца сделал свое дело несколько часов назад. Внутренности девушки, извлеченные для всеобщего обозрения, уже давно остыли.

— Осторожно, сэр, — сказал Джексон.

Фэрроу уже было занес ногу, чтобы войти в палатку, как Джексон предупредительно коснулся его руки и кивком головы указал на пол. Фэрроу посмотрел туда, куда указывал сержант. Он едва не наступил на то, что, как он догадался, было частью человеческого тела — кусок окровавленной плоти, вырванной из тела, был обведен желтым мелом. Хотя было промозглое октябрьское утро, внутри палатки стояла духота и пахло здесь как на скотобойне.

— Нам известно, кто она? — спросил Фэрроу, щурясь при виде столь яркой крови молодой женщины.