Линда Лафферти - Проклятие Батори Страница 10

Бетси потратила день на наведение порядка, то и дело поглядывая на жирные снежинки, которые порхали за окном, заслоняя гору Сорпис. «Отличный снегопад, – думалось ей. – Хороший мокрый снег – прекрасная ранняя подложка для будущего катания на горных лыжах».

Книжные полки были уже плотно набиты. Теперь можно по крайней мере разобрать кипы книг и половину запрятать за кушетку, с глаз долой. Бетси вытерла пыль с корешков кожаных переплетов на полках, не решившись вытаскивать книги. Потом их, наверное, не удастся засунуть обратно.

Бетси убралась в старом баре из красного дерева, одном из любимых приобретений отца, протерла бутылки сливовицы, которой отец всегда угощал гостей.

Ей вспомнилось первое Рождество после его смерти. Тот кошмарный праздник они с матерью провели вместе, изрядно набравшись словацкой сливовицы.

Тогда в канун Рождества случился сильный снегопад. Снежная крупа стучала в окно, предвещая бурю – мечту школьников, так как в бурю занятия отменяются.

Грейс приехала днем раньше. Ее лицо осунулось, от горя на нем выступили все кости. Когда они с матерью обнялись, Бетси ощутила ее торчащие ребра.

– Возьми отпуск на один семестр, мама, – посоветовала она. – Вернись домой и займись собой. И дай мне позаботиться о тебе…

Грейс сурово отстранилась, подняв подбородок.

– Я совершенно здорова, Бетси. Работа для меня – лучшее лечение.

Она налила себе сливовицы и с рюмкой в руке уставилась на мигающие огоньки рождественской елки.

– Твой отец всегда любил Рождество, – сказала мать.

– Сядь, мама. Давай поговорим.

– Не хочу, – проворчала Грейс. Она опрокинула рюмку и сморщилась, когда алкоголь обжег горло.

«Черт возьми! – подумала Бетси. – Начинается».

Она знала это выражение на лице матери, предвещающее бурю. Глаза Грейс воинственно прищурились за очками, рассматривая Бетси, будто любопытный артефакт в музее.

– Ты слишком похожа на своего отца, – наконец произнесла мать, невнятно выговаривая слова, и плюхнулась в кресло.

Грейс никогда не любила сливовицу. Но все-таки сделала еще глоток.

– Что ты хочешь этим сказать – «слишком похожа на отца»?

– Почему ты занялась психотерапией? Такая сомнительная область. Никаких четких границ, и, в общем-то, не наука. И зачем развелась с тем прекрасным парнем?

– Мама! Да ведь ты посинела от ярости, когда узнала, что мы поженились. Разве не помнишь?

Возможно, мать была права, но Бетси не хотелось сейчас это признавать.

– Джон Стоунворк наверняка вылепил бы из тебя что-то, взял бы в рамки и на чем-нибудь сосредоточил. И ты не жила бы в этом застойном городишке…

– Но я люблю Карбондейл, мама. Я здесь выросла!

– Несмотря на мои возражения. Я бы увезла тебя в Чикаго. Придала бы больше блеска, больше амбиций. А все твой отец – это он держал тебя здесь.

– Знаешь, как-то не похоже, что ты очень желала заниматься мною, когда я окончила промежуточную школу[11].

– Я говорила Чеславу, что вернусь преподавать в университет, когда ты достаточно вырастешь. Он заверял меня, что сделает то же самое.

– Было бы неплохо, если б ты была рядом со мной не только по выходным и летом.

Зачем она это делала? Зачем было сейчас ссориться? Матери была нужна помощь. Но Бетси не могла остановиться.

– Ты могла бы быть рядом, чтобы отвечать на некоторые вопросы, помочь мне в…

– Зачем? Юность – нелепый период в жизни человека. Мы бы только и делали, что ссорились. Вот что делают матери и дочери в этом возрасте.

– Тебя не было здесь, чтобы…

– Твой отец баловал тебя. Он затоптал в тебе огонь.

Бетси с трудом глотнула.

– Что? Как это «затоптал огонь»?

– Заниженные ожидания, – проворчала мать, глядя сквозь кристально прозрачную жидкость в своей рюмке. – И ты, на мой взгляд, оказалась слишком кроткой.

Бетси понимала, что это все сливовица, но восприняла слова матери, как удар в живот.

– А этот Джон, – продолжала Грейс. – Если б ты осталась с ним, то сейчас работала бы в Массачусетском технологическом институте.

– В Массачусетском технологическом нет курса психотерапии, мама.

– Ну, тогда в Бостонском университете, – сказала Грейс, протягивая руку к бутылке сливовицы, и плеснула себе в рюмку. Тягучая жидкость перелилась через край на вязаный коврик.

– Мама. В ней больше пятидесяти градусов…

– Или, может быть, в Гарварде. У тебя ведь есть мозги. Тебе не достает другого…

– Я никогда не хотела преподавать в университете.

– Можно проводить практические исследования. Публиковать свои работы. Сделать себе имя!

– Я помогаю людям, мама. Разве это плохо?

– Как твой отец! Ха! – презрительно воскликнула Грейс, и ее язык пристал к нёбу. Она издала щелкающий звук.

«Как дельфин», – не удержалась от мысли Бетси.

– «Помогаю людям»! – повторила мать наконец, отодрав язык. – Как будто люди – сломанные игрушки, которые он умеет чинить. Подклеить здесь, подклеить там… Он никогда не хотел публиковать свои работы. Знаешь, как его уважали в Вене до того, как мы поженились? А потом ни с того ни с сего он решил спрятаться под ковер. Исчезнуть.

– Что плохого в том, чтобы помогать людям справляться с их проблемами?

– Помогать людям! Этим занимаются социальные работники и школьные учителя! Регулировщики на переходах для детей, бойскауты…

– Знаешь что, мама? Похоже, ты перебрала сливовицы. И на самом деле ведешь себя так, потому что не можешь пережить папину смерть.

– А вот не надо тут этого твоего психоанализа, девочка! – отрезала Грейс, грозя дочке костлявым пальцем. – Я не нуждаюсь в твоих советах. – Лицо ее сморщилось от горя, и она заплакала.

– Мы могли поговорить о папе, совершенно не ссорясь, – мягко проговорила Бетси. – Тебе нужно с кем-то поговорить.

Грейс крепко зажмурилась и покачала головой, пытаясь отогнать эти слова.

– Я хочу поговорить о тебе, а не о твоем отце! – сказала она, крепко сжав ножку рюмки. В ее пальцах, ухватившихся за рюмку, как птичья лапа за насест, Бетси увидела очертания костей.

– Если бы ты осталась с Джоном, он бы выправил тебя. Это был практичный молодой человек. Никакой ерунды. Он бы стал чертовски хорошим отцом, он бы вас всем обеспечил. А у меня уже были бы внуки.

У Бетси вдруг захватило дыхание. Она хотела ответить матери, но не могла вымолвить ни звука. И просто встала, схватила с крючка куртку, обмотала шарфом шею на три оборота, натянула лыжную шапку с кисточкой и перчатки.

– Куда ты? – рявкнула Грейс, наклонившись в кресле, отчего чуть было не свалилась на пол. – Бетси! Там ведь снежная буря!

– Луше буря там, чем буря здесь, мама.