Джеймс Лавгроув - Дни Страница 10

Лишь подойдя к северо-западному углу «Дней», Фрэнк наконец-таки отваживается посмотреть на здание, которое вот уже тридцать три года держит его в своей власти. От одного взгляда на это сооружение кружится голова, но Фрэнк всегда поражался не столько размерам гигамаркета, сколько количеству кирпичей, использованных для его возведения. Их здесь, наверное, миллиарды – а ведь каждый кирпичик уложен вручную, каждый в отдельности смазан раствором и помещен в нужное место рабочим, который терпеливо собирал свой анонимный сегмент мозаики, внося никак не отмеченный вклад в сооружение всей громадины. Время, ветер и непогода выщербили и изъели оспинами поверхность кирпичей, связывающий их раствор уже крошится, а «Дни» по-прежнему стоят – сбывшаяся мечта одного человека, дело рук тысяч.

Под огромными демонстрационными витринами, как всегда, сгрудились зеваки, или «витринные мухи» – в один, кое-где в два ряда, – длинная вереница людей, тянущаяся по всему периметру здания, прерываясь лишь напротив грузовых отсеков, которые находятся посередине каждой стороны. Большинство уже проснулось. Одни отщипывают от остатков бутербродов или припасенных кусочков пирога. (Каждый вечер сюда приходят работники благотворительного фонда и раздают «мухам» еду, воду и суп; на эту деятельность администрация «Дней» смотрит сквозь пальцы, хотя и не поощряет ее.) Другие заняты утренней гимнастикой – разминаются после ночного сна в неудобной позе. Кое-кто укрылся в кустах, чтобы справить нужду, остальные же перетряхивают свои лохмотья, разворачивают траченные молью одеяла перед окнами любимых витрин, подпирая углы туго набитыми потрепанными сумками с эмблемой «Дней». Ближе к девяти (если только на небе не собираются дождевые тучи) обычно подтягиваются новые «витринные мухи» – те, у кого есть жилье, – но к тому времени лучшие места уже будут заняты. Эти другие зеваки приходят, будто на пикник, – со стульями, столиками, семьями, друзьями – и глазеют на окна, но настоящее ядро, «всепогодный» костяк преданных зрителей составляют не они, а те, кто проводит всю жизнь в окрестностях «Дней», кто ест и спит, днюет и ночует в тени гигамаркета. Предание гласит, что «витринные мухи» – это бывшие покупатели, которых по той или иной причине изгнали из магазинного рая, однако убедительных доказательств такая версия не находит.

Сейчас каждая витрина занавешена изнутри тяжелыми бархатными зелеными шторами; их смыкающиеся края демонстрируют две половинки логотипа «Дней» – черную с одной стороны и белую с другой.

Когда Фрэнк приближается к углу здания, кое-кто из околовитринных завсегдатаев поднимает голову, кивает ему, потом снова отворачивается. Они узнают Фрэнка не по лицу – мало кто помнит его в лицо, – а скорее по облику и походке. Они узнают в нем своего – одного из обойденных, обездоленных, отвергнутых.

Фрэнк зажимает нос, чтобы не чувствовать резкой вони немытых тел и грязного тряпья, которую доносит до него ветром со стороны этих людей.

Вверху невысокой лестницы, ведущей к Северо-Западному входу, стоят двое охранников в стеганых куртках и отороченных мехом шапках с логотипом «Дней» на наушниках. Взбежав по ступенькам, Фрэнк здоровается с обоими и предъявляет им свой «иридий». Один из охранников берет карточку и изучает ее, одновременно поправляя тяжелую винтовку, перекинутую через плечо. Разглядывать карточку совершенно излишне, но он зачем-то рассматривает ее с обеих сторон, причем несколько раз, и лишь потом, убедившись в том, что на подделку она не похожа (как будто искусную подделку можно распознать невооруженным глазом!), поворачивается и вставляет карточку в щель кодового замка, вделанного в двойные двери позади него. Охранник набирает семизначное число на клавиатуре замка, и семь засовов внутри дверного механизма отмыкаются в быстрой последовательности снизу вверх, поочередно издавая все более высокий лязг, будто играя гамму. Ручкой левой створки двери служит черное полукружье, ручкой правой створки – белое. Когда дверь закрыта, их вертикальные линии плотно сомкнуты. Взявшись за левую ручку, охранник распахивает дверь.

Фрэнк кивком благодарит его, забирает карточку и проходит внутрь. Дверь за ним закрывается, и засовы замыкаются, скользя на место в обратной – нисходящей – гамме.

5

Семь имен Бога: семь имен Божества в иудаизме – Эль, Элохим, Адонаи, Яхве, Эхье Ашер Эхье, Шаддай и Саваоф

6.00

С севера к стеклянному куполу, венчающему здание «Дней», примыкает одноэтажный пентхаус с плоской крышей. У южного конца комплекс соединяется с одним из семи углов комнаты-гептагона. Внутри этой семиугольной комнаты размещается мозговой центр магазина – Зал заседаний совета директоров.

В Зале заседаний посреди пушистого светло-зеленого ковра стоит круглый стол диаметром семь метров. Одна его половина сделана из ясеня, другая – из черного дерева. У одного края стола, на линии соединения двух половин, в уютном углублении в дереве расположены компьютер и телефон.

Вокруг стола, на равном расстоянии друг от друга, расставлены стулья. Все стулья – разные, каждый отражает характер и настроение человека, который всегда сидит именно на нем. Один – нарядный позолоченный трон; другой представляет собой кресло с подлокотниками – мягкое, уютное, обитое алой кожей; третий стилизован под «арнуво» – у него узкое сиденье и прямая спинка, декорированная прямоугольниками в шахматном порядке, вроде окон Фрэнка Ллойда Райта,[1] и так далее.

В восемь часов утра подъемные жалюзи над трехгранным окном в южной стороне Зала заседаний автоматически взлетают вверх, открывая вид на ничем не заслоненное основание вращающегося купола. Сейчас к окнам обращена светлая половина купола, хотя с одного края виднеется узким полумесяцем полоска темной половины, которая будет постепенно – по мере того, как проходит день, – становиться все заметнее и шире.

С противоположной стороны комнаты, довершая гептагон, находятся четыре обшитые дубом стены. На одной грани висит в золоченой раме портрет в полный рост, на котором изображен не кто иной, как основатель «Дней» – Септимус День собственной персоной. Септимус давно уже миновал главный выход из зала жизни, но с портрета он по-прежнему властно взирает вниз, оглядывая Зал заседаний и все, что там происходит. Его здоровый – правый – глаз будто поблескивает, а другой, заклеенный, выглядит угрожаще. Все, кто знал Старика Дня при жизни, находят, что художник очень верно передал его облик. Леденящее сходство!

В прилегающую стену на высоте груди вмонтирована латунная доска с рубильником – вроде того, которым орудовал в старых фильмах ужасов Виктор Франкенштейн, чтобы оживить свое Создание, – только этот в семь раз больше: чтобы привести его в действие, требуется керамическая рукоять величиной с бейсбольную биту. Сейчас рубильник приведен в вертикальное положение, стоит на «ВЫКЛ», а рукоять отвинчена и висит по соседству.