Эдгар По - Маска Красной смерти (сборник) Страница 11

«Мадемуазель Роже ушла из дома своей матери в воскресенье утром, 22 июня, как говорят, с намерением навестить свою тетку или каких-то знакомых на улице Дром. С этого часа, насколько известно, никто не видел ее. Она пропала бесследно. Не нашлось ни одного человека, который заявил бы, что видел ее после того, как она покинула дом матери. Хотя мы не имеем доказательств, была ли Мари жива после девяти часов утра в понедельник 23 июня, мы убеждены в том, что до этого часа она находилась в живых. В среду, в полдень, труп женщины найден плавающим у берега Сены. Это случилось (даже если предположить, что Мари Роже бросили в реку через три часа после того, как она вышла из дома) всего три дня спустя после ее исчезновения. Но ведь было бы безумием предположить, что убийство – если таковое действительно имело место – могло произойти так скоро и что преступники имели возможность бросить труп в реку раньше полуночи. Убийцы обычно предпочитают действовать в потемках. Итак, мы видим, что если тело, найденное в реке, действительно принадлежит Мари Роже, то оно должно было оставаться в воде двое с половиной суток. Но опыт доказал, что тела утопленников или вообще тела убитых, брошенные в воду немедленно по совершении преступления, достигают известной степени разложения и всплывают на поверхность воды не ранее чем через шесть-десять дней. Даже если тело и всплывет раньше этого срока от сильного сотрясения, как, например, от пушечного выстрела, то и тогда оно вскоре снова погрузится под воду, если его не трогать. Спрашивается, что именно в этом случае могло вызвать подобное отклонение от законов природы?

Если бы тело находилось на суше до вечера вторника, то в таком случае на берегу, вероятно, были бы найдены какие-нибудь следы убийц. Сомнительно также, что тело могло бы всплыть так скоро, если бы его бросили в воду спустя два дня после смерти девушки. Да и, кроме того, чрезвычайно маловероятно, чтобы злодеи, совершившие такое возмутительное убийство, бросили тело в реку без какого-нибудь груза, ведь, в сущности, легко было принять эту предосторожность».

Далее газетчики продолжали доказывать, что тело пробыло в воде не три дня, а по меньшей мере в пять раз дольше, ибо оно разложилось настолько сильно, что Бове с трудом узнал его. Этот последний пункт, однако, был впоследствии опровергнут.

Продолжаем приводить текст газеты:

«Каковы же факты, на основании которых господин Бове утверждает, что тело принадлежало Мари Роже? Он засучил рукав ее платья и сказал, что нашел какие-то знаки, которые убедили его в этом. Публика вообще думала, что эти знаки – не что иное, как шрамы, а между тем Бове потер кожу на руке и нашел на ней волосы – словом, его показание весьма туманно, неопределенно и столь же малоубедительно, как, например, если бы он заявил, что нашел руку в рукаве. Бове не вернулся в этот вечер к старухе Роже, а послал сказать ей в среду, в семь часов вечера, что следствие по делу об убийстве ее дочери продолжается. Если допустить, что госпожа Роже, удрученная горем и по старости лет, не могла сама пойти туда (а допустив это, мы уже допускаем очень многое), то, разумеется, должен был найтись хоть кто-нибудь, кто решился бы присутствовать при осмотре трупа, если близкие Мари действительно думали, что это она. Но, как оказывается, на опознание не явилось ни души. Более того, об убийстве никто даже не слышал. Сент-Эсташ, жених Мари, квартировавший у ее матери, показал, что не знал о случившемся до того утра, когда господин Бове пришел к нему в комнату и сообщил о том, что найден труп Мари. Поразительно то, с какой холодностью Сент-Эсташ выслушал столь страшное известие».

Газета особенно напирает на то равнодушие, которое проявили родственники девушки, совершенно непонятное в том случае, если они действительно думали, что найдено тело Мари. Газета строит следующие догадки: что молодая девушка с ведома своих друзей скрылась из города с какой-нибудь целью, бросающей тень на ее нравственность, и что, когда в Сене было найдено тело какой-то женщины, несколько похожей на Мари, ее родные обрадовались возможности распространить среди публики весть о ее смерти.

Но газета слишком поторопилась с заключениями. Вскоре доказали, что о равнодушии речь не шла – напротив, старуха была подавлена горем и так взволнована, что ходила как потерянная, а Сент-Эсташ вовсе не проявлял холодности, а был вне себя от отчаяния и так безумствовал, что Бове попросил приятеля приглядеть за ним и не позволять ему присутствовать при извлечении тела из земли. К тому же, хотя «Этуаль» и утверждала, что тело было погребено на казенный счет и что ни один из членов семьи не присутствовал даже на похоронах, – словом, старалась всячески доказать справедливость своих аргументов, – все это было опровергнуто самым убедительным образом. В следующем номере газеты делается попытка набросить тень подозрения на самого Бове:

«Вдруг дело принимает несколько иной оборот. Мы узнали, что однажды, в то время, когда некая госпожа Б. была в доме старухи Роже, господин Бове, собираясь уходить, сказал ей, что в дом должен прийти жандарм и чтобы она, госпожа Б., ничего не говорила этому жандарму, пока он, Бове, не вернется, и вообще, чтобы она предоставила это дело ему. Судя по всему, господин Бове взял дело в свои руки. Нельзя сделать ни шага, чтобы не наткнуться на него, куда ни повернись – всюду он перед нами. Почему-то он решил, что никто не должен вмешиваться в это дело, кроме него самого; странным образом он оттеснил всех родственников мужского пола. Ему, очевидно, не хотелось, чтобы родные увидели труп».

Следующий факт несколько подтверждает подозрение, брошенное на личность Бове. За пару дней до убийства девушки один из посетителей, придя в контору Бове в отсутствие хозяина, заметил розу, воткнутую в замочную скважину, и имя «Мари», начертанное на грифельной доске, висевшей тут же.

Самое распространенное мнение, насколько можно заключить из газет, по-видимому, было таково, что Мари стала жертвой шайки негодяев и развратников, которые перевезли ее через реку, подвергли насилию и лишили жизни. Однако серьезная и весьма влиятельная газета «Коммерсьель» не согласна с таким предположением. Приводим выдержку из этого издания:

«Мы убеждены, что до сих пор следствие шло по ложному пути. Немыслимо, чтобы личность, настолько хорошо известная тысячам людей, могла пройти по трем улицам незамеченной, а всякий увидевший ее не припомнил бы это. Ведь девушка вышла из дома в такой час, когда улицы были полны народу. Невозможно допустить, что она пришла на улицу Дром, не будучи узнанной десятками лиц, а между тем не нашлось ни одного человека, который бы видел ее после того, как она ушла из дома матери, да и кроме заявления Сент-Эсташа о намерениях, будто бы высказанных ею, нет никаких доказательств того, что она действительно выходила из дома. Платье ее разорвано, обмотано вокруг ее стана и завязано; с помощью этой петли тело ее, очевидно, тащили, как тащат тяжелый узел. Тот факт, что тело найдено плавающим у заставы, отнюдь не доказывает, где именно оно было брошено в воду. Из юбки несчастной девушки вырван лоскут в два фута длиной и один фут шириной и завязан под ее подбородком и вокруг головы – вероятно, чтобы предупредить крики и стоны. Это сделано людьми, у которых не было носового платка».

За день или два до того, как Дюпена и меня посетил префект полиции, было получено несколько важных сведений, явно опровергавших основные доводы газеты «Коммерсьель». Два маленьких мальчика, сыновья некоей госпожи Делюк, бродя по лесу у заставы, случайно забрели в чащу, где увидели три или четыре больших камня, образовывавших нечто вроде сиденья со спинкой и скамеечкой под ноги. На одном камне лежала белая юбка, на другом – шелковый шарф. Тут же были найдены зонтик, перчатки и носовой платок, помеченный именем «Мари Роже». На ветках вокруг висели клочья одежды. Почва в этом месте была истоптана, кусты помяты – словом, виднелись следы борьбы. Между зарослями и берегом изгородь была поломана и на земле виднелся широкий след тяжелого предмета, который тащили к воде.

По поводу этого нового открытия еженедельный журнал «Солей» приводит следующие комментарии, которые, в сущности, являются отголоском общего настроения всех парижских журналистов:

«Найденные вещи, очевидно, пролежали на этом месте по меньшей мере три или четыре недели; они сильно испорчены дождем и слиплись от плесени. Кругом выросла трава, отчасти скрыв их из виду. Шелковая материя на зонтике сохранилась, но верхняя его часть, покрытая плесенью, полопалась, как только зонтик открыли. Клочки платья, зацепившиеся за кусты, были около трех дюймов шириной и около шести дюймов длиной. Один из них являлся частью верхнего платья, другой клок материи также составлял часть юбки. Эти лоскуты висели на кусте терновника, на расстоянии около фута над землей. Судя по всему, наконец-то найдено место, где было совершено возмутительное преступление».