Лорен Оливер - Неупокоенные Страница 11

Но отцовский пистолет был старым и очень тяжелым. За пояс он не влезал, да и если бы влез, то точно кое-что отстрелил бы Трентону. Он выглядел как экспонат в музее криминалистики. И к тому же Трентон не знал, был ли он заряжен. И как это проверить, тоже не имел понятия.

Он видел настоящий пистолет только один раз в жизни, на той ужасной вечеринке, где заработал свое постыдное прозвище. Многие думают, что авария была худшим событием в его жизни, но для Трентона она была как освобождение от мук.

Все, что было после, – боль, таблетки, металлические штыри, поддерживающие голень, проволока в челюсти и энергетические коктейли, которые вливались в него через соломинку и по вкусу напоминали песок, – было ужасно. Но сам момент аварии, этот страх, яркий свет и уверенность, что вот она, смерть, привел его в странное состояние покоя, который он не испытывал уже несколько лет.

«Вот оно», – подумал он перед тем, как раздался чудовищный скрежет металла. Потом была вспышка и тьма. А ему было хорошо и спокойно. Больше никаких неудач, никаких обломов, никакого одиночества, давящее, как полный мочевой пузырь, который никак не опустошить.

А потом он очнулся. Трентон раньше никогда не задумывался о самоубийстве, но тогда в больнице оно начало казаться единственным выходом. Простым, изящным и даже смелым.

В самоубийстве была целостность, решил он.

Можно было всадить пулю в голову через рот, но «русская рулетка» – это не выбор целостной личности. Если хочешь убить себя, надо быть уверенным на сто процентов. Шансы и сомнения – это для идиотов.

Именно это Деррик Ричардс предложил на вечеринке: всем сыграть в «русскую рулетку». Трентон отмалчивался, как обычно, и надеялся, что никто не заметит, что он не будет участвовать. Деррик был таким ослом, что стал играть. Да и его идиоты-дружки тоже. К счастью, он так напился, что не удержал равновесие, споткнулся в момент выстрела, и пуля угодила в окно. Потом кто-то отобрал у него пистолет, и все играли в карты на раздевание, не обращая внимания на то, что на улице стоял декабрь, и снег залетал сквозь пробитое стекло.

Он услышал смех наверху и быстро засунул пистолет обратно в ящик отцовского стола, где и обнаружил его после того, как Минна случайно о нем упомянула. Хотя, может, и не случайно. Может, она знала, что он собирается сделать, и подталкивала его к этому. Вполне возможно. Нет ничего хуже, чем быть прыщавым фриком с сестрой типа Минны. Наверное, она знает, что он все еще девственник.

Если бы она только знала правду! Он даже ни разу не целовался! Ну, по крайней мере, так, чтобы это считалось за настоящий поцелуй.

Смех затих. Может, ему показалось. Прошлой ночью, перед тем, как заснуть, он слышал тихие шепотки и женские голоса в поскрипывании половиц. Он бы винил во всем обезболивающее, но уже давно перестал его принимать. Хотя и сохранил таблетки. Так, на всякий случай.

Он открыл ящик и снова взял оружие. Пистолет был тяжелым. И на кой черт он отцу понадобился? Зачем вообще ему были нужны все эти вещи? Точилки для карандашей разных форм и размеров, старинные игрушки, старое радио. Бред какой-то.

Неожиданно Трентон напрягся от тишины, воцарившейся в доме. Мать уехала, наверное, для того, чтобы купить еще выпивки. Минна на кухне готовила обед для Эми.

Он может это сделать. Прямо здесь, прямо сейчас. Трентон может слегка прикусить холодный металл, ощутить его вкус на языке, вышибить себе мозги и вернуться в то блаженное состояние покоя, где он больше не был ни ничтожеством, ни героем – потому что был никем.

Но он не мог заставить себя сделать это. Трентон думал про этого идиота, Деррика Ричардса, про его розово-оранжевые штаны, удобные, как и вся его одежда, полуоткрытую грудь, уже покрытую первой растительностью, мясистые бедра. Он снимал одну вещь за другой в картах на раздевания, и его это совершенно не заботило. А Трентон не играл, сидел напряженный и едва дышал, ведь справа от него сидела Энджи Салазар (он никогда и не думал, что она может быть такой привлекательной), уже раздетая до нижнего белья. И каждый раз, когда она тянулась к картам, ее грудь колыхалась, и Трентон видел, как плотно давит ее попа на обивку кресла. Он представлял, как должно быть тепло в этом месте соприкосновения, и был в таком напряжении, что еще чуть-чуть и взорвался бы. Бах!

Когда терпеть уже сил не было, он быстро вскочил и на согнутых ногах побежал в ванную. Трентон рванул дверь и запер ее. По крайней мере, он подумал, что запер. Но его желание поскорее снять штаны и возросшее донельзя напряжение привело к социальному унижению – да, надо было проверить замок дважды. Лэнни Бак ввалилась в ванную меньше, чем через минуту, потому что ее рвало всю вечеринку, и застукала Трентона, так сказать, на горячем – голова запрокинута, штаны спущены, в руках орудие преступления, глаза закрыты. Он практически плакал от наслаждения и облегчения.

«Дрочила!» – Деррик задал ритм, остальные подхватили хором: «Дрочила! Дрочила! Дрочила!»

Когда он убегал, то даже не застегнул ремень. По дороге в кампус хлопья снега таяли у него на щеках и смешивались со слезами. И он знал, что в «Андерсоне» он больше не задержится.

Иногда он мечтал о том, что убьет Деррика, а не себя. Но Трентон сам признавал, что у него кишка тонка.

Из коридора послышались шаги. Минна открыла дверь прежде, чем Трентон успел положить пистолет обратно в ящик. Она несла еще коробки.

– Да ну! – сказала она. – Ты наконец-то решил помочь!

Трентон все утро успешно отлынивал от работы, ссылаясь на боль в ноге. Минна прекрасно понимала, что он притворяется, но ничего не говорила. К тому же у нее не было права ему что-то предъявлять после того, что она натворила.

«Вот она, жизнь, – думал Трентон, – людям известны твои секреты, но и ты кое-что на них имеешь, и поэтому они не выдадут тебя. Все ходят друг под другом, как в гигантском сэндвиче».

Минна бросила на пол пустую коробку и поддела ее ногой за край, чтобы перевернуть на правый бок.

– Смотрю, ты обнаружил папин маленький секрет. Ну, один из них.

Теперь, когда она увидела пистолет, Трентон понял, что может спокойно положить его обратно в стол. Он почувствовал облегчение, когда выпустил его из рук. И на всякий случай открыл и закрыл еще несколько ящичков, чтобы Минна подумала, что он просто так копался в столе, из банального любопытства, и чисто случайно наткнулся на пистолет.

– Я просто посмотрел, – проговорил Трентон.

– Ты же никого не собирался пристрелить? – спросила Минна.

– Не сегодня, – ответил он. И сам не понял – шутка это была или нет.