Виталий Астапенков - Черный Тёть (СИ) Страница 11

Крутящийся смерч выбросил длинный изогнутый усик и хлестнул по трактору; со звоном осыпалось стекло. Василий едва успел пригнуться, пропуская над плечом шевелящийся отросток, начавший жадно шарить по кабине. Ещё несколько мгновений, и чёрный конец неизбежно заденет не тело, так голову или руки. Василий это отчетливо понимал. Он ещё раз надавил педаль газа и вывалился наружу, отметив крем глаза, что смерч потянулся за ним.

Неожиданно рядом возникла фигура сторожа, что-то яростно орущего. Он чиркал спичками, пытаясь зажечь бумагу, торчавшую из горлышка бутылки, которую неудобно зажал под локтем. Наконец, ему удалось. Бумага загорелась, и Юрий с размаху швырнул бутылку в чёрный отросток смерча. Она ударилась о кабину и полыхнула бензином, облив огненным всполохом и чёрную шевелящуюся жуть и трактор.

Словно обжёгшись, смерч распался на мелкие трепещущие завитки и втянулся назад в провал.

Перекатившись на живот, Василий завороженно глядел, как соскальзывает в непроглядную глубину не успевший достаточно отдалиться от ямы плуг, увлекая за собой его новехонький, полыхающий огнём «Беларусь». Он вскочил и бросился к распахнутой дверце, повис на ней, ухватившись за ручку.

– Куда? – Юра метнулся за ним, вцепился в плечи, пытаясь оттолкнуть не помнящего себя механизатора от горящего факела, в который обратился трактор. В тот же миг взорвался бак с соляркой, и сторожа швырнуло назад. Он принялся кататься по земле, сбивая пламя с загоревшейся одежды. Снова встал на ноги, но сделать уже ничего не успел: опять раздался шелестящий гул, провал вспучился изнутри земляным вздутием, закрывшим чёрную яму и трактор с повисшим на дверце телом механизатора.

Всё стихло.

Наверху не осталось никаких следов разыгравшейся трагедии, только корчившийся от ожогов бывший художник и с весёлым треском горящая сторожка, испускавшая столб дыма – видимо, искры при взрыве долетели и до неё.

Юра посмотрел на огонь помутившимся взглядом, заплакал и потерял сознание.

Его долго лечили. Сначала от ожогов, потом, после того, как он понёс несусветную ахинею о земляном провале, от алкоголизма, затем от душевных расстройств. Его россказням о гибели Василия, разумеется, никто не поверил, поскольку никаких следов наверху не осталось, кроме сгоревшей сторожки. Но ту списали на неосторожное обращение с огнём. Исаева искали долго, но не нашли. Дело так и повисло нераскрытым. В милиции предполагали разные версии, но не подтвердилась ни одна. Наиболее убедительной казалась та, где Василия подозревали в тайной связи с другой женщиной, к которой он и ушёл, или что присоединился какой-нибудь бригаде шабашников, прихватив заодно трактор. Сменить номера в колхозах было достаточно просто, если какой нечистый на руку председатель, обрадованный нежданному техническому подарку, закроет на это глаза. А искать один-единственный «Беларусь» среди многочисленной целой и разбитой техники в деревнях на бескрайних просторах Союза было делом загодя обречённым. Да никто особо и не старался – трупа ведь не было, а у милиции хватало иных забот.

Год спустя на том месте, где стояла сторожка, сидели два давнишних приятеля: Цыриков и Довбыш. Юру долго и безуспешно лечили от алкоголизма, вшивали ампулу, но всё было тщетно. Стоило ему вспомнить события страшной ночи, как от ужаса начинали трястись руки, и спасал лишь добрый глоток сорокоградусной – беды и выручки рабочего человека.

Приятели сидели довольно давно, стояла уже глубокая ночь, на разостланной газете перед ними лежали хлеб и плавленые сырки, поблёскивала бутылка, ещё одна пустая валялась неподалёку. Внизу на месте бывшего котлована торчали стены недостроенного пока коровника.

Цыриков протянул Юре до половины налитый стакан.

– Вздрогнули, – предложил он. – Давай за…

Юра вдруг помотал головой.

– Нет, – сказал он. – Давай помянем хорошего человека Васю Исаева. Сегодня как раз годовщина.

– Так ты поэтому сюда пришёл? – спросил Цыриков. – То-то, я думаю, с чего это вдруг. Раньше тебя сюда никто загнать не мог.

– Давай помянем, – повторил Юра, не обращая внимания на слова приятеля, и поднёс стакан к губам.

Выпить он не успел. Послышался столь знакомый страшный шелест, сменившийся гулом, и Юрий в ожившем кошмаре увидел, как вдавливается внутрь земля, образуя тёмный провал, а оттуда, мерно тарахтя, появляется обгоревший до черноты силуэт разбитого трактора с прицепленным плугом. Сидит или нет кто в кабине, было не разобрать. Трактор медленно выполз наверх, лемех опустился, врезаясь в землю, и обгоревший «Беларусь» неспешно двинулся вдоль коровника, вспахивая почву.

Приятели застывшими изваяниями торчали у расстеленной газеты. Они не шевельнулись до тех пор, пока трактор не намотал с десяток кругов, вспахав целое поле, и не скрылся в зияющей тьме чёрной пропасти. И даже когда с гулом вспучилась земля, закрывая пасть провала, они долго ещё не могли прийти в себя.

Наконец, Юра очнулся, хлебнул из стакана, мёртвой хваткой зажатого в руке, и посмотрел на белого, даже в темноте, от ужаса Цырикова.

– Теперь ты мне веришь? – хрипло спросил он.

Цыриков помотал головой.

– Верю. Только, по-моему, мы просто лишку хватили, вот и мерещится.

Довбыш только рукой махнул.

На следующую ночь народ, наслушавшись рассказов приятелей, подтянулся на стройку. В основном тут были молодые парни и девушки, не считая обычной детворы, но ничего не произошло. Никаких провалов, никакого трактора. Только вот никто не мог объяснить, откуда взялось аккуратно вспаханное и проборонённое поле вокруг коровника, хоть хлеба сей. Но долго задумываться над этим не стали: споро засадили зелёнкой на корм скоту. Зато на будущий год, когда дирекция совхоза устроила грандиозно-торжественную сдачу объекта с кучей приглашённых гостей и корреспондентов и дневная торжественная часть плавно перетекла в ночную банкетно-развлекательную, трактор объявился вновь, вспахав кругами заезженный строительными машинами участок.

Дирекция тогда горько сожалела, что провал возник далеко от основных совхозных полей.

Вот тогда всё и закрутилось. Приезжали разбираться многочисленные комиссии: и от Академии Наук, и от Министерства сельского хозяйства, и от военных, однако, никто так и не дал вразумительного объяснения происшедшему, и, в конце концов, всё списали на просачивающийся из-под земли газ, вызывающий галлюцинации. Правда, почему галлюцинация оставляет после себя широкую полосу ровной, отлично вспаханной и проборонённой земли никто не понимал, но поскольку сверхъестественная чушь была официально заклеймена, как буржуазная пропаганда, вредная советскому обществу, то сделали вывод, что виноваты пока ещё малоизученные процессы в недрах земли.