Наталья Игнатова - Смена климата Страница 11

— Он не такой, как вы, господин, — подал голос Блэкинг. — Духи не знаются с ним.

— Ты уже говорил об этом.

— Да, господин, — Блэкинг умолк и вышел из машины, чтобы открыть дверь для Хасана.

С японцем что-то серьезно не так, если Блэкинг решил повторить свое предупреждение. Но пока никаких дополнительных сведений о нем собрать не удалось. Духи не то, чтобы скрывали от Блэкинга информацию, они просто не владели ею вне тех областей, которые их касались. Минамото был как раз вне.

Что странно для вампира. Духи обычно благоволят к немертвым.

Японец развернулся и скрылся в дверях «Золотого Шмеля».

Хасан поморщился. Он предпочел бы забрать Занозу и Вимеза с улицы. «Шмель» ему не нравился, хотя из всех мест в Рейвентире, где можно было встретить вампиров, этот клуб был самым безопасным и безобидным.

Самым нелепым и глупым.

Публику, которая там собиралась, и живых, и мертвых, можно было охарактеризовать одним словом: «богема». Музыканты, актеры, поэты, художники, писатели и журналисты. Ходили слухи, что их рацион составляют исключительно критики, но Хасан в этом сомневался. Насколько он понимал, критики, даже живые, были теми еще упырями, и вряд ли кто-то из завсегдатаев «Золотого Шмеля» мог справиться хотя бы с одним из них. А для нормального питания одного критика недостаточно.

Правила хорошего тона не рекомендовали использовать дайны в местах, где собирались вампиры, поэтому Хасан обошелся без завесы «Тумана». Просто вошел в клуб, огляделся, привыкая к ярким краскам, тусклому свету, взвеси табачного дыма. В отличие от большинства заведений этой части города, в «Шмеле» не было заведено курить что-то, кроме табака. Еще здесь не приветствовалась прилюдная кормежка. Сюда, вообще, приходили не для того, чтобы поесть.

Заноза был первым, кого увидел Хасан. И, скорее всего, он был первым, кого видел любой входящий в двери «Золотого Шмеля». Привлечение общего внимания — это какой-то пост-эффект дайнов? Он специально это делает или не умеет по-другому?

В тот момент, когда его нашел взгляд Хасана, Заноза во весь рот улыбался хмурому Минамото. Даже встал из-за стола, где восседал в окружении целой толпы живых и мертвых творческих личностей. Японец вряд ли был рад оказаться под прицелом стольких любопытных, пусть и доброжелательных взглядов. Показалось, что парень, сидевший рядом с Занозой, демонического вида цыган, весь в золоте и с гривой длинных, черных волос, вперился в него скорее изучающе, чем дружелюбно.

Или не показалось?

Хасан не знал этого цыгана, но он три четверти участников сборища впервые видел, а цыгане точно не входили в список тех, кем стоит интересоваться. Тоже какой-нибудь художник? Или, того хуже, поэт? Или, самый плохой вариант, просто цыган без определенного рода занятий?

Когда, в ответ на приветствие Занозы, Минамото прищурился и растянул губы в чем-то похожем на улыбку, Хасана передернуло. Нет, мимика японца, определенно не была создана для такого рода упражнений. Это вежливость? Заноза, все-таки, использует дайны, несмотря на правила, и вынудил Минамото реагировать неестественным образом? Или тот, действительно, рад его видеть?

Трудно выбрать из двух равно маловероятных вариантов.

Вимеза не было за столом, он сидел за стойкой бара с тем слегка изумленным видом, какой неизбежен для любого разумного существа, оказавшегося в окружении давно и глубоко неразумных.

Творческие натуры, они все с прибабахом.

Пора было прекращать балаган, и Хасан пересек зал, подошел к дружной компании, чтобы получить от Занозы еще одну сияющую улыбку. Заразительную. Он с трудом удержался от того, чтоб улыбнуться в ответ.

Ну, гаденыш же, а! Вчера Заноза был в «Турецкой крепости», на чужой территории с чужими правилами, так что сегодня решил отыграться и притащил их на территорию, которую считал своей. Он не был владельцем «Шмеля», и, насколько знал Хасан, не мог быть завсегдатаем. Потому, хотя бы, что уже несколько десятков лет не появлялся в обществе. А так и не скажешь. Его тут явно держат за своего, рады видеть и вовсю хотят общаться.

Очень похоже на восстановление старых связей.

Цыган скользнул взглядом по Хасану.

Нет, не показалось. Этот черномазый хотел запомнить их с Минамото или пытался вспомнить. Ну, что ж, удачи ему.

— Нам пора, — сказал Хасан.

— Ага, — протянул Заноза, — нам пора. Леди… джентльмены, — он раскланялся с сидящими за столом, — рад был видеть всех вас. Постараюсь больше не исчезать.

Эта церемонность в сочетании с кожаным плащом, накрашенными глазами и несчитанными украшениями выглядела диковато. Но трогательно. И, пожалуй, не стоило думать еще и о том, сколько в одежде и поведении Занозы было расчета, а сколько наития. Вполне достаточно того, что он зазвал их в «Золотого Шмеля», чтобы показать… как минимум этому цыгану, а, возможно, кому-то еще.

Восстановление старых связей. Кто будет восстанавливать их просто ради интереса после полусотни лет затворничества?

Используя дайны убеждения на ком-то, кого хотелось убить, Заноза испытывал двойственные чувства. Определение «двойственные чувства» идеально подходило его состоянию, а состояние было идеальной иллюстрацией определению. Идеал достижим. Разве это не прекрасно?

Прекрасно не было. Ему нравился Вимез, и это было все равно, что любоваться тараканами, кишащими в немытой посуде. Не был бы психом, рехнулся бы от противоречия. С действительностью странным образом примиряли Турок и Ясаки, они были такими нормальными… они были нормальными до такой степени, что не вписывались ни в какие нормы. И у Ясаки Заноза точно вызывал эмоции. Не такие, как Вимез у него самого, но все равно — двойственные. Он казался японцу грязной, но красивой вещицей. Всегда есть выбор: отвернуться от такой и поскорее вымыть руки, или подобрать и попытаться очистить. Вот Ясаки и выбирал. А Заноза им восхищался. По-настоящему. Не столько им самим, сколько его искусством стрельбы, но какая разница, если речь идет о невольной трансляции эмоций? Ясаки почти чувствовал это восхищение, словно бы видел краем глаза, и от этого испытывал… смущение. Смущение и легкую злость.

Заноза не хотел злить его. Ясаки скрывал эмоции, но что скроешь от эмпата? И его чувств было достаточно, чтобы удовлетворить самый взыскательный вкус. Чтобы увериться — созданный образ работает как надо. Чего Заноза хотел, так это вывести из себя Турка. Тот эмоций не скрывал, просто не злился и все. Ну, никак. А ведь должен был. Но казалось, все, что делал Заноза, все, что говорил, вызывало в лучшем случае улыбку. Да и ту было не видно — Турок по-прежнему улыбался одними глазами.