Брайан Ламли - Порча Страница 12

Но вот подробно их описать довольно сложно. Растительный орнамент? Едва ли. Арабески? Это ближе к истине: странные листья и другие растительные узоры в странном и сложном переплетении… только это были не земные растения. Океаническая флора: водоросли и морские травы — и скрытые среди узора странные ракушки и рыбы — особенно рыбы, — образовывали неземные картины, которые можно было приписать скорее рыбам или земноводным. А за завесой морских трав и водорослей иногда просвечивали здания: странные, приземистые пирамиды и необычные, угловатые башни. Как будто неведомый художник — кем бы или чем бы он ни был — пытался передать представление о затерянной Атлантиде или иной подводной цивилизации.

Старик снова помолчал.

— Ну вот. Я описал их, как умел. Конечно, я никогда не приближался к инсмутским женщинам настолько, чтобы рассмотреть их украшения во всех подробностях, зато я расспрашивал, откуда они взялись. Однако они все были неразговорчивы и почти ничего не сказали мне… ну, кроме одной, моложе других и отличавшейся от общего типа. Она-то и направила меня в музей.

В свое время там располагалась церковь — пока в город не вторглась порченая кровь, вытеснив ортодоксальную религию, — да, каменная церковь с низкими башенками, но давно лишенная святости. Она стояла рядом с другим величественным прежде зданием. Довольно обширный дворец с колоннадой, на фундаменте которого еще читалась выцветшая надпись: «Тайный орден Дагона».

— Дагона, говорите? Но это очень интересно!

— Много лет назад это большое здание, несомненно, тоже было местом поклонения… или какого-то культа. Как вам этнографическая головоломка? Ведь рыбий бог Дагон — получеловек-полурыба — был божеством филистимлян, а позже перешел к финикийцам под именем Оанна. И вот эти островитяне-полинезийцы за тысячи миль и полмира от них приносили жертвы или, по крайней мере, возносили молитвы тому же самому богу. И в Инсмуте двадцатых годов девятнадцатого века их потомки хранили прежний обычай! И знаете, дорогая, как бы глупо это ни звучало, я невольно гадаю, не сохранился ли он до сих пор… то есть до наших дней.

Ну вот, я опять отвлекаюсь! Так о чем я? А да, та старая церковь, вернее, музей.

Готического вида, с закрытыми окнами и непропорционально высоким фундаментом. В этом наполовину ушедшем в землю подвальном этаже и располагался, собственно, музей. Там, под пыльным стеклом в незапертых витринах, я увидел просто сказочную коллекцию золотых изделий и украшений… Что меня поразило, так это отсутствие этикеток, а также хранителя или экскурсовода для защиты от воров и просвещения посетителей! Правда, посетители там были редкостью. Я, по правде сказать, ни разу не застал ни одного — не видел там даже церковной мыши!

Но изделия из странных золотых сплавов… о, они просто завораживали! И маленькая, видимо, тщательно подобранная коллекция в несколько сот книжных томов: очень древних книг, тихо гниющих на сырых открытых полках.

Не считая одного-двух заглавий весьма неприятного содержания, я не нашел ни одной знакомой. И поскольку даже заголовки были мне недоступны, не стал трудиться, листая страницы. А вот что касается экзотических, чуждых нам ювелирных изделий… будь я вором, я вполне мог бы вынести оттуда под плащом целое состояние в редких запретных томах, и никто не остановил бы, не обвинил и не обыскал меня. В сущности, порывшись в памяти, я припоминаю, что несколько книг и украшений в самом деле были похищены из музея двадцать с лишним лет назад. Не то чтобы золото считалось в Инсмуте большой редкостью: местные моряки навезли его в таком избытке, что в начале девятнадцатого века один из них даже открыл мастерскую для переплавки своих трофеев в золото. Я заходил и туда, но нашел мастерскую в полном упадке… как и весь старый город после… э… ходили слухи об эпидемии, и правительство в двадцать седьмом — двадцать восьмом годах двадцатого века вводило войска. Но это уже другая история.

И, чуть помявшись — в нежданном припадке скрытности, — Джемисон поспешно подвел черту под своим рассказом, проговорив:

— Ну вот и все, моя милая. Относительно вашего вопроса о странных ювелирных изделиях… я постарался ответить на него наилучшим образом. Так что я еще могу вам, э-э, рассказать? Боюсь, что нечего.

Но теперь уже Джилли впилась взглядом в лицо старика. Потому что она заметила несколько случайных оговорок и крупных пробелов в его повествовании и тут же потребовала объяснений.

— О золоте… да, я поняла, — сказала она, — но кое-чего вы совсем не объяснили. Мне даже кажется, вы уклоняетесь от некоторых вопросов. А я хоч-чу… я хоч-чу… — Она с размаху ударила ладонью по подлокотнику, стараясь совладать с заиканием. — Я хочу знать! О связи — так вы выразились? — тех моряков с кем-то иным, кроме женщин-островитянок. Вы сказали, это чистая фантазия. Пусть даже фантазия, я хочу знать. И об их… верованиях, об их религии и к-к-культе Дагона. И, рассказывая о чужих украшениях, вы сказали про мастера: «кем бы или чем бы он ни был!» Как это надо понимать? И вы упомянули про эпидемию — что это было? Разве эпидемия — повод, чтобы правительство вводило войска? Джеймс, если вы вправду мне друг, вы же видите: я д-должна знать!

— Пока что я вижу, что расстроил вас, — ответил старик, погладив ее по руке. — И думаю, что понимаю, почему эти вопросы так вас волнуют. Вы пытаетесь связать все это с Джорджем, верно? Вы думаете, что и у него в крови была порча. Джилли, если и так, это не ваша вина. И если эта порча на самом деле заболевание, то это, возможно, и не его вина. Нельзя же винить себя в том, что у вашего мужа было в некотором роде… прошлое. А если и было, теперь ведь все это кончилось? Вы не должны думать… что все продолжается.

— Тогда убедите меня в обратном, — попросила она, чуть успокоившись оттого, что можно было говорить открыто. — Расскажите мне все, чтобы я лучше поняла и смогла решить.

Джемисон кивнул:

— О, я мог бы рассказать, хотя мне пришлось бы повторять старушечьи сказки — мифы и слухи — и байки рыбаков о морских девах и тому подобном. Но, учитывая, в каком состоянии ваши нервы, лучше не надо.

— Да, мои нервы, — повторила она. — Погодите…. — Джилли принесла стакан воды и проглотила две таблетки. — Вот видите, я выполняю указания доктора. А теперь вы послушайтесь меня и расскажите. — И, откинувшись в кресле, она обхватила себя за локти. — Пожалуйста, если не ради меня… ради Энни.

И, понимая, о чем она думает, мог ли он отказать ей?

— Хорошо, — проговорил старик. — Но, моя дорогая, то, что вас беспокоит, это наверняка… иначе и быть не может — ужасная болезнь, и не более того. Так что не путайте фантазии с реальностью — это путь к безумию.