Наталья Лебедева - Крысиная башня Страница 12

— Сядьте, — раздраженно приказал кто-то у Мельника за спиной, однако, когда он обернулся, там уже никого не было.

Мельник взглядом нашел свободное место, но оно было почти в середине зала, и для того чтобы попасть туда, ему нужно было пройти мимо по меньшей мере десятка участников.

Прямо перед Мельником, возле прохода, сидел мужчина пятидесяти с небольшим лет, в дорогом светло-сером костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и благородно седеющей головой. Он держался спокойно и уверенно, его холеные белые руки лежали на набалдашнике трости из светлого дерева. Левая нога его была выставлена в проход, словно он не мог согнуть ее в колене. Когда Мельник шагнул вперед, хромой поднял голову и посмотрел на него с интересом. Взгляд у него был мягкий и успокаивающий, как у опытного психиатра. Когда Мельник, подбирая полы пальто и вжимаясь в спинки впереди стоящих кресел, начал пробираться в середину зала, светлая трость преградила ему дорогу.

— Хороший ход, молодой человек, — проговорил хромой и улыбнулся. Мельник на улыбку не ответил. — Зря вы так напряжены, молодой человек, — продолжил хромой, не убирая трости. — Расслабьтесь. Считайте, что вы уже в шоу. Вы очень хороши собой, а пальто, как я уже сказал, — отличный ход. Оно вам идет и создает правильный образ. Вас возьмут. Тут любят молодых красивых притворщиков.

— Я не притворяюсь, — ответил Мельник, отодвигая трость.

— Зря, — усмехнулся старик. — Проиграете.

Мельник не стал его слушать дальше. Он добрался до свободного места и собирался было сесть, но получил сильный тычок в бедро. Он посмотрел вниз, желая понять, за что его стукнули, и увидел маленькие темно-карие глаза в старческих веках; серовато-коричневые, взбитые и оттого похожие на пену курчавые волосы. Старуха, одетая в бордовую кофту с блестящим цветком на правом плече, держала руки перед собой, словно готовилась защищаться. Руки у нее были худые, плечи тощие и костлявые, а большой живот лежал на коленях двумя широкими плоскими складками.

— Извините, — сказал Мельник. — Я вас задел?

Она молчала, и в глазах ее читалась злоба. Мельнику пришлось сесть рядом: больше свободных мест в ряду не было. Старуха тут же положила локоть на подлокотник. Его косточка оказалась нацелена на Мельника, словно шип алебарды.

На сцене появился человек в черных брюках, белой рубашке с коротким рукавом и с маленьким микрофоном возле рта, похожим на жирную муху, которая села на щеку. В руках у него была серая папка. Не заглядывая в папку, человек начал быстро и четко говорить:

— У нас все просто. Ваша задача, — сказал он, — угадать, что находится в этом черном кубе. Делайте что хотите, только не подходите близко, поняли? Друг с другом не разговаривать — это в ваших же интересах! Пользоваться можно чем угодно, если это поможет вам решить задачу. На все про все у вас тридцать минут, потом вы один за другим пойдете к редакторам и там расскажете о том, что вам удалось увидеть. Удачи всем!

Человек ушел со сцены, в зале приглушили свет, и одновременно десятки ярких лучей вырвались наружу из куба. Теперь казалось, что черный квадрат плывет над сценой в мистическом сиянии. Темный задник за ним растворился и перестал существовать.

Времени медиумам дали достаточно много, и Мельник не торопился. Самозванцы вокруг него вскочили с мест, начали раскачиваться, стонать, жечь свечи, читать заклинания и молитвы, рассыпать на укрытых платками коленях костяшки с рунами, карты таро и цветные камешки. Куб выглядел непроницаемым, как лицо опытного игрока в покер.

Мельник втянул носом воздух, ощутил запахи затхлого бархата и влаги, дурманящую смесь женских духов и аромат поджаренной прожекторами пыли. Пахло потом разогретых летней улицей тел и, совсем слегка, — гниением. Гниение было тонко, почти эфемерно, у него будто бы не было источника.

Мельник не умел смотреть сквозь предметы. Он искал в зале тех, кто мог знать, что находится в ящике, и наконец увидел у стены высокую красивую женщину лет тридцати или чуть более того. Ее темные волосы были стянуты в тугой пучок на затылке, черные глаза ярко блестели, губы она красила броской помадой винного Цвета. Стройную фигуру подчеркивали обтягивающие джинсы и легкая просторная блуза. Босоножки на тонкой шпильке заставляли ее казаться еще выше. Кожу женщины покрывал ровный искусственный загар. Ее рука с длинными блестящими ногтями сжимала пачку дамских сигарет.

В бок Мельника снова впился острый старухин локоть. Он повернул голову и увидел ее глаза с маленькими, черными от злости зрачками. Мельник не хотел конфликта, на который его вызывали. Он отодвинулся вправо, насколько это было возможно. Справа от него сидел высокий крупный мужчина, который едва помещался в кресле. Он смотрел на сцену так напряженно, что не замечал движения у себя под боком.

Мельник снова отыскал взглядом брюнетку. Теперь она была в другой части зала, рядом с оператором, которому что-то тихо говорила на ухо. Тот послушно кивал, склонив голову и лишь изредка бросая взгляды на зал. Жестами женщина почти не пользовалась: не хотела, чтобы конкурсанты видели, о чем идет речь.

Стараясь быть максимально осторожным, Мельник забрался к ней в голову и выудил из ее памяти куб. Как только он увидел, что там, ему стала понятна природа тонкого гнилостного запаха, который преследовал его с тех пор, как начали пускать в зал. Внутри куба находился герметичный стеклянный контейнер, полный протухшего мяса. Мясо было темное, заветренное, в нем копошились черви — толстые, желтовато-белые личинки с черными крапинами на головах.

Мельник оставил женщину и сжался, чтобы согреться: погружение в чужую память отняло у него драгоценное тепло, будто в доме с остывающей печью открыли дверь в морозную, вьюжную ночь. Пока он пытался согреться, кутаясь в пальто, женщина оглянулась и посмотрела на Мельника странным взглядом. Она словно почувствовала, что между ними что-то произошло.

— В шоу должно быть что-то отвратительное, понимаешь?

— Не вполне.

— Люди подсаживаются на продукт, дающий сильные эмоции. Отвращение — очень сильная эмоция. Мало того — простая, не требующая большого умственного и психического развития. Ее просто вызвать. Она запускается с пол-оборота, потому что важна для выживания вида. Тут главное не переборщить. Отвращение в малых дозах вызывает любопытство и, как следствие, привыкание. В больших дозах заставляет тех, у кого нервы послабее, выключить телевизор. А поскольку аудитория наша впечатлительна и склонна к самовнушению, а в какой-то степени еще и консервативна, то нужно быть осторожными. Понимаешь? Очень осторожными.