Наталья Иртенина - Зов лабиринта Страница 12

– Ухо… – Заканчивал он уже в воздухе, сброшенный крепким ударом урода: – диииииии.

Как будто по имени ее звал, моля о чем-то.

Ди не видела, как тело стукнулось о землю, слышала лишь глухой шмяк – ее ошарашенный взгляд поймал и не отпускал человек в маске. Она нервно сглотнула и мелко затряслась – дрожь завладела всем телом, от кончиков пальцев до затылка. Она поняла: ему нужна карта, и никакие препятствия не помешают ему взять требуемое. Так что лучше отдать прямо сейчас. Она протянула было руку, показывая, что согласна вернуть не ей принадлежащее, но вдруг ее резко дернули за эту самую руку и куда-то поволокли. Она не сопротивлялась.

– Ты что, одурела, Нира? Бежим скорее. Дай сюда это.

Человек, утащивший ее с улицы в грязный вонючий проулок, выхватил карту и на бегу запихнул себе за пазуху. Ди бежала за ним, как преданная жена за мужем, не отставая ни на шаг, – они перепрыгивали через кучи помоев, затопленные жижей канавы, продирались между стенами тесно стоящих домов, ныряли под низкие арки, перелезали через ограды. Наконец, оставив позади изрядное количество кварталов, трущоб и подворотен, беглецы перешли на шаг. Ди, отдышавшись, смогла разглядеть своего спасителя. Обычный небогатый горожанин: поношенная, кой-где с заплатами одежда, сбитые сапоги, соломенная (и по виду, и по цвету) шевелюра, грубые черты лица.

– Чего ты на него так вытаращилась там? И что это на тебе за наряд? Где ты это взяла, Нира?

– Я… я не знаю. Я ничего не помню. Как тебя зовут?

– Джекоб. Тебя что, огрели бревном по макушке? Тебя не было два дня. Мы думали, тебя схватили… Э, а что ты сделала со своими волосами? Ты теперь смешно выглядишь, Нира.

– А меня…Нира – это кто?

– Э-э, бедная Нира, твое дело и впрямь плохо. Как же это с тобой случилось?

– Не знаю. Наверное, огрели. Но шишек вроде нет.

Ди сняла шляпу и пощупала затылок рукой – входила в роль. Такой случай упускать нельзя, если сам город предлагает ей место среди своих жителей.

– Что ж делать-то? – Джекоб поковырял в ухе. – Совсем ничегошеньки не помнишь?

– Совсем. Джекоб, расскажи, кто я?

– Ты? Ну… ты – Нира. Мужа у тебя нет. Но зато есть мы. И нас много. Ну… в общем, нужно бы побольше… Мы делаем общее дело. Вот, вроде все рассказал.

– А это дело, какое оно?

– Оно… ну, мы… мы боремся. За свободу. Вот какое. Но это тайна. Свобода не живет без тайны, – это он произнес почти с гордостью. Слова были явно чужими, заученными. – Ты, Нира, это… или сама давай вспоминай, что к чему, или… в общем, я этого говорить не должен. Про это у нас другие говорят. Кому положено. И когда положено.

– Ладно.

Смутно шевельнулась мысль о том, что подпольщицей быть как-то неохота. Но ничего другого пока не предвиделось, а сейчас неразумно было бы упускать возможность узнать побольше.

– А люди в масках, эти страшилы – кто они?

– Это не люди, это… ну как их… сущности, вот. У них нет имен. Они служат своему богу и носят маски, потому что у них нет лиц. Они называют этого бога Ди и в честь него устраивают карнавалы. Завтра как раз начнется карнавал. У тебя сейчас глаза вывалятся. Ты чего, Нира? Ровно уксусу глотнула.

– Ди? А-а… что это за бог такой?

– Это тебе лучше у них самих спросить. Если не боишься. Они позакрывали все церкви, но это как раз и ничего… Слушай, Нира, а ты не притворяешься? Может, ты меня разыгрываешь? Или что похуже?

Посмотрел на нее с подозрением, как если бы вдруг спохватился – а не наплел ли чего лишнего?

– Что похуже? – Попыталась скрыть растерянность небрежным пожатием плеч.

– Ну-у, не знаю. Уж очень это все странно. Как ты там оказалась, на той улице, по которой мы с Филемоном уходили? Жаль Филемона. Хороший он был… И зачем тебе понадобилось парнем выряжаться? Странно, и все тут.

– Странно, – согласилась Ди. – Но я же не виновата в том, что это странно, правда?

– Кто тебя знает, Нира, что у тебя на уме. Ты какая-то дикая. Всегда была. Я, конечно, скажу нашим, как нашел тебя и что ты обеспамятела вдруг, а дальше уже не мое дело. Выпутывайся сама. Вот. Пришли.

Он постучал в дверь приземистого, вытянувшегося кишкой дома. Им открыла заспанная неопрятная старуха – бормотнув что-то неприветливое, она уползла обратно в темный угол, где у нее, видимо, была устроена лежанка. Затворив дверь, Джекоб повел Ди вглубь дома. Они поднялись на второй этаж и долго пробирались по узким длинным коридорам, то и дело натыкаясь в полутьме на груды хлама (а может, и не хлама), чьи-то ноги и шнырявших повсюду кошек. Ди как могла запоминала дорогу, чтобы иметь возможность отступления.

Наконец Джекоб выстучал условный знак на плотно притертой к проему двери и, когда та открылась, втащил вдруг заробевшую Ди внутрь. Здесь горели масляные лампы, было душно и тесно. Окна отсутствовали, либо их чем-то прикрыли. Мужчина с густо заросшим лицом пристально оглядел Ди и без выражения приветствовал ее:

– А, Нира… Явилась. Что это с тобой?

За нее ответил Джекоб, как и обещал:

– Арчер, она вроде того… на память ослабела. Головой, видать, стукнулась. На образину пялилась, как маленькая. Пришлось силой уволакивать.

– С этим потом. О деле говори. Где Филемон?

– Филемон мертв, мир его праху. Образина за нами увязался. Я ушел, Филемон успел только карту мне отдать. Вот.

Он вытащил из-под рубахи пергамен и протянул бородатому. Тот жадно вцепился в добычу и, разворачивая на ходу, перешел в соседнюю комнатушку. Там сидели еще двое подпольщиков.

Ди внезапно стало скучно. Ее предоставили самой себе – видимо, эта непонятная Нира котировалась здесь невысоко. Чем она вообще могла тут заниматься? Дарить за так любовь братьям по оружию? Стряпать, обстирывать? Или что-то из их «общего дела» перепадало и ей?

Джекоб, как был, в одежде и сапогах, растянулся в углу на тюфяке и через пару минут уже прихрапывал. Кажется, скорбеть по Филемону здесь никто не собирался. Ди выбрала местечко почище и поуютней – на груде тряпья у дальней стены – и пристроилась там. Что делать, было непонятно, но, наверное, ломать на этот счет голову не стоило. Как-нибудь все само образуется, решила она, как образовывалось до сих пор. Хотя сейчас это «само» совсем не нравилось ей. Это место и эти люди не вызывали ни симпатии, ни интереса. «Карбонарии, – внутренне морщась, думала Ди. – Революционеры доморощенные. Тайное братство тайной свободы. Которую никто не видел и не увидит. Ее же попросту не существует. Потому и тайная». В принадлежности этих людей этому городу также была какая-то неправильность – как если бы за ними тоже стояла некая внешняя сила, любящая уродство и плодящая его в прогрессии. Только здесь, за спинами «карбонариев» она действовала тоньше, искуснее, скрытнее. Она не запугивала мирный люд уродами с крепкими мышцами. Она просто варила сладкую отраву для массового употребления.