Виктор Песиголовец - Лицо порока Страница 12

А рыжая, заглядывая мне в глаза, прибавила:

— Бери с собой, кого хочешь. Мы все твои!

Я указал на Асю:

— Хочу ее!

Девушка сразу поднялась на ноги. Она оказалась довольно рослой. Я едва доставал ей до плеча.

— Давайте, идите! — поторопил Потоцкий. — Водка киснет!

Ася взяла меня под руку и, показав язык рыжей, потянула в другой конец зала — к двери сауны.

Пройдя полдороги, я остановился. Оглянувшись, увидел, что рыженькая обиженно надула губки и исподлобья смотрит в нашу сторону, Я призывно махнул ей рукой. Она привстала, не понимая, что мне нужно.

— Ну, давай же, малышка! Иди сюда! Втроем веселее будет!

Через секунду рыжая, расплывшись в довольной улыбке и прижимаясь ко мне, зашагала рядом. А за спиной раздался чей-то хриплый бас:

— Попал мужик! Они его живым оттуда не выпустят!

И это пророчество чуть не оказалось правдой…

Не успели мы войти в предбанник сауны и прикрыть дверь, как девицы набросились на меня, как Полкан на фуфайку, и, повалив на деревянный помост, вовсю принялись мутузить. Откуда-то взявшийся презерватив проворные руки рыжей вмиг водрузили на положенное место. Через несколько секунд это самое место чуть ли не целиком оказалось у нее во рту. А Ася, встав на колени и склонившись над моим распростертым телом, начала неистово, как кот сметану, лизать мою грудь.

Я, конечно, все представлял не так. Рассчитывал сначала порезвиться с одной, а потом, восстановив силы в парилке, заняться другой. Но прыткие девицы поломали мои планы. Не успел я толком войти в Асю, как меня тут же оторвали от нее цепкие руки рыжей. И через секунду мое мужское достоинство — уже в другом презервативе — оказалось у нее между ног. Затем тем же порядком я переместился снова на Асю, которая так присосалась к моим губам, что заглотнула их. Потом опять была рыжеволосая, потом — опять Ася…

Это был, говоря языком Потоцкого, интенсивнейший разврат. Не знаю, сколько времени мы провели на полу. Мне не давали роздыху, каждый раз доводя почти до кульминации и не позволяя получить разрядку. Мы кубарем катались по помосту, извивались, как змеи, наши тела переплетались самым непостижимым образом. Я опомнился лишь тогда, когда мне милостиво дали возможность кончить. Я даже не понял, в какой же из девушек в этот миг находилось мое хозяйство…

Затем, немного попарившись, мы наскоро ополоснулись в бассейне и поспешили к пьяной компании.

— О, кажись, все в порядке! — узрев нас, воскликнул косой Василий. И указывая пальцем пониже моего живота, прибавил: — Теперь он, как все.

Мы упали, как подкошенные, на ковер, стали пить и набивать рты закусками. Неистовый разврат пробудил в нас зверский аппетит. Потоцкий, с ухмылкой поглядывая на то, как мы поглощаем жратву, вдруг щелкнул пальцами, и через пару мгновений обормот-пес влетел в зал, держа в руке поднос с горкой дымящихся шашлыков. Мы накинулись на них, будто изголодавшиеся волки.

— Кушай, Ванюха! Гуляй, японский бог! — заорал пьяный Потоцкий и, приподнявшись, одним глотком осушил стакан.

Пир пошел горой. Водка лилась рекой, закуски таяли, словно мартовский снег. Вскоре опустел и поднос, на котором лежало перед этим добрых полторы дюжины шашлыков. Пьяные мужики хватали девок за что попало, те ржали кобылицами, выставляя на показ свои прелести.

Через какое-то время, раскинувшись на ковре, захрапел Анатолий — хозяин сети супермаркетов. За ним отключились две девицы, потом — Юрась — делец, прибравший к рукам один небольшой, но довольно прибыльный заводец.

Продолжали пировать только четверо: Василий, рыжая, Ася и я. Но этот состав тоже продержался недолго. Минут через десять из него выпал Потоцкий, еще через пять — Ася. Рыжая оказалась крепким орешком, но до краев наполненный коньяком стакан, который я подбил ее выпить, сделал свое дело. Рыжая несколько раз икнула, что-то невнятно пробормотала и вырубилась. Теперь пора было и мне выпасть в осадок. И я от души старался… Но острые впечатления, обильные закуски и закалка старого журналиста мешали мне захмелеть как следует.

Покуривая, я оглядел косым оком спящую компанию. Хороши! Дрыхнут, валяясь между пустых бутылок и объедков. Сливки нового украинского общества, не просыхающие от пьянок. Разжиревшие нувориши и дорогие, знающие себе цену проститутки!

Поодаль от меня, у самой кромки бассейна, поджав длинные, соблазнительные ноги, безмятежно спала белокурая девушка, на прелести которой я раньше не обратил внимания. А теперь они манили меня, влекли, как медовый пряник сладкоежку. Я подполз к девице и начал целовать ее шелковую грудь и гладить бархатные бедра. Когда я влез на нее, она только тихо застонала, но так и не пробудилась.

Впереди была долгая ночь. Я глушил водку и коньяк, временами отключался. Потом приходил в себя, ополаскивался в остывшем бассейне и занимался очередной девушкой.

Перед рассветом я провалился в сон, как отработавший две смены углекоп.

Восемь часов утра. Куда? На работу или отсыпаться в свое гнездышко? Или к Ларисе? Да, лучше к Ларисе. А на работу — потом, после обеда. Если что, скажу, провел полдня в управлении статистики.

Еду к Ларисе.

— Милая, я — будто выжатый лимон! Всю ночь пил с друзьями.

Она смотрит, осуждающе качает пепельной головой:

— Ну и рожа у тебя! Ты весь опухший.

— Цыц, подлая! — стону я. — Налей лучше несколько капель.

— Тебе что, ночи было мало? — ворчит Лариса.

Я трясу головой, прогоняя тошноту.

— Часа в четыре выпил последнюю рюмку. Сейчас нужно стакан водяры и хорошенько поспать.

Лариса одевается и уходит в магазин — спиртного в доме нет, закончилось. А я позабыл купить.

Сижу у окна на кухне, чищу копченую рыбу, затем режу ее на кусочки. Управившись с нехитрой сервировкой стола, тащусь в ванную бриться.

Вот и Лариса. Ставит на стол две бутылки — с водкой и минералкой.

— Пей, золотой, коли охота!

— Балуешь ты меня, распаиваешь! — поддразниваю я Ларису, помогая ей снять пальто, — Так ведь и до алкоголизма довести можешь.

— До алкоголизма? Тебя? — смеясь, она присаживается за стол. — По-моему, ты давным-давно алкаш. Я бы даже сказала, обер-алкаш!

— Это я-то? — делаю обиженное лицо.

— Ну, а кто? Я не припомню ни одного случая, чтобы от тебя не разило спиртным, — в голосе Ларисы больше беспокойства, чем укора.

Налив полчашки водки, залпом выпиваю. Ух! А что, пошла ничего, даже не ожидал. Сейчас полегчает: мир насытится красками, в душе запоют соловьи, захочется жить и любить.

— Лариса, прости старого пьяницу!

Она запихивает мне в рот ложку с печеночным паштетом.