Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы Страница 129

Подобрав с пола окурок, Граубер, чертыхаясь, выпрямился перед англичанином во весь рост.

Звонок замолчал, но через минуту послышались глухие сильные удары в дверь. Граубер застыл на пару мгновений в нерешительности. Дверь под ударами затрещала.

С богохульством на губах Граубер прошел в узкую прихожую. Шум ударов стал громче, послышался треск ломающегося дерева, потом голоса. Граубер, видно, открыл входную дверь и кричал:

— Какого черта вы ломитесь в мой дом?

Чей-то голос ответил:

— Из-под двери виден свет, и мы решили, что вы здесь.

С нервами, натянутыми как скрипичные струны, Грегори только гадал, кто же мог это быть, чтобы ломиться силой. Отчаянными толчками языка он изо всех сил старался выплюнуть изо рта кляп, надеясь на невозможное, на то, что его спасут неожиданно вторгшиеся к Грауберу незнакомцы. В прихожей тем временем разгорался горячий спор. У Грегори сердце замирало, что они уладят свои проблемы и Граубер выпроводит незваных гостей раньше, чем он сумеет позвать на помощь. Бросив тщетные попытки закричать, он всем весом своего тела наклонился в сторону. Тяжеленный стул качнулся, завис над полом и с громким стуком повалился. Грегори потерял сознание. Но лишь на несколько мгновений.

Послышался топот бегущих людей. Когда он очнулся, вся комната была полна эсэсовцами. При виде их черной формы он застонал: опять люди Граубера. Шум падающего стула привлек их внимание, но все надежды на неожиданное спасение обратились в прах.

Двое из вошедших с усилием поставили стул, на котором он сидел, в вертикальное положение. Грегори увидел, что в дверях гостиной столкнулись лицом к лицу Граубер и эсэсовский офицер, причем офицер, стоящий спиной к Грегори, спрашивал:

— Что здесь такое, черт возьми, происходит?

— Частное выяснение отношений, — раздраженно закричал обергруппенфюрер. — Частное дело, частное! Я допрашивал английского шпиона.

Офицер обернулся и посмотрел на англичанина, в тот же миг они узнали друг друга. Это был штандартенфюрер СС Хойгль, начальник личной охраны Гитлера. Увидев Грегори, он вскричал:

— Черт побери! Да это же не шпион! Это же майор Протце!

— Шпион, шпион! — заголосил Граубер. — Самый что ни на есть британский шпион.

— Это уж вы сами расскажете фюреру, — отрезал Хойгль и приказал своим людям:

— Освободить господина майора.

Чуть не теряя сознание от пережитого и боли в голове, Грегори, когда его развязали, шатаясь встал на ноги. А между Граубером и штандартенфюрером Хойглем завязалась ожесточенная перебранка, в разгар ее Граубер вдруг заявил:

— Мой шеф, господин рейхсфюрер, приказал мне срочно явиться к нему.

— Тогда ему придется немного подождать, — ответил Хойгль, — пока вы объясните фюреру причину, по которой вы посмели покинуть бункер без его на то разрешения. И еще ему будет очень интересно узнать, что это вы собирались сделать с майором Протце. Следуйте за мной.

Через две минуты они вышли из полуподвального помещения и погрузились в большую черную эсэсовскую машину, ожидавшую у подъезда. При вспышках выстрелов Грегори заметил, что они едут по Тиргартену.

Когда они подъехали к рейхсканцелярии, Грегори спросил, не может ли машина подбросить его домой. Так как фюрер посылал не за ним, да и он буквально падал от усталости и головной боли, Хойгль разрешил. В сопровождении эсэсовского эскорта бледный и трясущийся от страха Граубер ушел в здание рейхсканцелярии, а Грегори через десять минут время от времени прикладываясь к бутылке бренди, уже рассказывал свои полночные страхи Эрике.

В половине пятого утра раздался мощный взрыв бомбы, который просто-напросто выбросил их с Эрикой из постели. Кое-как одевшись, они выбежали через искалеченную дверь на улицу и увидели, что часть заднего фасада была начисто сметена, кухня отсутствовала, а чета Хофбеков, спавших в соседней с ними комнате, была убита. Малаку же, спавший над ними, чудесным образом остался цел и невредим.

Они помогли ему перебраться вниз в небольшую столовую, и он сообщил Грегори, что вчера застал Сабину на вилле и она передала Грегори записку:

«Дорогой,

Бедный старый Курт, оказывается, был ранен и так за мной и не заехал. За последние два дня я не раз уже было собиралась отправиться с Труди без него, но все говорят, что русские уже тысячами наводнили южные предместья, и я так и не набралась храбрости, чтобы рискнуть пробираться на юг в одиночку. Как я себя кляну за то, что не послушалась тебя несколько недель назад. Но я уверена, что ты тоже не планируешь оставаться в захваченном городе и всегда был горазд на всякие выдумки. Когда ты соберешься уезжать, умоляю тебя захватить меня с собой. Всегда твоя,

Показав записку Эрике, Грегори сказал:

— Я понимаю, что она до смерти напугана и боится одна покидать Берлин. Но на юге города просто не может быть столько русских, чтобы мы не могли бы найти лазейку между их боевыми порядками. Нам, кстати, тоже необходимо позаботиться о спасении. Так что, если сегодня фюрер не переменит своего решения покончить жизнь самоубийством, мы уедем из Берлина сегодня ночью и по дороге захватим с собой Сабину.

После нескольких часов беспокойного сна, усталый и разбитый, с раскалывающейся после «свидания» с Граубером головой, незадолго до полудня Грегори появился в бункере. Там он узнал, что накануне вечером Геббельс снова потребовал крови — на этот раз вопрос стоял о заключенных. Но не германских, с которыми Грегори некоторое время содержался в концлагере, они уже были уничтожены, а английских и американских военнопленных. Их вывезли из Кобленца и теперь держали в Баварии как заложников. Когда Геббельс заговорил об их умерщвлении, Гитлер вдруг задрожал, весь стал синий и заорал:

— Застрелить их всех, сволочей! Всех до одного!

Послали за Граубером, чтобы он передал приказ об этом массовом убийстве, а когда он неожиданно исчез, Гитлер, который теперь везде готов был видеть предательство, приказал исполнительному Хойглю из-под земли отыскать мерзавца. Когда же наконец, Граубера, доставили под конвоем и Хойгль начал докладывать о том, что он обнаружил Грегори привязанным к стулу на явочной квартире Граубера и его собирались пытать… с Гитлером случился очередной упадок сил, и Ева Браун настояла, чтобы его уложили в постель. Поддерживаемый верной подругой, Гитлер, едва волоча ноги, пошел в спальню, но, обернувшись, приказал лишить Граубера звания и посадить под арест до выяснения всех обстоятельств дела. Итак, экс-обергруппенфюрер теперь сидел в отдельной камере одного из внешних бункеров и ожидал решения своей участи.