Жесткие вещи (ЛП) - Коллектив авторов Страница 13

Кафер прокрался к сумке и вытащил из нее отрубленную руку. Первобытный, суровый, мрачный и угловатый; он был первым мужем Вивен и первым претендовал на все барахло в сумке. Они с Вивен случайно оказались в объятиях друг друга всего через несколько месяцев после того, как она впервые начала бродить по пустыне, одинокая, как призрак. Ее изгнали из города, когда ей было двадцать лет, много жизней назад. Голод поразил ее молодое "я", и она потворствовала ему, зная, что за этим последует изгнание. Он уже много лет прожил в одиночестве, питаясь тем, что оставляли после себя стервятники. Иногда убивал змей, чтобы дать им сгнить на солнце, прежде чем съесть их. Он был как лишнее ребро, которое никогда не вставлялось, куда бы он ни шел. Постепенно они вдвоем собрали других отверженных. Отвратительные мужчины стекались к ней, улавливая ее сочный запах за много миль. Лист черной смородины, корица и кедровый спирт. Мирра и все другие вкусные приправы. Но Кафер всегда будет занимать особое положение в качестве ее первого.

Все остальные были по-своему особенные. Птоломей - оборванный и молодой, длинноногий и всегда голодный. Бездонная яма для трупов. Александр - стар, но элегантен, он постоянно и грациозно проигрывает в кости. Он говорит, что ему был дан самый маленький дар пророчества в обмен на жизнь, полную невезения. Единственное, что их всех объединяло, - это их голодная гибель в пустыне.

Так много молодых людей однажды просыпались в городах со странным голодом, пылающим в их кишках. Bсех их называли упырями и загоняли в пустыню. Так много молодых мужчин и так мало молодых женщин. И только женщины, кажется, обладают тем компасом, встроенным между их ушами, который побуждает их двигаться вперед и вперед. Доброжелательная Вивен - их сокровище, их возлюбленная и их кормилица. Из пятерых только она может слышать бесцветный шепот мертвых, погружающихся в загробную жизнь.

Когда Кафер закончил есть, остальные собрались вокруг трупа. Другие женщины с ликованием сталкивали своих мужчин друг с другом, позволяя выжить только одному или двум сильнейшим. Вивен, проницательная Вивен, предпочиталa собирать как можно больше. Она посмотрела, как ее слюнявые мужья едят, и облизала свои губы. Они сдирали полупрозрачную кожу и впивались в мышцы и вены. Это конкретное тело не было забальзамировано в соответствии с обычными традициями, редкое удовольствие. Каждый орган все еще был внутри, целый, нетронутый ни опилками, ни спиртом. Сердце, желудок, почки; одна за другой все эти сладости попадали в рты.

Это был долгий сухой сезон пустых желудков, полых чаш и паровых облаков. Их сейчас едва хватало, и не было воды, чтобы смыть всё. Когда Вивен пришло время есть, остался только мозг - единственная жертва, которую она всегда требовала, чтобы они ей приносили. Вкус был такой, как она помнила, когда пробовала сливки на маленькой козьей ферме рядом с огромной рекой.

Кафер подошел к ней бочком и вытер серую липкую массу o пряди спутанных волос, падающих ей на лицо. Ее ребра торчали из тонкой белой сорочки, и он погладил каждое по отдельности. Кажется, она должна была скрипеть при ходьбе, должна была звучать, как ржавые ворота, но она всегда двигалась бесшумно. Кафер, с другой стороны, делал большие гулкие шаги, как крик выпи в ночи, и оставлял глубокие отпечатки ботинок, где бы он ни шел.

Он пах органами и железом, кровью и всеми остальными красными частями смерти. Она уткнулась носом ему в плечо и вдохнула. Медленно она опустила лицо вдоль его туловища. Кончик ее носа касался всех неровных линий его мышц, грудной и прямой мышц. Затем вниз, через бездонную полость его живота к линии, где встречаются его бедро, пах и туловище. Она вдохнула запах этого треугольника, потного белья и запекшейся крови.

Он cхватил ее за волосы, его руки были липкими от внутренностей. Он сжaл их толстыми горстями, пока она снималa с него штаны. Она жаждала кровавой бойни и плоти, это было всей ее жизнью, даже когда она в одиночку шла по пустыне. В жизни всегда было слишком много ртов и слишком мало тел. В данный момент это было небольшое утешение.

Утешение было в изнуряющем члене Кафера, ударяющегося о заднюю стенку ее пыльного, покрытого волдырями горла. Вход-выход, вход-выход... Ее верхняя губа треснула и начала кровоточить. Вход-выход, красная струйка. Она чувствовала вкус горькой жизни в своей собственной крови, едкой и дымной, но все равно это заставляло ее сосать жаднее и быстрее.

Гром, -  Вивен задумалась. - Гром и туча, полная дождя. У нее были далекие воспоминания о дожде, о настоящем дожде, а не о капающих струях, которые небо здесь иногда достаточно щедро выпускалo. Внутри этой мысли, как далекий шторм, Кафер кончил ей в рот. Она стала глотать смесь спермы и крови, еще больше кислого и неприятного вкуса живых. Однако на какое-то время ее желудок обманывают, заставляя поверить, заставляя поверить, что это нечто иное, чем высасывающая яма пустоты.

Лениво, нерешительно он засунул руку ей под платье. Какой-то звук на ветру отвлек ее, и она оттолкнула его. Где-то далеко был зарыт свежий труп. Его голос был музыкален, чист и невероятно сладок. Может, юная королева? Она больше не будет есть пыль и объедки на обед, она не будет больше подавать пресные и сморщенные органы. Пришло время Вивен и ее мужьям хорошо поесть для разнообразия.

Александр c неохотой наблюдал за ней и гладил себя, пока его член не стал твердым, как каменный стержень, гигантский деревянный посох. Кипарис. Дерево, которое набухает от влаги и растет из воды. Она подумала, что однажды видела его, когда была маленькой.

- Не уходи, - сказал он ей, - из этого выйдет что-то плохое.

Она рассмеялась, сдавленным задыхающимся звуком. Она знала, что он подделывает свой дар оракула, чтобы заставить ее остаться и сделать для него то же, что она сделала для Кафера. Впрочем, это не имело значения. Ничто другое не имело значения, когда песня еды звучала на ветру. Не ее жажда, не их жажда ее прикосновений. Только еда имела значение.

Она взяла свой длинный грязный мешок и завязала его вокруг талии. Он вздымался позади нее и затенял заднюю часть ее ног. Она нежно коснулась четырех небритых щек. Еще один запачканный потом кусок ткани обернул ее лоб, чтобы поймать несколько капель пота, вытекающих из ее пор. Ей нужно держать глаза острыми. Пустыня богата настоящими хищниками, а не только теми, что преследуют мертвых. Ядовитые пауки, циклоны и оседающий песок чуть не унесли ее жизнь. Вечером она cможет пососать его, восполнить часть потерянной воды. Ассортимент других инструментов гремел на дне сумки.

* * *

Ее мавзолей исчез из виду позади нее. Вскоре не осталось ничего, кроме катящихся оранжевых холмов, освещенных гигантским огненным шаром в небе, коричневых утесов, обнимающих ее, и серебристых вспышек там, где ее обманывают слезящиеся глаза. Жирные мухи, рожденные из личинок, рожденных из цветков кактуса, садились ей на шею. Прежде чем они успели потереть свои маленькие ножки и вознести молитву богу мертвых, она шлепнула их полоской кожи, которую носила для этой цели. Это чувство возбудило ее и напомнило ей о том, как несколько ночей назад Птоломей проявлял изобретательность, снова и снова шлёпал им по коже ее ягодиц и бедер.

Pаздавленные тела мух поддались гравитации, и она поймала их с помощью рефлексов охотника. Они поместились в небольшой мешочек, висящий у нее на бедре. Через несколько часов она начала их есть. Ее пальцы прогибались вниз, чтобы схватить их со дна мешочка. Она выбирала теx, которые достаточно подсластились в процессе разложения. Они никогда не смогут насытить так, как люди, но они будут продвигать ее вперед.

Пока Вивен медленно жевала и глотала, она чувствовала, как каждый стертый зубами кусочек скользил по ее горлу. Она была уверена, что если бы кто-то посмотрел на нее со стороны или если бы она держала перед собой зеркало, то были бы видны комки, размером с гальку, скользящие по контурам ее горла, где ее кожа была настолько тугая, что выпирали вены. Как жуки, бегущие под простыней.