Лев Альтмарк - Хреновый детектив Страница 13

Плевать на всё! Мной движут не шкурные интересы, и пекусь я вовсе не о собственной безопасности! Рано или поздно всё станет на свои места, и каждый получит то, что заслужил. Если, конечно, следствие не зайдёт в тупик окончательно или его не направят по ложному пути. А такое может случиться очень просто, я не сомневаюсь. Потому и лезу в бочку — пытаюсь помочь, хоть они о том и не ведают.

Два часа на лавочке пролетели незаметно. Я пытался читать в газетах какие-то другие статьи, но в голову ничего не лезло, лишь на языке вертелись фразы, которые я скажу Пахомову по телефону. Роль разгневанного урки, задуманная мной, не очень-то вдохновляла, однако это было частью моей абсурдной идеи.

Наконец, время истекло, и я снова пошёл звонить.

— Проспался, козёл? — вместо приветствия прохрипел я в трубку Пахомову. — Попил нашей крови и спишь, мразь?

— Кто это? — дрогнувшим голосом спросил Пахомов, не опомнившийся со сна. — С кем я говорю?

— Не догадываешься, паскуда? Думаешь, у вас в городе все евреи такие зачуханные, что и постоять за себя не могут? Я только-только с поезда, мне цинканули, что твои пацаны накосяили в нашем офисе, потому и прилетел.

— Откуда прилетел? — ошеломлённо спросил Пахомов.

— Откуда надо, оттуда и прилетел, и пара крепких парнишек со мной. Поиграем в войну, а? Пока с вашей шоблой не разберёмся, не улетим, и не надейся. Из-под земли козлов выдернем…

Пахомов испуганно икнул на том конце провода и замолчал.

— Слушай внимательно. — Я старался не терять набранного темпа. — Бродяга я справедливый, за это меня и на зоне уважали. Безвинного в жмурики не подпишу. Но и тёрки наподобие ментовских вести мне некогда. Отдай по-хорошему того, кто порешил Марика, я его распилю на запчасти, а тебя не трону. Даже бабок твоих откупных не возьму. Кончу дело — и веники. А то, гляди, передумаю, с тебя начну…

— Мы тут не при чём! — опомнившись, затараторил Пахомов. — Это какое-то недоразумение! «Союз православного народа» — не террористическая организация. Кому-то выгодно подставить нас…

— Кончай пургу гнать! — рявкнул я. — Мне плевать, кто вы. Ты мне человечка отдай взамен убитого, а там посмотрим.

— Что вы вообще от меня хотите?! — окончательно пришёл в себя доцент и взвизгнул: — Я сейчас в милицию позвоню, и она вас…

— Звони, — хмыкнул я, — пока звонить будешь, я к тебе раньше прикачу — адресок имеется! — и тебя вместе со всей твоей семейкой… под самый корешок! Телефон ещё остыть не успеет…

Минуту я слушал в трубке тяжёлое прерывистое дыхание, после чего Пахомов взмолился:

— Ну, что вы от меня хотите?! Я же сказал, что мы здесь ни при чём! Это какое-то страшное недоразумение. Как мне вам доказать?!

Я сделал вид, что раздумываю, и выдал домашнюю заготовку:

— Значит, так. Через час ты подойдёшь туда, куда я скажу. Тебя будет ждать мой кент, с ним пойдёшь ко мне, а тут уже всё обкашляем. Если крови на тебе нет, значит, придёшь, не затормозишь. Не придёшь или что-то опять накосячишь — считаю, что ты замазан, тогда берегись. Ментов в это дело подпишешь — ещё хуже будет. Я бродяга залётный, меня тут никто не знает, а с тобой я за пять минут посчитаюсь. И с бабой твоей, и с дочкой…

Пахомов даже застонал:

— Но я же говорю…

— Сейчас я говорю, а не ты! — жёстко оборвал я его. — Не воняй раньше времени, во всём разберусь чин-чинарём. Если ты чистый, можешь спать со своей бабой спокойно, а уж за мокруху, сам знаешь, ответить надо.

Я назначил ему встречу на одном из людных перекрёстков в центре города и сказал, что моего человека он узнает по букету цветов, будто бы тот ожидает женщину. Пахомов что-то ещё попробовал выторговать, но я сразу бросил трубку.

Конечно, ни на каком перекрёстке появляться с цветами я не собирался. Лучшего способа подставиться и не придумаешь. Расчёт мой был прост: достаточно понаблюдать со стороны, явится ли Пахомов на переговоры. Если его не будет или явится со своими «бойцами», которых я всё чаще за последнее время встречал на улицах города, значит, никаких объяснений с «заезжим гастролёром» им не надо, к боевым действиям они готовы, а следовательно, имеют отношение к погрому в офисе. В этом случае постараюсь хотя бы зрительно запомнить кого-то из них. Если же Пахомов придёт один — а это почти невероятно! — значит, «Союз» и в самом деле ни при чём.

План, конечно, не шибко толковый и ненадёжный. Возможно, с элементарной логикой не очень-то согласуется, но это лучше, чем сидеть и ждать, пока что-то прояснится само собой.

До одиннадцати — назначенного времени нашей встречи на перекрёстке — оставалось ещё минут сорок. Неспешно я купил сигарет, заглянул в цветочный магазин и выбрал букет гвоздик, который завернул для конспирации в газету. И лишь очередной раз прокрутив в голове свой не шибко хитроумный план и махнув рукой на непредвиденные обстоятельства, отправился к перекрёстку.

Место я выбрал на редкость удачное, видно, во мне всё же была какая-то очень тонкая и недоразвитая детективная жилка. Две троллейбусные остановки, на которых с утра до вечера уйма людей, несколько больших магазинов и учреждений — здесь затеряться легко, тем не менее, всё на виду. Если за кем-то наблюдаешь, то можно быть в двух шагах и остаться незамеченным. Я покрутился минут пятнадцать и решил, что всё складывается как нельзя лучше.

За пять минут до одиннадцати я выбрал какого-то скучающего кавказца в кепке-аэродроме и широких полотняных штанах.

— Выручай, брат! — заговорщически подмигнул я ему. — Девушку жду, вопрос жизни и смерти! И понимаешь… подпёрло. Надо в туалет слетать, а она с минуты на минуту подойти должна. Увидит, что меня нет, обида навек!

Кавказец расплылся в улыбке:

— Красивая?

— Самая красивая в мире! Ты её только задержи до моего прихода, заговори ей зубы… Отблагодарю!

— А если уведу, пока ты там… а?

— Хорошую девушку не уведёшь, — притворно вздохнул я, — а плохую не жалко.

Я поскорее сунул ему букет, показал место, где надо ждать, и удалился в дверь ближайшей конторы якобы справить нужду. Из вестибюля сквозь зеркальную дверь удобно следить за перекрёстком, всё как на ладони.

Ждать пришлось недолго. Ровно в одиннадцать из троллейбуса вылез Пахомов, тщедушный, профессорского вида мужичок, с презрительно надутыми губами и бугристой лысиной, плавно переходящей в рыжие бакенбарды, а те в свою очередь перетекали в редкую бородку, очень почему-то напоминающую детский игрушечный совок. До сегодняшнего дня я видал его всего пару раз, но статьи в газетах, писанные тяжеловесным университетским слогом и полные псевдонаучным бредом про ненавистных жидо-масонов, читал регулярно. Не то, чтобы это было интересно, но какое-то садистское удовольствие я испытывал, уличая его то и дело в незнании истории, Библии и многом другом. В нашем обществе даже была подшивка с подобными опусами. Была…