Клайв Баркер - Книга крови 4 Страница 14

Появились и другие признаки – легкие, но тревожащие. Он вдруг заметил, как его руки отбивают ритм на ящиках у него на работе и как они разламывают на кусочки карандаши раньше, чем он успевал это осознать, разбрасывая обломки дерева и графита по полу упаковочной.

Несколько раз он обнаруживал, что руки вовсе не слушаются его. Один раз это случилось на стоянке такси, дважды – в лифте на фабрике. Он вдруг начинал пожимать руки совершенно незнакомым людям. Он мог объяснить это только желанием найти какую-то опору в ускользающем из-под ног мире. Однако это было довольно неприятно, особенно когда он вдруг ухватился за руку своего мастера. Что еще хуже, рука того ответила на рукопожатие, и какой-то момент мужчины беспомощно смотрели на свои руки, как владельцы собак на своих питомцев, совокупляющихся на концах поводков.

Чарли стал часто разглядывать свои ладони, выискивая на них волосы. Мать как-то сказала ему, что это первый признак безумия. Не волосы – разглядывание.

Теперь приходилось спешить. Встречаясь по ночам на животе Чарли, его руки знали, что состояние его рассудка достигло критической отметки. Еще несколько дней, и он обнаружит правду.

Что делать? Выступить преждевременно, рискнуть, или позволить рассудку Чарли следовать своим, непредсказуемым путем? Споры стали более жаркими. Левая, как обычно, осторожничала.

– Что если мы ошибаемся, – спрашивала она, – и вне тела жизни нет?

– Тогда нам уже будет все равно, – отвечала Правая.

Левая обдумывала это несколько мгновений, потом переходила к другому:

– А как мы сделаем это, когда придет время? – она знала, что это самый больной вопрос, особенно для лидера, и настаивала. – Как? Как?

–Найдем способ, – отвечала Правая. – Главное, чтобы разрез был чистым.

– А он не будет сопротивляться?

– Человек сопротивляется руками. А руки восстанут против него.

– А что будем делать мы?

– Я у него сильнее, – говорила Правая, – поэтому я буду держать оружие. Ты пойдешь.

Левая молчала. Они никогда не расставались все эти годы. Мысль об уходе не радовала ее.

– Потом ты сможешь вернуться ко мне, – уговаривала ее Правая.

– Смогу?

– Должна. Я – Мессия. Без меня ничего не произойдет. Ты соберешь войско, потом вернешься и освободишь меня.

– Хоть на краю земли, если нужно.

– Не будь сентиментальной.

Потом они обнимались, как братья, источая верность друг другу. Ах, эти ночи, охваченные лихорадкой предстоящего восстания! Даже днем, разделенные, они порой улучали момент и ободряюще касались друг друга. Говоря:

«скоро, скоро»,

говоря:

«сегодня ночью. Встретимся на животе»,

говоря:

«на что будет похож наш мир?»

Чарли знал, что он близок к нервному срыву. Он то и дело смотрел на свои руки, на указательные пальцы, изучающие мир вокруг, как поднявшие голову змеи. Он стал разглядывать руки других людей, подозревая, что они говорят между собой на одним им понятном языке.

Соблазнительные руки молодой секретарши; маниакальные руки убийцы, которого он видел по телевизору. Руки, предающие своих владельцев, опровергающие их гнев извиняющими жестами, а их любовь – сжатыми кулаками. Казалось, знаки мятежа были видны повсюду. Он должен был сказать кому-то об этом прежде, чем потеряет рассудок. Он выбрал Ральфа Фрая из бухгалтерии, трезвого, рассудительного человека, которому можно довериться.

Ральф отнесся к его словам с пониманием.

– Знаешь, у меня тоже было такое, когда Ивонна оставила меня. Чуть с ума не сошел.

– И что ты сделал?

– Обратился к целителю. Есть такой Джудвин. Советую к тебе. Станешь другим человеком.

Идея понравилась Чарли.

– Почему бы и нет? – сказал он после некоторого раздумья. – А это дорого?

– Да. Но помогает. Видишь ли, у меня были всякие проблемы с браком, как, думаю, и у тебя. Незачем об этом долго рассказывать. Зато теперь я счастлив, как мальчишка, – он широко, по-дурацки, улыбнулся. – Так что не жалей денег. Он тебе все про тебя расскажет.

– Тут дело не в сексе, – возразил Чарли.

– Брось, – Фрай понимающе улыбнулся. – Дело всегда в сексе.

На другой день Чарли, не сказав ничего Эллен, позвонил доктору Джудвину, и секретарь назначил ему час приема. Ладони его так потели, что он боялся выронить трубку, но потом все прошло.

Ральф Фрай оказался прав – доктор Джудвин был хорошим специалистом. Он не смеялся над страхами, которые Чарли на него вывалил, нет, он выслушал все с величайшим вниманием. Это уже обнадеживало.

Во время их третьей встречи доктор вызвал из памяти Чарли одно давнее воспоминание: руки его отца, скрещенные на широкой груди, когда он лежал в гробу. Грубые, мозолистые руки, заросшие волосами. Их непререкаемый авторитет даже после смерти. И разве не представлял он, как эти руки разлагаются под землей, колотясь о крышку гроба и требуя выпустить их?Это воспоминание долго томило Чарли, но теперь, выпущенное на яркий свет кабинета доктора Джудвина, оно казалось смешным и пустяковым. Оно задрожало под суровым взглядом доктора и растаяло, чересчур зыбкое, чтобы подвергаться серьезному исследованию.

Операция экзорцизма оказалась легче, чем ожидал Чарли. Весь детский лепет просто выковыряли из его души, как волокна мяса из зубов. Больше это не будет отравлять его организм. Его очаровали убедительные объяснения доктора Джудвина. Руки, как тот сказал, редко представляются символом отцовской власти. Обычно у его пациентов это был пенис. Чарли объяснил, что руки всегда казались ему вахней половых органов. Ведь это они преобразили мир, не так ли?

Чарли не перестал ломать карандаши или барабанить пальцами по ящикам. Но он понимал, что взрослые собаки не забывают так легко своих привычек, и дал им время.

Так что подготовка восстания продолжалась. Но времени оставалось все меньше. Заговорщики решили действовать.

Развязку вызвала Эллен, как-то вечером в среду, после секса. Стояла теплая ночь, несмотря на октябрь; окно было приоткрыто, и ветерок шевелил занавески. Жена и муж лежали рядом, под одной простыней. Чарли уснул еще до того, как высох пот у него на шее. Но Эллен не спала, прижавшись к твердой, как камень подушке. Она знала, что не заснет еще долго – в такие ночи каждая складка постели врезалась ей в тело, и все сомнения, когда-либо испытанные ею, наплывали на нее из темноты. Ей хотелось опорожнить мочевой пузырь (как всегда после секса), но она не могла заставить себя встать и пойти в туалет. Чем больше она лежала, тем больше ей хотелось в туалет и тем труднее было заснуть. Чертовски глупо, подумала она, а потом даже забыла, почему это показалось ей таким глупым.