Лиля Калаус - Фонд последней надежды Страница 14

Неприятно поразило обилие бутиков на первых этажах старых домов, иностранные их названия, несметное количество аляповатых рекламных щитов. Беснующиеся стада иномарок, извергая клубы сизого дыма, забили тонкие сосуды и капилляры робких зоркинских…»

Состояние свекрови ухудшалось с каждым днём. Асе все чаще приходилось ночевать в будуаре В.И. Вера Ивановна во сне, как когда-то в реале, вела бурную жизнь: решала вопросы, ставила диагнозы, стонала и смеялась, лунатически бродила по квартире. Начала ходить под себя. Влад сутками торчал в своей комнате, и только невнятные перестуки клавиатуры обозначали его эфемерное присутствие в семейной жизни.

Вчера Влад недосмотрел, и свекровь разбила лоб о стиральную машинку.

— Давай наймём сиделку, — предложила Ася за ужином.

— Прости, родная, — Влад укоризненно на неё посмотрел, — по-моему, это не слишком хорошая идея. Ты прекрасно знаешь, как мать относилась к тебе. Я даже думаю… — Влад сделал картинную паузу, — Да! Мне кажется, она загодя подготовилась. Мать научила тебя всему, что знала, передала все свои секреты и умения. Привила манеры. Воспитала нравственную сторону твоего характера. Разве можешь ты ответить ей чёрной неблагодарностью — привести сюда, к нам, в её дом, чужого человека…

Ася вдруг с неприязнью задумалась о том, чем же она, по мнению Влада, была до встречи с благородным семейством Севостьяновых? Младенцем? Дебилкой? Недоразвитым животным?

Мама… Искажённое болью, каждодневной, безысходной, родное лицо. Бесконечное добывание денег на лекарства и диспансер. Проданные вещи, заложенная квартира. Нытье Масика. Проваленные зачёты, ночные дежурства за копейки, курьерские жалкие заработки. Постепенно обрывающиеся связи с подругами, родственниками, соседями. Долги. Боже мой, всё это оказалось такой чепухой по сравнению с самым страшным. Мама… Добрая, робкая, одинокая, маленькая, ставшая будто бы меньше в болезни. Всю жизнь просидевшая в каком-то библиотечном архиве. Несовременная и отчаянно доверчивая. «Этот человек страдает, Ася. Мы должны помочь ему… Я считаю Максима своим мужем. А ты считай отцом…» Сентиментальная. «Пойду покормлю собачек на улице… Асенька, всегда думай о тех, кому хуже, чем тебе». Умирающая. «Асенька, ты — свет… Помни, любимая, ты свет, ты вся моя жизнь… Благодарю тебя за это счастье…»

Она ушла именно в тот момент, когда погружённая в психоз Ася всерьёз задумалась над перспективой пойти на панель. Дура. Кому она нужна? Похороны почему-то совершенно выпали из памяти. Только стопки засохших блинов, которые Ася доедала неделю. Кто же платил за гроб и поминки? Не Масик же… А после девяти дней, на которые и вовсе кроме чая и горстки конфет не смогла она ничего наскрести (впрочем и зашли тогда лишь две дряхлые соседки), Ася осталась одна. В квартире с запахом смерти, заваленной старыми книгами, стопками журналов «Работница» и «Крестьянка», скрученными у потолка древними обоями и расстроенным пианино «Ростов-Дон». А потом пришёл Масик…

Ася посмотрела Владу в лицо.

— Я, конечно, могу оставить работу, — жёстко сказала она. — А на что, скажи, мы будем жить?

Влад сжал челюсти, на впалых щеках его заходили желваки.

— Кому, как не тебе знать, что значила для меня мать! Кому, как не тебе понять всю глубину моей скорби! И в эту минуту ты смеешь говорить о деньгах?!

— Не будь дураком, — Асю несло, но она не высыпалась уже третьи сутки. — Надо решить сейчас, иначе меня просто вышибут из Фонда. Вчера я пропустила семинар Подопригоры, и Корнелии, конечно, доложили, так что…

— Меня не интересуют вульгарные подробности твоей вульгарной работы, — отчеканил Влад и швырнул мельхиоровый нож на пол. Из комнаты донёсся далекий стон свекрови. — Я терпел всё это лишь потому, что думал: ты пошла работать в этот рассадник западного прагматизма и бездушия, только чтобы помочь мне попасть в их издательскую программу!

Ах, вот как?

Ася задохнулась от гнева. Значит, вот для чего она по-чёрному волонтёрила в Фонде. Для чего зубрила по ночам английский. Вдруг вспомнилась первая фондовская зарплата: они с Владом побежали в ломбард вызволять бриллиантовые серёжки Веры Ивановны, а когда вернулись, возле их дома стояла пожарная машина: свекровь подожгла занавески…

Как Ася счастлива была, что именно благодаря её работе им удалось сохранить чудесную четырёхкомнатную квартиру в самом центре Зоркого! Потом она была счастлива тем, что удалось вылезти из долгов. Потом — тем, что можно покупать еду в супермаркетах, а не на оптовках. Что Влад может нормально одеться, ему хватает на книги, а Вере Ивановне — на лекарства. Что можно купить плазменную панель, новый холодильник, компьютер. Отправить Влада на отдых в Турцию… А теперь, выходит, всё это была чепуха, не стоящая упоминания.

— Ты же прекрасно знаешь, как трудно пробиться настоящему таланту! — голос Влада звенел от гнева. — И что я вижу? Ты, кажется, совершенно довольна своим новым социальным статусом! — Влад оскорбительно фыркнул. — Ассистентка! Подай-принеси! Знаешь, Ася, некоторые люди просто рождены, чтобы быть прислугой. Выходит, ради этого ты всё затеяла?! Тогда как та единственная и главная цель, которая разом оправдала бы все затраченные на неё средства и время, так и не достигнута? Пропали втуне все мои усилия?! — Влад вдруг пустил «петуха», вскочил, опрокинув стул, выбежал из столовой.

Ася чувствовала, как руки и ноги наливаются болезненной тяжестью. Это ничего. Это просто усталость. Она вяло огляделась. Дом основательно запущен. С потолка свисают паутинки, всюду пыль, какие-то вещи грудами лежат на креслах и на диване. Паркет серый. Всё. Завтра же найду домработницу. И сиделку. И плевать на Влада. Она, Ася, не какая-нибудь там стальная корова… Она вообще может отсюда уйти, и пусть сами разбираются!

Но пока она мыла посуду, пока готовила обед для Влада и свекрови на завтра, раздражение и злость ушли, оставив после себя сосущую пустоту.

…В первый год она — всё развлечение — хотя бы рыдала в подушку от безответной любви к сыну хозяйки. Как же. Инфернальный красавец. Энциклопедически образованный выпускник питерского университета. Писатель и поэт. Отношения между ней и мужем оставались вечно не до конца исчерпанными, как колодец, старый уже и затхлый, из которого не возьмёшь воды, и тем не менее — вот он, его вонючий мшистый бок, гулкое эхо по-прежнему доносит из его глубин что-то неразборчивое о долге и терпении…

Ася не была дурой и сравнительно быстро разгадала его грустный секрет. Сначала жалела Влада, мечтала о том, что он когда-нибудь выздоровеет (святая простота!) и тогда в полной мере оценит ее, асину, верность и самоотверженность. Но скоро выбросила из головы эту девчачью чепуху. Начинались настоящие проблемы — деменция наступала по всем фронтам.