Алекс Белл - Девятый круг Страница 14

Я стал медленно подниматься по лестнице, чтобы выйти на улицу, под дождь, не очень представляя, сколько придется идти до площади. Оказавшись на последней ступеньке, я остановился и огляделся. Оказалось, что станция метро «Hösök Tere» находится возле площади, и с того места, где я стоял, открывался прекрасный вид на величественный памятник Тысячелетия. Увертываясь от автомобилей, я пересек улицу и подошел к монументу. Вокруг было пусто — это неудивительно, ибо дождь достиг такой силы, что уровень воды на мостовой в некоторых местах был по щиколотку. Пока я шел к памятнику, где-то вдалеке глухо пророкотал гром. И пока я стоял там и разглядывал грандиозное сооружение, ледяные струи стекали у меня по шее, капали с волос и с кончиков пальцев. Но я был доволен собой, ибо в конце концов, несмотря на ужасную погоду, решился покинуть квартиру.

Памятник состоит из высокой центральной колонны и двух дугообразных колоннад по обе стороны от нее. Я едва обратил внимание на скульптуры Войны и Мира в их тяжеловесных каменных колесницах и на венгерских героев, вождей, государственных деятелей и королей внизу, в просветах между колоннами, потому что венец величия ансамбля — установленная в центре грандиозная 120-футовая колонна коринфского ордера. На ее вершине стоит Габриель, в одной руке он держит корону святого Иштвана, в другой — апостольский крест, а за его спиной распростерты огромные крылья. Я смотрел на него и чувствовал, как улетучиваются все мои тревоги и мрачные чувства прошлой ночи, уступая место спокойствию и умиротворению, несмотря на то что хлещет проливной дождь, а надо мной нависли грозовые тучи. Ощущение было таким, словно ангел говорил со мной. Я был уверен: он как-то понял, что я нахожусь здесь. И он узнал меня, даже если никто другой не сделал этого.

Каменный ангел был окружен венгерскими национальными героями, а вовсе не дьяволами. Он предводительствовал в эпоху развития и процветания, а вовсе не во времена жестоких и кровавых войн. Он был таким огромным — его наверняка можно было увидеть с расстояния в несколько миль. Дождь стекал с мощных копыт громадных каменных коней на постаменте колонны, а их круглые глаза, как и глаза героев, смотрели вниз, на меня, с выражением мрачного величия и почти уязвленной гордости…

— Эта компания неплохо смотрится, не так ли? — произнес у меня за спиной знакомый голос, почему-то отчетливо слышимый, несмотря на шум усиливающегося ненастья. — Геройствовать — это занятие серьезное.

Я обернулся так резко, что даже заломило шею, и увидел человека, стоящего в нескольких шагах позади меня. От неверия в неожиданную удачу у меня отвисла челюсть.

— Стефоми?

— Привет, Габриель, — ответил он. — Пришел кое-кого навестить? — Он кивнул в направлении статуи ангела. — Должен заметить, ты выбрал для этого прекрасный день.

— Я… — На мгновение я замолк, отвернулся от монумента и шагнул по направлению к нему. Мне пришлось побороть горячее желание схватить его, чтобы он снова не проскользнул у меня между пальцами. — Я потерял номер твоего телефона, — сказал я наконец. — Вот почему я не…

— Это не важно, — перебил меня Стефоми, махнув рукой. — Вижу, не я один настолько глуп, что вышел в такую погоду на улицу без зонта. Мне тоже захотелось увидеть этот памятник, но… Ладно, черт с ней, с культурой, когда так льет сверху. Давай лучше пойдем и выпьем чего-нибудь.

Вот так я встретился с ним снова. Кто бы поверил в это? Мы оставили героев мокнуть под дождем и отыскали неподалеку от площади небольшое кафе. В нем царило необычное оживление, было полно посетителей, нашедших здесь убежище от непогоды. К счастью, оставалось еще несколько свободных столиков в глубине зала возле потрескивающих каминов. А еще там были лампы, светившие теплым оранжевым светом. Вокруг сидели люди, потягивающие пиво и оживленно беседующие, между столиками сновали официантки с подносами, балансирующими у них на ладонях.

Мы оба заказали по пинте barna и, поскольку пропустили ленч, блюдо копченых свиных ножек, а так же порцию pogása, особенно вкусной со шкварками, сыром и красным перцем. А потом мы беседовали, слава богу, на нейтральные темы, так что лгать мне не пришлось. Стефоми на этот раз не задавал вопросов личного характера, за что я был ему благодарен. Вместо этого он, похоже, вполне довольствовался тем, что говорил о себе, и я был весьма рад его слушать.

Время пролетело быстро, и я удивился, как незаметно кончился день, — когда я в одиночестве пребываю в своей квартире, оно течет гораздо медленнее. Наконец Стефоми взглянул на свои часы, а потом показал их мне.

— Я виноват, Габриель, — сказал он. — Мы пробыли здесь несколько часов, а я почти ничего не спросил у тебя про тебя самого. Понимаешь, это проявление одного из неписаных требований к преподавателю: тебе должно нравиться, как звучит твой собственный голос. Почему бы нам не перебраться в ресторан, где на сей раз говорить стал бы уже ты?

Я заколебался, пытаясь подавить привычное смятение. У меня не было желания говорить. Я мало что знаю о себе, чтобы быть в состоянии вести достаточно длительный разговор на такую тему. «Меня зовут Габриель…» Сколько же времени понадобится, чтобы произнести эту фразу? К тому же он это уже знает. И я подумал, что, наверное, самым разумным сейчас с моей стороны было бы уйти.

— Э-э-э… Я не уверен, что мне… — начал я.

— Пожалуйста, я прошу. Я угощаю.

Меня охватила паника. Что, если он спросит о чем-нибудь, а я не смогу ответить? Например, где я вырос, или сколько у меня братьев и сестер, или что-нибудь в этом роде? Что, если я совсем потеряю голову и убегу? «Возьми себя в руки… Держись…»

— Рыбки! — нашелся я.

— Прости, не понял? — спросил Стефоми с выражением растерянности.

— Э-э-э… Мне нужно присматривать за рыбками одного человека, — пробормотал я, при этом моя рука автоматически потянулась к карману, где лежала коробочка с кормом. — Но вообще-то, я не против, — поспешно добавил я. «Что я делаю? Брр… Зачем я говорю ему это?»

— Чьих-то рыбок? — спросил Стефоми, удивленно глядя на меня.

— Да! Они не мои. Я только… Это просто любезность… пока они не вернутся из отпуска…

— Габриель, — сказал Стефоми, к счастью прервавший меня на полуслове, прежде чем я успел окончательно запутаться, — не пойми меня неправильно, но плюнь ты на этих чертовых рыбок. Ты сможешь проведать их завтра, за ночь они с голоду не помрут. И уверяю тебя, беседа со мной окажется гораздо более оживленной, чем с любой из этих рыбок… — Он сделал паузу. — Впрочем, это будет зависеть от того, сколько я выпью. Так что гарантировать ничего не могу.