Энн Райс - Лэшер Страница 15

Но главным устроителем этого брака – так сказать, негласным посаженым отцом – стал не кто иной, как Лэшер.

– Пусть выходит за этого кельта, – заявил он. – Не забывай, Джулиен, в жилах твоего отца тоже текла ирландская кровь, и именно она, как никакая другая, способна веками хранить и передавать ведьмовской дар. На протяжении многих столетий ирландцы и шотландцы обладают способностью видеть то, что скрыто от всех прочих. Кровь отца наделила тебя особой силой. Посмотрим, что получится у этого ирландца с твоей сестрой.

Но вам известно, Майкл, как все обернулось на самом деле. Первые два младенца Кэтрин, оба мальчики, умерли. Потом она произвела на свет еще двух сыновей от Дарси. Однако впоследствии, несмотря на все молитвы, церковные службы и щедрые дары церкви, сестра теряла одного ребенка за другим.

В то время как Гражданская война разгорелась и достигла своего апогея и город наш пал ее жертвой, а войска янки заполонили городские улицы, лишив многие семьи состояния, Кэтрин занималась лишь своими детьми. Она с упоением нянчилась с ними в доме на Первой улице в окружении темнокожих слуг и американских друзей. Бедняжке казалось, что груз семейного проклятия более не тяготеет над ней. Ведь после свадьбы она сняла пресловутый изумруд, чтобы никогда не надевать его вновь.

Все семейство пребывало в недоумении. Мы лишились ведьмы. Впервые мне довелось услышать, как кузены опасливым шепотом произносили это слово.

– Она наша ведьма! – возмущенно твердили они. – Как она могла нас покинуть? Она не имела на это права.

Что до изумруда, то он, подобно жалкой безделушке, валялся на туалетном столике матери, рядом со всяким хламом, используемым в ритуалах вуду. В конце концов я повесил его на шею гипсовой статуи Пресвятой Девы.

Для меня наступили печальные времена, времена обретения великой свободы и великого знания. Кэтрин оставила нас, и все прочее утратило для меня всякий смысл. Если раньше у меня еще оставались какие-либо сомнения на этот счет, то теперь я сознавал со всей очевидностью, что семья заменяет мне весь мир. Я мог отправиться в путешествие по Европе, мог доехать до самого Китая. Мне не грозили нужда и бедствия, которые несла с собой война. Я мог наслаждаться всеми благами жизни. Но на самом деле для меня был важен лишь этот небольшой клочок земли, который я считал своим домом, а без моих горячо любимых родственников жизнь теряла всякий смысл.

Возможно, мысли мои и чувства могут показаться излишне патетическими. Однако они были вполне искренними и всецело соответствовали истине. Янаконец-то понял, чего действительно хочу и к чему должен стремиться, а это дано постичь только тем, кто облечен богатством и властью.

Меж тем неутомимый дух настойчиво побуждал меня к новым и новым любовным утехам и с все возрастающим интересом и рвением наблюдал за происходящим. Привычка подражать моей внешности и повадкам укоренялась у него все сильнее. Даже к Маргарите он теперь являлся в облике, столь напоминающем мой, что с легкостью вводил в заблуждение всех домочадцев. Если он и имел когда-либо представление о собственной личности, теперь он полностью его утратил.

– Как ты выглядишь на самом деле? – порой допытывался я.

– Забавно слышать от тебя подобный вопрос. С чего это тебе взбрело в голову этим интересоваться?

– Когда ты наконец обретешь плоть, каким ты будешь?

– Таким, как ты, Джулиен.

– Но почему не таким, как прежде: темноволосым, с карими глазами?

– Я выглядел так только ради Сюзанны. Она желала видеть меня таким, и я принял этот облик и привык к нему – облик обыкновенного шотландца из ее деревни. Но теперь я предпочитаю быть похожим на тебя. Ты очень красивый.

В то время я часто и подолгу предавался размышлениям. Я увлекся азартными играми, напивался до потери памяти, танцевал до утра, затевал драки и до хрипоты спорил как с патриотами Конфедерации, так и с нашими врагами – янки. Я зарабатывал и терял целые состояния. Пару раз даже влюбился. Но в конце концов я пришел к выводу, что на самом деле дни и ночи напролет тоскую по Кэтрин. Возможно, мне необходимо было подчинить свою жизнь какой-либо цели, а не просто делать деньги и щедро осыпать ими близких и дальних родственников, строить новые бунгало на своих землях или приобретать недвижимость. Раньше такой целью были для меня заботы о Кэтрин. Иного предназначения я найти так и не сумел.

За исключением, разумеется, общения с призраком. Я играл с ним, продолжал опыты по обретению плоти, ублажал его посулами и лестью и использовал в своих интересах. И взору моему постепенно открывалось то, что прежде было скрыто.

Наступил 1871 год. Лето выдалось жарким, и желтая лихорадка по своему обыкновению принялась косить тех, кто переселился в эти края недавно.

Дарси, Кэтрин и оба их отпрыска в то время только что вернулись из-за границы. Они провели в Европе около полугода, и не успел красавчик ирландец ступить на родную землю, как его свалила лихорадка.

Полагаю, в дальних краях он утратил иммунитет к этой болезни. Впрочем, на этот счет у меня нет твердой уверенности. Могу сказать только одно: ирландцы всегда умирают от желтой лихорадки, к которой мы совершенно невосприимчивы. Бедняжка Кэтрин обезумела от горя. Одно за другим ко мне на РюДюмейн полетели от нее письма с мольбами об исцелении Дарси.

– Он умрет? – спросил я у Лэшера.

Лэшер появился в изножье моей кровати – сосредоточенный, со скрещенными на груди руками. Костюм его в точности повторял тот, что был на мне накануне. Разумеется, все это было всего лишь иллюзией.

– Думаю, ему придется умереть, – изрек он. – Наверное, настал его час. Тебе не стоит беспокоиться. Даже те, кто наделен ведьмовским даром, бессильны против этого недуга.

В этом я далеко не был уверен. Но когда я рассказал Маргарите о постигшем семейство Кэтрин несчастье, она принялась приплясывать и довольно хихикать.

– Пусть этот ублюдок подохнет, а вместе с ним и его отродья, – приговаривала она.

Слова эти заставили меня содрогнуться от ужаса. Маленькие Клэй и Винсент ни в чем не были виноваты – за исключением того, что родились мальчиками, как в свое время я и мой брат Реми.

Размышляя о том, как мне следует поступить, я вернулся в город, где не преминул проконсультироваться с опытными докторами. Все они сообщили мне лишь то, что я знал и без них: как и всегда в жаркое время года, лихорадка свирепствует во всей округе, и на кладбищах скопилось столько покойников, что их не успевают хоронить. Весь город был, казалось, пропитан запахом смерти. На улицах пылали костры – их разжигали для того, чтобы уничтожить пагубные миазмы.

Богатые владельцы хлопковых фабрик и купцы, приехавшие на разоренный после Гражданской войны Юг в надежде резко увеличить свое состояние, падали под ударами Мрачной Жницы так же покорно, как и ирландские крестьяне, только что сошедшие с кораблей.

Вскоре умер и Дарси. Да, умер. А у дверей моего дома появился кучер Кэтрин:

– Он скончался, господин. Ваша сестра умоляет вас приехать.

Что я мог поделать? С того достопамятного вечера, когда в недостроенном еще доме на Первой улице я обнаружил сестру в объятиях Дарси, ноги моей не было в ненавистном особняке. Я даже ни разу не видел малышей – Клэя и Винсента. Я больше года не встречался с сестрой. Лишь однажды мы случайно столкнулись с ней на оживленной улице, да и то лишь затем, чтобы в очередной раз поссориться. Но в тот момент все блага и удовольствия, которыми я наполнял свою жизнь, внезапно превратились в ничто. Меня звала к себе любимая сестра.

Я не мог не откликнуться на ее просьбу. Я должен был ее простить.

– Лэшер, что мне делать? – спросил я.

– Сам увидишь, – последовал невразумительный ответ.

– Но у Кэтрин нет дочери, которая продолжила бы ведьмовскую линию. А теперь ей уготована участь вдовы, обреченной на тихое увядание за стенами собственного дома. Тебе это известно не хуже, чем мне.

– Сам увидишь, – повторил он. – Отправляйся к ней. Не мешкай.

Вся семья, затаив дыхание, ожидала дальнейшего развития событий. Никто не знал, как все повернется.

Я отправился в дом на Первой улице. Дождь лил как из ведра, жара и духота казались невыносимыми. Всего в нескольких кварталах от дома Кэтрин в ирландских трущобах гнили в сточных канавах трупы жертв лихорадки.

Даже речной бриз дышал отвратительным смрадом. Но особняк стоял на своем месте, в окружении дубов и магнолий, по-прежнему величественный, роскошный, такой же неприступный и прочный, как средневековый замок. И однако мне показалось, что в этом вычурном доме, изобилующем архитектурными излишествами, таилось нечто зловещее.

Я поднял глаза на окна хозяйской спальни, расположенной в северном крыле дома, и глазам моим предстала картина, впоследствии ставшая привычной для многих, в том числе и для вас: плотно закрытые ставни и едва заметное мерцание свечей, проникающее сквозь щели.