Наталья Александрова - Табакерка Робеспьера Страница 15

– Что мы с вами и делаем, – вставил реплику председатель.

– Совершенно верно. – Оратор вежливо кивнул. – Так вот, мне кажется, что самым правильным будет поддержать этого человека. – И он плавным, красивым жестом указал на Робеспьера. – Особенно учитывая имя того, кто его рекомендовал...

– Кто же это? – несколько надменно осведомился брат Стрелец.

Все повернулись к Робеспьеру. Он же растерянно молчал, глядя на того, кто привел его в эту комнату.

Брат Скорпион привстал и сказал нечто неожиданное:

– Друг мой, не угостите ли брата Стрельца табаком?

Максимилиан поднялся, подошел к удивленному масону и проговорил:

– Не хотите ли угоститься? У меня и в самом деле неплохой табак!

– Это неподходящий момент... – начал было брат Стрелец, но вдруг замолчал и буквально вцепился в табакерку.

– Что там, брат Стрелец? – осведомился председатель.

Тот молча протянул председателю табакерку Робеспьера.

Председатель поднялся со своего места.

– Так вот кто рекомендует нам этого путника!

Табакерка пошла по рукам. Она обошла вокруг стола и вернулась к Робеспьеру. Председатель повернулся к нему и взволнованно проговорил:

– Ваш приход – честь для всех нас! Мы готовы предоставить вам место за нашим столом, но правила ложи требуют соблюдения некоторых формальностей. Так что, прежде чем занять подобающее вам место, вы должны принести обычную клятву.

– Да будет так! – ответил Робеспьер.

Председатель достал откуда-то старинный свиток, протянул его Робеспьеру. Тот медленно, торжественно прочел:

– «Клянусь, во имя Верховного Строителя всех миров, никогда и никому не открывать без приказания от ордена тайны знаков, прикосновений, слов доктрины и обычаев масонства и хранить о том вечное молчание, обещаю и клянусь ни в чем не изменять ему ни пером, ни знаком, ни словом, ни телодвижением, а также никому не передавать о нем ни для рассказа, ни для письма, ни для печати или всякого другого изображения и никогда не разглашать того, что мне теперь уже известно и что может быть вверено впоследствии.

Если я не сдержу этой клятвы, то обязываюсь подвергнуться следующему наказанию: да сожгут и испепелят мне уста раскаленным железом, да отсекут мне руку, да вырвут у меня изо рта язык, да перережут мне горло, да будет повешен мой труп посреди ложи при посвящении нового брата, как предмет проклятия и ужаса, да сожгут его потом и да рассеют пепел по воздуху, чтобы на земле не осталось ни следа, ни памяти изменника».

– Аминь! – произнес председатель.

– Добрый день! – сказала Вероника. – Что вы хотели?

Заказчица выглядела очень плохо – нос красный, губы все время облизывает, одета небрежно, на пальто пуговицы нету. Больная, что ли? Вероника постаралась отодвинуться как можно дальше. Еще вирус подхватишь!

– Девушка, мне вот... увеличить для портрета...

И протянула маленькую карточку. Все ясно, не больна она вовсе, а плачет. И портрет этот нужен ей вовсе не для красоты, а для того, чтобы поставить его на видном месте в комнате, увить траурной черной лентой и перед ним расположить рюмку водки и кусок хлеба. Будет он так стоять, и люди, пришедшие на поминки, будут смотреть на него и вспоминать покойного.

Иной причины и быть не может, кому придет в голову делать портрет с фотографии на документы?

Вероника взяла из рук заказчицы крошечный прямоугольник фотокарточки и положила его перед собой. Вгляделась — и оторопела.

У нее всегда была хорошая память на лица. И теперь она точно знала, что перед ней фотография того самого типа, который три дня назад толкнул ее на улице возле антикварного магазина. Того самого, кто ударил по голове мужчину в машине. И отобрал у него сумку. Ограбил его, в общем. Он, больше некому!

Вероника пристально посмотрела на снимок. Редкие волосы, залысины на лбу, маленькие тусклые глазки. Выражение — не такое злобное, как в момент их столкновения, скорее испуганное.

– Что с ним случилось? – невольно спросила она, едва не добавив, что третьего дня она видела его живым и здоровым.

Женщина не удивилась ее вопросу.

– Умер мой Витенька, – она не удержалась и всхлипнула, – братик мой дорогой...

В голосе ее звучала такая боль, что Вероника опустила глаза. Подумать только, такой мерзкий тип, а вот, была же у него близкая душа, любила его эта женщина, видимо, искренне.

– Одни мы с ним были на свете, – женщина больше не сдерживалась, заплакала навзрыд, – мама умерла, когда ему всего пять лет было. А мне — пятнадцать...

Она замолчала. Вероника уже думала, что продолжения не будет, но женщина снова заговорила:

– Жили с отцом, он пил сильно. Так я Витю вырастила. Маленький он такой был, все время болел. Качаю его, бывало, качаю, он все сказки просил ему рассказывать – про лису, там, как она волка обманула, про трех медведей...

– Вы успокойтесь, – мягко сказала Вероника, – теперь уж что...

– И верно, – женщина закивала головой и вытерла слезы рукавом, – что уж теперь делать! Только оплакать да похоронить по-человечески. Говорила ведь я ему, сколько я ему твердила: «Витя, не доведет тебя такая жизнь до добра!»

– А он что? – невольно спросила Вероника.

– А он только отмахивался – брось ты, все так живут! Да как же все, говорю, люди работают, премии получают, хорошего-то работника всегда ценят... А Витька смолоду такой был – с людьми плохо уживался, поработает два месяца – и заявление об уходе подает. Все, говорит, там сволочи, начальство норовит его обмануть, деньги недоплатить, я, говорит, горбатиться на чужого дядю не желаю!

Женщина помолчала, глядя, как Вероника аккуратно заполняет бланк заказа.

– Так вот и жил... Женился было, только она и года с ним не выдержала – злой он очень бывал, когда выпьет... Может, и правда на работе к нему плохо относились – с двумя судимостями-то на хорошую работу кто возьмет?

Женщина сообразила, что ляпнула лишнее, и прикрыла рот рукой, но Вероника даже не подняла головы от своих бумажек, как будто не слышала ее слов.

– Так и перебивался, мне ничего не рассказывал. То последние деньги у меня выпросит, а то придет веселый, при деньгах – гуляем, говорит, Анька, все у нас будет путем! Витя, говорю, нечестные это деньги, не будет от них ничего хорошего! Так оно и вышло... погиб мой Витенька...

– Как – погиб?! – Вероника подняла голову от бумаг. – Вы же говорили – умер... Я так поняла, что сердечный приступ...