Роберт Маселло - Бестиарий Страница 15

Журналист из «Арт-ньюс» представился, хоть и с некоторым трудом, рот у него был набит пирожным. Звали его Александр Ван Ностренд, он действительно собирался посетить еще один прием, но при виде Бет оживился и решил, что определенно хочет больше узнать о происхождении выставки.

— Как вам известно, Музей Гетти обладает одним из богатейших в мире собранием древних иллюстрированных рукописей, — начала Бет. — Эти церковные работы, большинство из которых датируются одиннадцатым — тринадцатым веками, создавались для библиотек английских приоратов и монастырей.

Она завела свою обычную шарманку, часть этого текста была записана для аудиотура по музею, но Ван Ностренд, похоже, нисколько не возражал.

— Все эти манускрипты считались весьма ценными, и во многих монастырях, таких как Абингдон, Уолтем, Уорчестер и Церковь Христова в Кентербери, велся их список, или каталог. Мало того, порой книги просто приковывали цепями, в буквальном смысле этого слова, к алтарям и кафедрам.

— Да, — кивнул Ван Ностренд. — Выставка все это прекрасно демонстрирует. Одного не могу понять, — продолжил он, тут Бет заметила у него на нижней губе прилипшую крошку пирожного, — что такого завораживающего находите в них вы? Что заставляет красивую молодую женщину, если так можно выразиться…

Он ждал реакции, но Бет просто улыбнулась и промолчала.

— …посвятить всю себя без остатка такому древнему и, не побоюсь этого слова, пыльному предмету?

Сказать ему насчет крошки? Бет решила, что не стоит.

— Думаю, прежде всего их красота. Именно она привлекает меня в манускриптах.

— Короче, вся эта позолота? Шик-блеск-мишура?

— В ряде случаев, — ответила Бет и, сев на своего конька, слегка оттаяла, — многие из средневековых работ выглядят весьма эффектно, особенно если создавались для императоров и королей. Другие гораздо скромнее, хотя мы и называем их иллюминированными, в строгом смысле этого слова они таковыми не являются. В их оформлении не используется позолота или серебро, но все равно выполнены они прекрасно и написаны тоже превосходно.

— А по какому принципу вы отбирали экспонаты для этой выставки?

У Бет возникло неприятное ощущение, что собеседник не расслышал ни слова из того, что она только что говорила, что он задавал все эти вопросы лишь с одной целью — удержать ее рядом с собой. Но альтернативой было возвращение к миссис Кейбот и чете Критчли, поэтому она предпочла остаться.

— Эти рукописи отличает одна характерная и весьма, на мой взгляд, любопытная особенность. Хотя принадлежали они разным монастырям, иногда в самых разных уголках страны, все они объединены определенным стилем письма и иллюстраций. Все эти книги, уверена, вам об этом известно (никогда не помешает немного польстить собеседнику), обычно оставались неподписанными. Создавались они монахами в монастырях анонимно, в продуваемых всеми ветрами скрипториях, специальных помещениях для переписки рукописей. По моему мнению, у всех экспонатов этой выставки один и тот же автор.

— То есть как? Ведь текст почти всегда один и тот же, разве нет? Библии, писания святых отцов, Евангелия?

Ну что же, кое-что он все-таки уловил.

— Да, верно, хотя тематика их куда шире, чем принято считать. Существует большая дистанция между Евангелием из Линдисфарна[8] и «Tres Riches Heures»[9] герцога Беррийского. Между «Историей Рима» Лайви и «Этикой» Аристотеля, «Энеидой» Вергилия и «Приключениями Марко Поло». Король Франции Карл Пятый был таким поклонником Марко Поло, что собрал пять копий этой книги, причем одна из них была в золотом переплете.

— Но эти книги отделяют друг от друга века!

— Правильно, но монах или переписчик, создавший, как я считаю, все собранные на нашей выставке работы, жил примерно в середине или конце одиннадцатого века. Он писал очень характерным наклонным почерком, точнее — с небольшим наклоном влево. Это означает, что он мог быть левшой или же имел какие-то проблемы со зрением. Все иллюстрации у него узнаваемы, они обладают редкой психологической остротой.

Бет казалось, что даже в цифрах, которые обычно писались строго по правилам и не отличались выразительностью, этот неизвестный переписчик сумел передать чувства и оттенки.

— Нет, погодите, — возразил Ван Ностренд, — преклоняюсь перед вашими знаниями в этой области, но смею заметить следующее: текстом обычно занимались писцы, а художники украшали и создавали картинки. Выходит, над одной рукописью работали двое разных людей, так?

— Да, — кивнула Бет. — Обычно так оно и было, но что-то подсказывает мне, что этот человек, Микеланджело рукописного мира, делал все сам. Отсюда и название выставки — «Гений монастыря». Оно выбрано не случайно. Я хотела тем самым отдать должное талантам монахов в целом и подчеркнуть гениальность мастера своего дела, который превзошел всех их.

Судя по всему, Ван Ностренд все еще сомневался, и Бет решила привести еще одно доказательство.

— Этот человек, этот художник, гордился своими достижениями. Хотя большинство таких работ делались анонимно, он всегда умудрялся ввести в письменный текст нечто от себя, оставить свою маленькую метку.

— Надеюсь, что не в Библии?

— Нет конечно, — ответила Бет. — Он бы никогда на такое не пошел. За это можно было лишиться работы, даже из монастыря могли выгнать. Нет, он изобрел более оригинальный способ.

— Какой же?

Крошка, прилипшая к губе журналиста, наконец оторвалась, и ее унесло вечерним ветром.

— Он проклинал.

— Что?

— Он насылал проклятие на любого, кто посмеет украсть или испортить его труд.

Ван Ностренд рассмеялся, Бет тоже.

Именно эта особенность с самого начала натолкнула ее на то, чтобы собрать вместе столь разные книги на выставке. В верхней части манускрипта почти тысячелетней давности из аббатства Ридинга она нашла надпись: «Liber sancte Marie Radyng(ensis) quern qui alienaverit anathema sit». Что в переводе с латыни означало: «Да проклят будет тот, кто испортит эту книгу». На других рукописях, доставленных с разных концов Британских островов, имелись аналогичные надписи с проклятиями, в ряде случаев куда более цветистые и изобретательные. И, несмотря на то что точно датировать все эти труды было сложно, Бет догадывалась, что неизвестный монах становился со временем все более нетерпимым, а потом вдруг и вовсе исчез со сцены и его работы больше не появлялись. Что с ним произошло? Здоровье подвело или умер? Может быть, ему просто перестали давать работу? И наконец, кем он был, этот удивительный человек? Выставка стала первым шагом Бет в попытке выяснить это.