Сьюзан Хаббард - Исчезнувшая Страница 15

— Не забудь взять платье, — сказала мае. — Ужинать будем не дома. — Ей нравилось наряжаться и ходить в шикарные рестораны.

После ужина, предоставленная самой себе, я открыла ноутбук и решила поискать ответы на кое-какие вопросы самостоятельно.

Это заняло некоторое время, но, прочитав больше сотни постов незнакомых людей, я вывела конкретную причину, почему вампиры и смертные стараются не иметь дела друг с другом: отсутствие доверия.

Вампиры лгут. Они лгут смертным почти все время, скрывая собственную видовую принадлежность. И друг другу лгут по всевозможным причинам. Когда вампир блокирует свои мысли, он, с вероятностью, лжет — или хочет, чтобы собеседник подумал, что он лжет, что является еще более замысловатой тактикой.

Разумеется, смертные тоже лгут. Но поскольку мы можем слышать их мысли (а еще загипнотизировать, напугать или покусать их), у нас имеется решительное стратегическое преимущество.

Смогут ли вампиры и смертные вообще когда-нибудь сосуществовать тем мирным и плодотворным образом, какой видится сангвинистам? Я начала в этом сомневаться. Могут ли вампиры вести этичную жизнь, если им нельзя доверять? Является ли честность и надежность необходимой составляющей этики?

Будь здесь папа, мы бы часами обсуждали эти вопросы, рассматривая весь ряд интерпретаций и сопутствующих факторов, уточняя термины, используя язык для связи объективного, социального и субъективного миров. Но папа отсутствовал, и эти проблемы оставались для меня безнадежно запутанными.

У меня зазвонил мобильник, и я с радостью прервала размышления. Голос Мисти, с большим придыханием и выше, чем у меня, сообщил, что у нее сегодня свидание с Джессом.

Я поняла, что она ищет моего одобрения.

— Это хорошо, — сказала я. — Правда, хорошо. Здорово.

— Мы пойдем на причал… э-э… посмотреть на звезды.

— Вечер вполне подходящий, — сказала я. — Луна полная, и Марс будет всходить на востоке.

Она хихикнула, словно «смотреть на звезды» означало нечто другое. В плане разговоров с подружкой я явно подрастеряла навыки.

— Обязательно спрошу у Джесса про Марс. Надеюсь, насекомых не очень. Уж больно комары меня любят.

Я подумала, не порекомендовать ли ей травы для отпугивания комаров. У мамы росли кое-какие. Но потом сообразила, что ей не нужен совет. Ей нужно сочувствие.

Вы когда-нибудь анализировали человеческие разговоры? В большинстве из них цель — в плане выполнения задачи или поиска информации — отсутствует. В основном это попытка установить личные отношения на основе взаимного согласия. Я знакома с этой формой диалога по беседам с моей подругой Кэтлин, которая, в определенный период, звонила мне почти каждый вечер.

— Комары, — сказала я теперь, — гады. — Вампиров комары не трогают. Видимо, наша кровь им не по вкусу.

— Ненавижу комаров. — В речи Мисти присутствовала еле уловимая южная тягучесть, более мягкая, чем флоридский акцент Осени. — И птиц тоже.

— Птиц-то за что?

— Я их боюсь. У них такие злобные маленькие лица. — Мисти издала странный звук, наподобие утробного чириканья, какое издают нервничающие кошки. — У них такой вид, будто они хотят выклевать тебе глаза.

Я не нашлась с ответом.

— А ты чего боишься?

— Остаться не у дел, — брякнула я, не подумав.

— Ой, об этом не беспокойся. — Она явно развеселилась. — Я прослежу, чтобы ты участвовала во всех наших вечеринках. А когда снова начнется школа, я тебя со всеми познакомлю.

— Вряд ли я стану ходить в школу. — Этот вопрос еще даже не поднимался.

Но, по-моему, она меня не слышала.

— Как думаешь, Джессу больше нравятся юбки или обтягивающие джинсы? — щебетала она.

Наша беседа длилась еще час. У меня заболело ухо. Я сказала, что мне надо идти, и Мисти еще десять минут говорила: «Ладно. Пока. Погоди», — и разговор сворачивал на новую тропинку, которые вились, делали петли и снова возвращались. Наша болтовня представлялась мне гигантской паутиной, всей в узелках и зацепках, и такой запутанной, что у меня голова разболелась.

Когда мы наконец распрощались, я встала и некоторое время ходила вокруг дома, дабы прочистить мозги. Затем вытащила на террасу свой новый телескоп.

Двадцатисантиметровая зеркалка весила двадцать пять килограммов. Перед отъездом в Ирландию папа научил меня ею пользоваться.

— Задача телескопа — вбирать свет, — говорил он. — В Хомосассе хорошо смотреть на небо, поскольку здесь оно относительно свободно от светового загрязнения.

Первый раз заглянув в окуляр, я испытала разочарование, ибо увидела только размытые пятна темноты и света.

— Терпение, Ари, — сказал папа. — Надо научиться смотреть. Помнишь, как ты в первый раз попыталась отыскать на небе созвездия? Там не оказалось ни медведей, ни львов.

Я помнила. Поначалу я едва узнавала Большой Ковш. Затем, однажды ночью, я вдруг сумела увидеть эти фигуры, поименованные звездочетами тысячи лет назад — за небольшими исключениями. Лебедь по сей день не слишком напоминает мне гордую птицу, а Персей и на человека-то не похож, не то что на героя.

— Со временем твой глаз начнет различать детали, невидимые для тебя сейчас, — говорил папа.

Влажность была такая высокая, что, пока я устанавливала телескоп, мне казалось, будто я делаю это вплавь. Это напомнило состояние воздуха перед ураганом — плотный, горячий и порывистый. Я прикидывала, не надвигается ли очередной тропический циклон.

В итоге сегодня оказался не самый подходящий день для астрономических наблюдений. По небу непрестанно неслись облака. Но время от времени перед глазами у меня мелькали лунные горы и кратеры и странные тени, отбрасываемые горами на равнины. Я изменила положение телескопа и разглядывала созвездия, когда заметила тусклый красный свет огромной звезды, мерцавшей за правым плечом Ориона. Не успела я ее рассмотреть, как набежало облако.

Но я запомнила ее расположение и позже определила, что это Бетельгейзе: красный супергигант в шестьсот пятьдесят раз крупнее Солнца. На найденном в Сети сайте говорилось, что жизнь Бетельгейзе «близится к концу».

Вообразите предсказанный для Бетельгейзе взрыв сверхновой. Умирающая звезда сбросит внешние слои и превратится в облако светящегося газа и плазмы. Ученые расходятся во мнениях относительно последствий этого взрыва для Земли. Некоторые полагают, что на нас обрушится ливень частиц и гамма-лучей. И насчет времени тоже нет единства — некоторые считают, что это произойдет в следующем тысячелетии или около того. Но в одном они единодушны: Бетельгейзе умрет. Интересно, где я буду, когда это случится?