Стивен Кинг - ОНО Страница 16

Патти знала о его беспокойных снах. Раз шесть он будил ее своими метаниями и стонами. Возможно, были и другие случаи, когда она не просыпалась в эти мрачные промежутки. Патти придвигалась к нему с расспросами, а он отвечал одно и то же «я не знаю». Затем брал сигареты и курил в постели, прогоняя остатки сна.

Ребенка не было. Родители все представляли — до 28 мая 1985, — как будут нянчить внуков; отдельная комната все еще рассматривалась как детская; подушки побольше и подушки поменьше занимали свои места в нише шкафчика ванной; доктор наносил ежемесячные платные визиты. Мать Патти, занятая собственными проблемами, оставила эти расспросы в письмах и не упоминала об этом даже, когда молодые сделали одну из двух ежегодных вылазок в Нью-Йорк. Стэнли был молчалив. Она видела, как по лицу мужа временами пробегает тень, будто он пытается и не может вспомнить что-то…

А в остальном их жизнь текла размеренно и безоблачно вплоть до телефонного звонка, раздавшегося во время передачи «Семейные распри». У Патти было шесть рубашек Стэна, две собственные блузки, набор принадлежностей для ремонта одежды и коробка с пуговицами; у Стэнли был новый роман Уильяма Денборо с рычащим зверем на обложке и лысым мужчиной в очках на обороте.

Стэн сидел у телефона. Подняв трубку, он произнес: «Добрый вечер, это дом Урисов». Пока он слушал, между бровями залегла складка. — Кто, вы сказали?

Патти оцепенела. Позднее стыд заставил ее солгать, рассказав своим родителям, что она знала: в момент, когда прозвонил телефон, что-то должно произойти ужасное. На самом же деле она лишь подняла глаза от рубашки. Возможно, Урисы ожидали чего-либо, начавшегося задолго до телефонного звонка и не связанного с их прекрасным домом, расположенным позади тисовой аллеи, с их размеренной жизнью… Чего-либо уже проявлявшего себя и не нуждавшегося в лишних подтверждениях… и достаточно было мгновенного испуга, моментального укола напряженных нервов, чтобы почувствовать это.

— Это мама? — спросила Патти одними губами, подумав про себя, что случилось что-то с отцом, потяжелевшим на двадцать фунтов и страдавшим «желудочными болями», как он их называл с конца 40-х годов, когда получил сердечный приступ.

Стэн отрицательно покачал головой, улыбнулся чему-то услышанному по телефону. — Ты… это ты! О черт возьми! Майк, как же…

Он прервал себя и вновь прислушался. Улыбка сникла, и лицо его — Патти знала — приняло выражение, когда он слышал что-то из ряда вон выходящее. Но что это на сей раз? Новый клиент? Старый друг? Все может быть. Она повернулась к телевизору, где женщина неистово обвила шею Ричарда Доусона. Патти подумала, как же ему достается во время передач и что она сама мысленно ни разу его не целовала.

Затем продолжила поиски черной пуговицы для голубой джинсовой рубахи Стэна, мимоходом отметив, что беседа шла по накатанной дорожке: Стэнли хмыкал время от времени и затем спросил: «Ты уверен, Майк?» Наконец, после длинной паузы, он сказал: «Хорошо, я понял. Да, я… Да-да, все. Я представляю себе. Я… что? Нет, не знаю… О? Это он?.. Да, будь уверен! Конечно, я готов. Да… конечно… спасибо… да… До свидания». И он положил трубку.

Патти бегло посмотрела на него, слепо уставившегося в пространство над телевизором. В шоу тем временем семья Райанов сорвала аплодисменты, угадав популярный ответ («математика») на вопрос: «Какую дисциплину более других ненавидят школьники?» Райаны запрыгали от радости, угадав. Стэнли, однако, оставался хмурым. Позже она говорила родителям, что его лицо было каким-то неестественно-бледным, умолчав о том, что тогда приписала эту бледность неверному свету настольной лампы с зеленоватым стеклом.

— Кто это был, Стэн?

— Хм? — Он повернулся в ее сторону. Патти показалось, что в его рассеянном взгляде угадывался оттенок раздражения. Позднее, раз за разом проигрывая эту сцену, она пришла к выводу, что у Стэнли было лицо человека, с каждой минутой все более отдалявшегося от реальности, на глазах становящегося чужим.

— Кто звонил?

— Никто, — ответил он. — Правда, никто. Я думаю, надо принять ванну. — И он поднялся.

— Что, в семь часов?

Он не ответил и вышел из комнаты. Она должна была спросить его, в чем дело, догнать и узнать, все ли в порядке с его желудком: он обладал сексуальной раскованностью, но был до смешного сдержан в других естественных проявлениях. Тем временем на экране появилась новая семья — Пискапо, и Патти предвкушала, что вот сейчас Ричард Доусон наверняка придумает что-нибудь забавное, чтобы обыграть фамилию, а она уже потратила массу времени на поиски черной пуговицы, хотя помнила, что в коробке их была чертова уйма, и куда они запропастились — один Бог знает…

Потому она позволила ему выйти, не обратив особого внимания на этот факт — пока случайно не зацепила взглядом пустующее кресло. Через некоторое время прекратился шум воды в ванной… но дверь не открывалась, и это означало одно-единственное: что Стэнли еще там с банкой пива. А она-то хороша: кто-то позвонил ему, окатил помоями, а родная жена даже не выразила сочувствия. Сказала она ему что-нибудь утешительное? Нет. Может быть, попыталась отвлечь? Тоже нет. Ну хоть поинтересовалась, в чем дело? И опять нет. И все это из-за дурацкого шоу и из-за пуговиц (Патти нашла, наконец, себе оправдание).

Ладно, она исправится, принесет ему еще банку пива, сядет на край ванны, погладит спину, изображая гейшу, вымоет ему голову и — попутно — выяснит, в чем трудности или кто это был…

И Патти, прихватив банку пива, поднялась наверх. Первое, что поставило ее в тупик, — закрытая дверь ванной. Не просто прикрытая, а запертая на задвижку. У Стэнли не было привычки запираться в ванной. Закрытая дверь означала, что он справляет нужду. Если он пользовался ванной, дверь была открыта.

Патти заскребла по двери ногтями. Удивительно, но факт — она не могла припомнить в их семейной жизни подобного случая.

Беспокойство ее росло; ей вдруг вспомнилось озеро Карсон, где она плавала еще девчонкой. В начале августа вода в озере была еще теплой как парное молоко. Но в некоторых местах были холодные течения; попадая в такое место, человек чувствовал, как вдруг температура падала градусов на двадцать. Именно такое ощущение и полоснуло сейчас Патти. Волна холода подкатила под сердце.

— Стэнли? Стэн?

Она уже не просто царапала по двери — она осторожно стучалась.