Ннеди Окорафор - Фантастические создания (сборник) Страница 16

Озиома облегченно выдохнула и медленно встала.

Поравнявшись с Айдо-Хведо, тварь нагнулась поближе и заговорила с богиней. Озиома слышала ее шепот, но была слишком далеко, чтобы разобрать слова.

Змея замолчала и уставилась на Озиому.

— Озиома Угочикву Мбагву, ты знаешь, кто это? — спросила Айдо-Хведо.

— Нет, — сказала Озиома.

— Это Экемини, и он из моего народа, — рассмеялась богиня, и радуга в небе увеличилась, заливая все вокруг медово-золотым, мандариновым, нежно-розовым, морским голубым и древесно-зеленым. — А мой народ могуществен и порядком… непредсказуем. Ты знаешь, как тебе повезло, что ты еще жива?

— Я не хотела, чтобы он убил кого-то еще, — сказала Озиома, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. Она махнула в сторону человека, лежащего на земле, — он уже не шевелился. Озиома так и не разглядела его лица, но это было не важно: в городке не было ни одного человека, которого она бы не знала и который бы не знал ее.

Богиня ничего не сказала, оценивающе глядя на Озиому. Озиома стояла прямо. Она только что десять минут смотрела в глаза смерти. Даже богиня понимала это. Озиома сама себя чувствовала богиней. Что такое смерть?

Озиома твердо встретила взгляд богини, но из уважения опустила глаза. Отец учил ее, что она должна всегда, всегда, всегда уважать старших. А кто может быть старше богини?

— Он говорит, что ты произвела на него впечатление, — сказала Айдо-Хведо.

«Он выбрал забавный способ это продемонстрировать, — подумала девочка. — Разве он не собирался меня убить?!»

Но, разумеется, она не произнесла этого вслух. Лучше было не говорить богине, что она думала о твари, только что убившей одного из ее соплеменников.

Озиома все еще почтительно смотрела в землю, как вдруг что-то упало в грязь перед ней. Она невольно охнула, нагнулась, подняла это и вымыла в ближайшей луже. И поднесла к глазам.

Кусок чистого золота в форме дождевой капли. В свете божественной радуги он светился. Еще один слиток упал, потом еще. Ни один не попал в Озиому, не ударил ее, а тело погибшего, лежащего на земле, усыпали сотни маленьких золотых капель.

Богиня взмыла вверх по огромной железной цепи прежде, чем прекратился дождь из чистого золота.

К этому моменту люди бегали вокруг Озиомы, собирая щедрые дары Айдо-Хведо в карманы и изредка касаясь плеча Озиомы. Уважение, благоговение, просьба о прощении и понимание — все это содержали в себе их бессловесные прикосновения.

Озиома тоже собрала свою часть золотых капель, когда убедилась, что змея и богиня исчезли.

В следующие семьдесят пять лет в Агуатауне не было ни одного случая нападения змей на человека. До тех пор пока маленький мальчик по имени Нвокеджи, говоривший с орлами, не искусил судьбу.

Но это уже совсем другая история.

Нил Гейман

Жар-птица

Пер. А. Аракелова

Я впервые встретил подобную птицу в работах Э. Несбит. Эту историю (в стиле выдающегося американского писателя Р. А. Лафферти) я написал на 18-летие моей дочери Холли. Надеюсь, тебе понравится.

Светляки, рыбы-дельфины, запеченные бока единорога… Члены Эпикурейского клуба пробовали все на свете. Или не все?..

Ребята в Эпикурейском клубе состояли тогда бедовые и небедные. И погулять не дураки. Было их пятеро:

Огастес ДваПера Маккой, человек-гора — габаритами с троих, евший за четверых, пивший за пятерых. Прадед его основал Эпикурейский клуб на деньги от тонтины[2], в которой постарался забрать все — традиционным способом.

Профессор Мандалай, нервный коротышка, серый, как призрак (может, он и был призрак: в мире случались вещи и постраннее), который пил только воду и ел кукольные порции с тарелок не больше блюдечка. Впрочем, гурман — не обязательно обжора, а Мандалай постигал самую суть всякого блюда, что перед ним ставили.

Вирджиния Бут, ресторанный критик, некогда писаная красавица, которая ныне превратилась в роскошную величественную развалину и своей разваленностью упивалась.

Джеки Ньюхаус, потомок (сомнительным манером) великого любовника, гурмана, скрипача и дуэлянта Джакомо Казановы. Как и его знаменитый родственник, Джеки Ньюхаус разбил немало сердец и отведал немало деликатесов.

И наконец, Зебедия Т. Кроукоростл, единственный эпикуреец-банкрот: он вваливался на собрания клуба с бутылкой дешевого пойла в бумажном пакете, небритый, без шляпы и без пальто, а зачастую не то чтобы даже в рубашке, но ел с аппетитом, которого хватило бы с лихвой на всех.

Слово взял Огастес ДваПера Маккой.

— Мы перепробовали уже все, что можно, — сказал Огастес ДваПера Маккой, и в голосе его сквозили печаль и горечь. — Отведали мясо стервятников, ели кротов и крыланов.

Мандалай сверился с блокнотом:

— На вкус стервятник напоминает протухшего фазана. Крот — трупного червя. Крылан по вкусу — точь-в-точь как упитанная морская свинка.

— Пробовали совиного попугая, мадагаскарскую руконожку и гигантскую панду…

— М-м-м, жареная отбивная из пандятины, — вздохнула Вирджиния Бут и сглотнула слюну.

— Даже кое-какие давно вымершие виды случались у нас на столе, — продолжал Огастес ДваПера Маккой. — Мы ели быстрозамороженную мамонтятину и мясо гигантского ленивца из Патагонии.

— Жаль, что мамонт был лежалый, — вздохнул Джеки Ньюхаус. — Зато понятно, отчего эти волосатые слоны так скоро закончились — люди быстренько их распробовали. Я, конечно, ценитель изысканных блюд, но в тот раз с первого же куска мои мысли обратились к канзасскому шашлычному соусу, и будь эти ребрышки посвежее…

— Не вижу ничего страшного в том, что он полежал во льду пару тысяч лет, — заметил Зебедия Т. Кроукоростл. Он оскалился, обнажив кривые, но все же острые и крепкие зубы. — Но если всерьез говорить о вкусном, правильный выбор — мастодонт, без вариантов. За мамонтов люди брались, когда не могли достать мастодонта.

— Мы ели кальмаров, гигантских кальмаров, необозримых кальмаров, — говорил Огастес ДваПера Маккой. — Мы ели леммингов и тасманских тигров. Мы ели шалашников, овсянок и павлинов. Мы ели рыбу-дельфина (которая не то же, что млекопитающее дельфин), гигантскую морскую черепаху и суматранского носорога. Мы ели все, что можно съесть.

— Глупости. Еще сотен блюд мы не пробовали, — заявил профессор Мандалай. — Даже тысяч. Ну, вспомнить хотя бы, сколько тысяч видов жуков мы пока обходили вниманием.

— Ой, Мэнди, — вздохнула Вирджиния Бут. — Отведав одного жука, считай, что знаешь вкус всех. А мы перепробовали сотни видов. И только навозники хоть чем-то порадовали.