Стивен Джонс - Вампиры Страница 164

Их кости становились все тоньше, замещались фиброзными волокнами. Их плоть таяла и растворялась. Джек делал глубокие надрезы на внутренней стороне локтей, на внутренней поверхности бедер, на икрах и заставлял жену и детей пить его кровь. Но кровь словно проходила сквозь их тело, лишь ненадолго возвращая цвет их коже, и в полутьме дома они казались призраками, тенями ушедших людей.

Как быстро они снова бледнели, как быстро они таяли, превращаясь лишь в смутное воспоминание о себе самих!

Тогда он стал отрезать куски своего тела и кормить семью своей плотью и кровью. К счастью, теперь одного куска им хватало надолго: их маленькие и острые как у крыс зубы отщипывали крохотные порции. Его жена и дочери уже давно не пользовались словами, а потому не могли выразить ему свою признательность. Но Джек в этом и не нуждался. Это была семья, о которой он всегда мечтал. Ему достаточно было видеть благодарность, светившуюся в их глазах.

Его одежда давно порвалась в клочья и пропиталась кровью. Однажды Джек увидел, как его сын сосет один из таких кровавых ошметков, и решил, отбросив последнее смущение, отказаться от одежды. Теперь он ходил по дому обнаженным, его наготу прикрывали только хрупкие тела его жены и детей. Они висели на его теле, прижимаясь ртами к его открытым ранам.

Так шло время. Месяц за месяцем они были неразлучны, и Джек чувствовал, что сердца всей семьи бьются в унисон. Однажды он проснулся около полуночи от причмокивания их сосущих губ, от тихого скрежета их зубов, вгрызавшихся в его плоть. Под эти звуки он снова заснул, а несколько часов спустя, когда серый утренний свет проник в комнату, Джек увидел, что его жена и дети наконец насытились, опьянели, осоловели от сытости, а их глаза полны восхищением и обожанием. Он почувствовал себя бесконечно счастливым оттого, что смог позаботиться о своей семье, накормить их, вернуть им жизнь. Теперь, наевшись, они отвалились от его тела.

Постепенно они снова обживали дом, и Джек видел, что теперь они сильнее и здоровее, чем были когда-либо.

Правда, они больше не благодарили его, но разве хороший муж и отец нуждается в благодарности?

Он лишь следил за тем, как они росли, становились тоньше, гибче, прозрачнее.

Год спустя он уже не видел их. Иногда ему казалось, что он различает чье-то лицо на обивке мебели, видит круглый глаз или рот, раскрывающийся в беззвучной мольбе, среди покрытых густым слоем пыли цветов на подоконниках.

Еще пять лет спустя затих и невнятный шепот. По привычке Джек продолжал присматривать за домом. По привычке он готовил домашнее вино из своей крови. Но теперь, прокусив слизистую и собрав целебный бальзам во рту, он проглатывал его сам.

Харлан Эллисон

Попробуй тупым ножом

Перевод Валерия Двинина

Харлан Эллисон родился в Кливленде, штат Огайо. С 17 лет начал посещать Государственный университет Огайо. Через полтора года был вынужден оставить университет из-за громкого скандала с одним из профессоров, заявившим, что у Эллисона отсутствует талант.

Роберт Сильверберг, который был его сверстником и одно время соседом, описывал Эллисона как «небезопасного, бесстрашного, чрезвычайно амбициозного молодого человека, стремившегося доминировать в любом обществе». (Так, известно о столкновении Эллисона на голливудской дискотеке с Фрэнком Синатрой и его телохранителями).

Писать Эллисон начал еще до университета, регулярно публиковал заметки в фэн-прессе. Перебравшись в 1955 г. в Нью-Йорк, он опубликовал свой первый фантастический рассказ «Светлячок» (1956, журнал «Infinite Science Fiction»). За два года до армии напечатал более 150 рассказов в разных жанрах, начиная от фантастики и кончая эротикой и детективом. В те же годы в течение нескольких месяцев был членом бруклинской молодежной группировки «Бароны». Впечатлениятого времени легли в основу романа «Раскаты» (1958). Эллисон — один из немногих авторов того поколения, которое рискует описывать чрезвычайно насыщенную, сложную, многоплановую жизнь современного американского города. Об этом — его нефантастические книги «Смертоносные улицы» (1958), «Юнцы» (1961), «Роккабили» (1961) и ряд других.

Эллисона можно считать провозвестником движения киберпанков, возникшего тремя десятилетиями позже. Возвратившись из армии в 1959 г., Эллисон выпускает в 1960 г. две книги в жанре НФ («Человек с девятью жизнями» и «Прикосновение Бесконечности»), достаточно стандартные по содержанию, но уже начиная с третьей книги («Страна чудес Харлана Эллисона», 1962) его стиль резко меняется. Следующее десятилетие — самое плодотворное в жизни писателя. Он не ищет проторенных дорог, так и оставаясь вне всяких литературных лагерей, а несомненный талант приносит ему семь премий «Хьюго», три — «Небьюла» и ряд других.

Широко известны его сборники «У меня нет рта, но я должен кричать», «Из страны страха», «Тварь, что кричала о любви в самом сердце мира», «Рассказы Птицы Смерти», роман «Феникс без пепла», написанный вместе с Эдвардом Брайантом. Кроме того, он выпустил уникальную антологию «Опасные видения» (1967) и ее продолжение «Другие опасные видения», посвященные «новой волне» в фантастике. По сей день эти книги считаются лучшими антологиями «новой волны».

Той ночью в «Погребке» гремела pachanga. Три забойные группы разом заводили народ. В каждой — по жирной телке, что трясли потным мясом и визжали vaya-vaya. Звук казался чем-то зримым — бешеная атака серебристых тканей и ревущего гудка. Звук был плотным, будто дымовая завеса, и ароматным, как шмон тысячи косяков, забитых отборной травкой — никаких стеблей и семян. Тут и там в темноте мелькали ртутные вспышки открытых ртов, что щеголяли жуткой бранью и золотыми коронками. Шатаясь, Эдди Бурма вошел и привалился к стене. В горле неотвязная, как вата, стояла блевотина.

А на правом боку медленно кровоточила глубокая резаная рана очаг жуткой боли. Кровь уже начала запекаться, рубашка прилипла к коже, и Бурма почуял — больше не кровит. Но все равно дела совсем плохи — вот истинная правда. Порезали его нешуточно.

И где-то там, в ночи, они приближались к нему. Шли за ним. Надо было обязательно добраться… но до кого? До кого угодно.

До того, кто смог бы ему помочь, — ибо только теперь, после пятнадцати лет сплошного мрака, Эдди Бурма наконец понял, через что ему пришлось пройти… что с ним постоянно проделывали… что с ним сделали… и что с ним в конце концов неизбежно сделают…

Проковыляв по короткому ряду ступенек в сам «Погребок», он тотчас растворился в дыму и мечущихся тенях. Языческий дым, пуэрториканский запах, буйные тени другой страны. Он впитывал все, пусть силы его и оставляли он все это в себя впитывал.

Тут-то и крылась беда Эдди Бурмы. Он был эмпатом. Он сопереживал. Глубоко внутри себя — на том уровне, о существовании которого большинство людей даже не подозревает, — он сопереживал миру. Вовлеченность — вот что им двигало. Даже здесь, на этой заштатной танцульке, где глубину подлинного наслаждения подменяли дешевый шик и безвкусица пригородных дискотек, здесь, где никто его не знал, а значит, не мог принести вреда, Эдди Бурма почуял, как пульс целого мира забился в нем. И кровь снова потекла.

Тогда он стал протискиваться обратно сквозь толпу, высматривая телефонную будку, высматривая туалет, высматривая хоть какую-нибудь пустую кабинку. Высматривая хоть кого-нибудь незнакомого или незнакомых, кто спас бы его от мрачных сумерек души, что неотступно и неумолимо за ним скользили.

И наткнулся на официанта. Усы под Панчо Вилью, грязно-белый передник, кружки разливного пива на подносе…

— Простите… где тут gabinetto? — вопросительно протянул Эдди Бурма. Даже слова скользили в крови.

Официант-пуэрториканец недоуменно на него воззрился.

— Perdon?

— Туалет… pissoire… уборная… сортир… очко… Я до смерти истекаю кровью… где тут гальюн?

— А-а! — дошло наконец до официанта. — Excusado… atavio! — Он ткнул пальцем. Эдди Бурма хлопнул парня по плечу и поплелся дальше, по пути чуть не ввалившись в кабинку, где две женщины втихомолку тискались с мужчиной.

Найдя дверь в туалет, он пинком ее распахнул. Типичное отребье из фильма про Кубинского Супермена стояло перед мутным зеркалом и старательно укладывало длинные сальные волосы в замысловатую прическу. Отребье лишь мельком взглянуло на Эдди Бурму и вновь обратилось к топографии своего черепа. Бурма с трудом пробрался по тесной комнатке и скользнул в первую же кабинку.

Оказавшись внутри, он сразу же запер дверцу на шпингалет и тяжело осел на унитаз без крышки. Потом вытащил рубашку из брюк и кое-как ее расстегнул. На правом боку она крепко прилипла к коже. Тогда Бурма осторожно потянул — и рубашка с мерзким хлюпаньем отошла. Ножевая рана шла почти от самого правого соска вниз, к поясу.